Пламя взметнулось выше, взревело, и картины замка погасли. Вокруг костра сидели молча, даже кикиморы притихли, а мавки перестали хихикать, смотрели на печального рыцаря с горячим сочувствием.
Баба Яга молчала, и без того видно – потешила. Ведьмы вытирали слезы, жалостливо хлюпали носами. Одна из мавок, размазывая слезы по всей морде, смотрела на молодого рыцаря покрасневшими глазами.
– Ба-а-атюшка!.. Надо-о-о помочь…
Велес огрызнулся:
– Через неделю смогем. А сейчас – сама знаешь.
– Ему всего две недели осталось!
Велес пожал плечами:
– На одной девке свет клином не сходится. Другую найдет… Ну ладно, ладно, сходится свет! Но мы в неделю примирения не можем вредить другим.
Олег кашлянул, сказал негромко:
– Вы придерживаетесь таких правил. А противник?
Велес сказал грозно:
– А что противник? Разве правила не для всех?
– Правила лишь для равных, – сказал Олег внятно. – А в мир пришел молодой и очень злой бог… и болезненно ревнивый. Он боится честного поединка. Потому он только себя объявил богом, а всех остальных – грязными и подлыми демонами. А раз так, то какие могут быть правила с демонами, исчадиями тьмы? Их надо просто истреблять всеми средствами. Честными и нечестными. Особенно нечестными, ибо они, то бишь вы, – враги всего рода человеческого!
Велес от удивления раскрыл рот:
– Мы?
– Не нравится?
– Но это ж брехня!
– Зато какая. В большую брехню верят лучше. А грандиозную – сразу принимают. Так вы все просто вне правил, вне законов. Вы все – силы тьмы, так объявлено. И вы еще собираетесь придерживаться каких-то правил в борьбе с таким противником!
Красные сполохи костра играли на его лице. Оно выглядело еще более жестоким, чем их нечеловеческие лица. Красные волосы сами казались пламенем. А зеленые глаза блестели, как два изумруда, всегда холодные, бесчувственные.
Перун двинул плечами, смотрел хмуро:
– Не пойму, в чем твоя сила. То, что я вижу, одни твои поражения… С треском, сокрушительные! Но твоя мощь растет. Когда мы с тобой встретились впервые, я был самый могучий бог на свете. Помнишь? Самый молодой, сильный, красивый. Мне поклонялись все на свете, приносили в жертву самых красивых женщин, лучших коней… А ты только вышел из Леса, в соплях путался, тени своей пугался, на коня кидался с вилами – за безрогого лося принял… Но вот ты – молод и силен, хотя ты простой смертный, а я, бессмертный бог, уже стар. И силы мои не те.
– Войны становятся все злее, – напомнил Олег.
– Их ведут другие боги. Не понимаю, как получается у тебя? Даже сейчас, когда в мир пришли новые боги, могучие и ревнивые?
Олег подумал, пожал плечами:
– Наверное, потому, что мой бог – разум. Знание. Я это насаждал всегда, всюду. А наш мир, несмотря на все зигзаги, все же умнеет. А я как жрец становлюсь сильнее.
– Не как бог? Или ты как тот с дудочкой… запамятовал, как его звали, теперь он Сварог?
Олег рассмеялся, но в смехе сожаления не было.
– Мой мир вообще без богов. Так что богом я не стану в любом случае. Но ты не тревожься. Это лишь сначала мне казалось легко. Царство разума выстроить во сто крат труднее, чем царство веры. Очень непросто мне даются даже самые крохотные шажки!
Глава 14
Улучив момент, калика шепнул Томасу:
– Ума не приложу, как тебе удалось склонить их на свою сторону. Я уже все способы перепробовал, все доводы привел. Если в самом деле Леля поможет…
– Эта красивая женщина?.. Она в самом деле богиня?
– Богиня любви и красоты.
– А… славянская Афродита?
– Афродита – значит рожденная из пены. Ты думаешь случайно в ее имени корень «род», «родить»?.. Словом, нам даже помощь Лели сгодится. А ежели еще и других склонит помочь?
– Если ты, мудрый, не уболтал, что я могу?
Калика покачал головой.
Томас краем глаза следил за светлеющим небом. Звезды померкли, вершины деревьев видны хорошо. Это здесь, в окружении дубов, темно, а по остальной земле уже победно идет рассвет. Вот-вот из-за Края Земли вырвется божественный луч, подожжет облака, пойдет вниз…
Когда вершины деревьев заблистали оранжевым, он сжался, изготовился к грохоту, вспышкам… словом, нечисть должна исчезать не просто, а с дикими стенаниями, воплями, богохульством. Так обещал их полковой капеллан. А поляну заполонят запахи серы и паленой смолы.
– Томас, – поинтересовался Олег, – ты что надулся, как мышь на крупу? Или живот схватило? Признаться, еда у них грубая, хоть это и боги. Они ничему не учатся, вот их главная беда. Потому их дни сочтены.
– Их дни сочтены не потому, – нашел в себе силы возразить Томас.
Солнечный огонь медленно сползал по стволам. Костер уже догорел. От углей еще несло жаром, но багровый свет подернулся серым пеплом.
Калика говорил еще что-то мудрое, но не очень нужное, но Томас напрягся, остановившимися глазами следил, как яркий луч опустился на уровень человеческой головы…
И тут увидел с ужасом, что из темной чащи вышли языческая богиня Леля и Яра. Они отсутствовали почти всю ночь и сейчас все еще беседовали тихо, шли медленно, касаясь друг друга кончиками пальцев. Но солнечный луч, Томас это видел отчетливо, продырявил зеленую листву как раз у них на пути! В утреннем полумраке этот луч выглядел огненным мечом в руке грозного архангела, который перегородил дорогу нечестивым.
Томас бросился навстречу. И с ужасом увидел, что опаздывает. Им оставалось два шага. Леля на миг запнулась, что-то объясняя, но Яра продолжала двигаться, ее длиннющие, как у цапли, ноги несли ее прямо под карающий и всесжигающий луч…
Томас сцепил зубы, зажмурился. В глазах ослепительно блеснуло. Он переждал, пока перестанут плавать красно-багровые круги, обреченно раскрыл глаза, в душе было холодно и гадко.
Леля и Яра неспешно шагали уже по залитой солнцем поляне. Их золотые волосы горели, как расплавленное золото, тяжелыми водопадами ниспадали на прямые спины. Искорки прыгали в волосах, похожие на крохотные солнца.
Он испустил вздох облегчения. Значит, это он зажмурился с такой силой, что посыпались искры, а потом потемнело. Но почему с этими женщинами ничего не случилось? Даже Яра должна если не сгинуть под ударом солнечного бича в руке бога, то по крайней мере покрыться в наказание безобразными язвами. А уж языческая демоница… демонесса…
Леля обратила внимание на встревоженный вид рыцаря:
– Сэр витязь, что стряслось?