На Темной Стороне

– Да ладно тебе… Я сам могу с кем угодно разобраться. А почему машина не летит кувырком?

– А теперь везде бескамерная резина. Тут же запирает любые пробоины.

Филипп поморщился:

– Все равно свистишь. Я хоть не служил в тех местах, где служил ты, но знаю, что существует спецсредства «Еж» и «Скорпион» для принудительной остановки автомобилей! Значит, работает системка-то!

Дмитрий рассмеялся:

– А вот фигушки… «Еж» не колючка, а металлический трак! Там трубочки с отверстием примерно в 8–9 миллиметров. Трубочки срезаны наискось и надеты на специальные выступы в траке. Надеты не намертво, а так, чтобы легко отрывались от трака, оставаясь в колесе. Трубочки пробивают колесо, остаются в резине, и через них почти моментально вылетает весь воздух. Иначе ничего не выйдет. Увы, Филипп! Даже «Ежом» не перевернешь автомобильчик. Иначе киллеры уже давно перестали бы использовать автоматы, а перешли бы на более дешевую, простую в переноске «колючку». А ведь таскают АКСУ, АКС и АКМ, которые так не любит Слава. А ведь трудно, жутко трудно таскать эти пушки по городу, но таскают… Потому как по точности, скорострельности, мощности и цене они им наиболее симпатичны. Как профессионалам. А быстро-сборно-разборно-офигительные прибамбасы оставляют теоретикам и Джеймсу Бонду. Хотя то, что ты использовал блокиратор затвора (я бы до такого изврата просто не додумался) и длинный патрон, действительно увеличивает дульную энергию настолько, что пробивание бронированной двери становится возможным… Словом, где-то ты идешь верно, но все равно, убей меня, все равно не пойму, как это может повысить авторитет попов!

– Я не поп, – огрызнулся Филипп.

– Ну священников, – поправился Дмитрий.

– Я не священник! – заорал Филипп. Он выкатил глаза, грохнул по столу огромным кулаком. – Я богослов!.. Богослов, понятно?.. Бо-го-слов!!!

Дмитрий отодвинулся, двумя руками удерживал подпрыгивающую кружку, в то время как Филипп мерно колотил по столу, расчленяя слова для доходчивости.

Слава сказал примиряюще:

– Филипп, не кипятись… Не видишь, он нарочно тебя заводит. Наверное, пиво кончается. Мне до лампочки, как ты себя называешь. Лишь бы не гомосеком, этих гадов я все равно не приму за людей.

Дмитрий усмехнулся:

– Неужели за свою долгую жизнь тебе уже тридцать есть?.. Ого, тридцать два, так и не трахнул ни одного мужика? Ни в жизнь не поверю!

Слава поморщился, глаза стали серьезными:

– Это другое дело. Я и срать хожу в туалет каждый день, но не кричу об этом на улице. И даже делаю вид, что вообще только ручки хожу мыть и ничего больше… А вот с гомосеками и катакомбниками… Филипп, не бей, это я пошутил неудачно. Все равно для меня любое православие… гм…

Филипп рывком встал, лицо белое, перекошенное, в глазах ярость. Метнулся к холодильнику, открыл дверцу так, что чуть не слетела с петель, а холодильник чуть отодвинулся от стены. Долго шарил, Дмитрий и Слава видели только широкую спину, Филипп явно выдыхает злость, затем оба услышали раздраженный голос молодого богослова:

– Пиво есть, это рыба кончилась!.. Вот и злится.

Дмитрий сказал торопливо:

– Там икра в черной банке.

– Это? – спросил Филипп недоверчиво. – Ого!.. Не подумал бы.

– Тащи, – велел Дмитрий. – Как раз просолилась.

Филипп с осторожностью поставил на стол трехлитровую банку с черной икрой. Слава засуетился, большой ложкой выгреб на тарелку, вопросительно взглянул на Дмитрия. Тот кивнул, Слава добавил еще, получилось с горкой.

Филипп все еще с недоверием взял руками маленький комок, отправил в рот, пожевал, глаза прищурились. Слава неотрывно смотрел в рот, громко сглотнул.

– Просолилась, – сказал наконец Филипп. – Можно бы еще соли чуток… но и так хорошо. Везет тебе, Дима! Связи с браконьерами – это не всегда плохо.

– Налегайте, – ответил Дмитрий. – Хоть и не таранька, но какую гадость не станешь жрать под пиво?

Филипп и Слава засмеялись, а Дмитрий отводил глаза, стараясь не видеть ни голодных глаз Славы, ни его выступающих под ветхой рубашкой острых лопаток. На самом деле эта икра из валютного магазина, приготовлена лучшими поварами и мастерами. Он купил за баксы, затем вскрыл банки и переложил в трехлитровую стеклянную, поддерживая легенду, что покупает по дешевке краденую икру у браконьеров, сам умело солит и добавляет специи…

– Да, – сказал Слава. – Да… Ты соли в следующий раз клади больше. А то после тараньки эта икра и вовсе как несоленая…

Дмитрий вытащил из холодильника еще по бутылке, а на освободившиеся места поставил теплое пиво из ящика под кроватью. Друзья медленно работали ложками, деликатничали, все-таки черная икра немалые деньги стоит, хоть и у браконьеров купленная, ее на бутерброды тонким слоем даже в ресторанах намазывают, а тут ложками, да еще столовыми…

– Мы, – сказал вдруг Филипп с нажимом, ложка остановилась на полпути, – мы – катакомбники! Катакомбная церковь. Истинно православная. Именно мы – православные, а не эта… официальная, угодная власти, лакейская, растерявшая все идеалы и чистоту православия!..

– Ты ешь-ешь, – посоветовал Слава, его ложка двигалась, как шатл, от тарелки ко рту и обратно. – Теперь любое православие в глубокой дупе. Хоть официальное, хоть неофициальное. Видел, какую мечеть заканчивают на Манежной площади? Кранты твоему православию.

– Пока жива катакомбная, – отрезал Филипп, – не кранты!.. А она жива, пока живы мы.

– Ну и что? – спросил Дмитрий горько. – Мы все живы. А Россия умирает.

– Потому что вера мертва! А мы ее оживим!

Дмитрий отмахнулся:

– Все равно христианство придумали жиды. Христос тоже жид. А что, ариец? Ни фига… Сами они по своей религии равны богу, даже шапок в синагоге не снимают, а вот для нас придумали: рабы! Господни рабы, божьи рабы, хозяйские, сталинские… В России-то и погромов никогда настоящих не было! Таких, чтобы с резней, кровью…

– А на твоей гребаной Украине? – спросил Филипп раздраженно.

– На моей Украине, – ответил Дмитрий медленно, мечтательно. – Украина – это не лапотная Россия, где могли только в морду дать да, ворвавшись в дом, подушки разорвать! На Украине евреев при каждом восстании вырезали дочиста. Когда проходили казаки Павлюка, Наливайко – на Украине не оставалось ни одного живого иудея. Хотя знают больше только Хмельницкого, который иудеев не просто велел вырезать, но и казнил люто. А Петлюра, Бандера?.. Эх, были славные времена…

– Да, – вздохнул Слава, – теперь ихняя власть…

В тишине слышно было, как с бульканьем переливаются в стакан остатки пива. Телевизор включен, по экрану беззвучно метались мордатые игроки с выпученными глазами, все рассчитывали за крышечку от кока-колы попасть в Голливуд.

Дмитрий разгребал гору шелухи в поисках недогрызенного хрящика, поглядывал на приунывших друзей. Они все трое были «центровыми», так в Москве и пригородах звали тех, кому посчастливилось родиться внутри Садового кольца. Но если до перестройки сынок министра почти не отличался от сына слесаря, по крайней мере – внешне, то теперь именно в Центре был жуткий контраст между роскошью и нищетой.

Как известно, Центр – это по большей мере коммуналки с множеством комнат и гигантскими кухнями. Большую часть новые русские уже выкупили, щедро отдавая взамен одной такой квартиры десяток крохотных на окраине, расселяя все равно недовольных, хоть и согласных центровиков.

В таких квартирах тут же затевался евроукраинский ремонт, то есть ремонт по европейским стандартам силами арбайтеров с Украины, на импортных машинах подвозили драгоценный мрамор, мореный дуб, прочие ценности, и вскоре такие квартиры роскошью и богатством затмевали те, в которых живут мультимиллионеры западных стран.

Но в море таких квартир оставались островки, где жильцы то ли проявляли непомерные аппетиты, то ли просто не желали покидать именно эту квартиру: воспоминания детства, то да се, а запугать или перебить уже шансов не оставалось: успели написать заявления во все инстанции, за ними следили – от общества по уходу за престарелыми до всемогущего мэра, который опомнился и уже не собирался выпускать из рук эти лакомые куски.

Филипп жил как раз в такой квартире: восемь комнат, каждая с зал, кухня – двадцать пять метров, в ванной можно устроить бассейн, черный ход для прислуги прямо на кухню, две просторные кладовки. Правда, в каждой комнате по семье, а в двух не по одной, но все-таки почти все желали оставаться в Центре. Готов был переехать на окраину только один престарелый пенсионер, но и он не доставал соседей, требуя согласиться. Да еще пара семей соглашалась покинуть эту квартиру, если им предоставят по трехкомнатной… и обязательно тоже в Центре.

У него комната самая крохотная: двадцать один метр с чем-то, живет один, это Дмитрию повезло с двухкомнатной, добротной, хотя почти в таком же доме, где коммуналок было еще больше. Чем он занимается, не знали даже друзья, но у него всегда в холодильнике пиво, всегда запас тараньки, обычно одна-две банки с черной икрой, которую покупает на рынке.

Глава 5

Филипп вдруг вскочил, знаками велел всем замолчать. Пальцы нашарили пульт, звук от телевизора пошел громче. Импозантный диктор, который имитирует умного, раскатисто вещал крупным планом:

– Сенат США принял решение в условиях тяжелого состояния России помочь ей в охране уникального озера Байкал. Байкал, как известно, является самым глубоководным озером. В нем сосредототаче… сосредотаначе… гм… в нем воды намного больше, чем, к примеру, в Каспийском море! Байкальская вода является уникальной по составу, недаром ее продают в лучших магазинах Москвы, поставки от фирмы «Асс-соль», в озере живут уникальные виды рыб, что не встречаются нигде в мире и на планете тоже… Но сейчас над Байкалом нависла угроза полного уничтожения ввиду ввода в полную мощность гигантского бумкомбината. Он уже отравил промышленными и прочими отходами почти половину вод, а теперь…

Дмитрий слушал, задержав дыхание и не веря своим ушам. А голос гремел обличающе и грозно: