Сулла бы одобрил

– Да это я так, – ответил Фальстаф и осторожно отхлебнул горячий кофе, – Надеюсь на лучшее.

Минут десять я сосредотачивался и пытался хотя бы подвигать курсором, не удавалось, да что за хрень, даже макаку обучили мысленно набирать буквы с клавиатуры, потом вдруг на экране появились буквы Е… В… П…

Я постарался зафиксировать это состояние, вообразил, как набираю: «Все получилось. Я здесь. Если что и потерялось, проследить не могу…»

На экране это высветилось немного с ошибками и рваными словами, но, надеюсь, теперь пойдет легче, уже поймал, как задействовать клавиатуру и даже курсор мышки.

Фальстаф оглянулся, руки затряслись так, что кофе пролилось на брюки.

– Получилось! – заорал он диким голосом. – Получилось!

Саруман резко повернулся к экрану, охнул:

– Глазам не верю!.. Берлог, ты нас слышишь?

Я собрался в тугой ком, так себя чувствую, и уже увереннее послал на экран буквы: «И даже вижу».

Он вскрикнул:

– И видишь? Ах да, видеокамера… Господи, получилось!.. Надо же, получилось!

Я попробовал отыскать дорожку к микрофону, не нащупал в пустоте, ответил на клавиатуре: «Еще непонятно… Может, перенесло одну извилину».

– Берлог, – сказал Фальстаф торопливо. – Ты только там не волнуйся, мы здесь! Всегда сделаем все, что тебе надо. И не рассеивайся там, держи свои цифры в кулаке!

Саруман спросил через его плечо озабоченно:

– Сам ты как?

Я напечатал: «Себя не вижу, да и вы не сможете… Я как Господь Бог, что не имеет образа… Микрофон включен?»

– Да, – ответил он торопливо, – поменять частоты?

«Пока не надо, – ответил я буквами на экране, – попробую нащупать. Странно, когда был из костей и мяса, находил сразу»…

Фальстаф даже брюки не вытер, на причинном месте большое мокрое пятно, предмет для шуточек, поставил чашку обратно и подсел ближе, не отрывая потрясенного взгляда от экрана.

– Получилось, – прошептал он, – надо же… получилось!

Я увидел в пустоте тоненькую подрагивающую ниточку, мысленно ухватился за нее и тут же услышал на той стороне мой истончившийся голос из динамика:

– Получилось… Ага, микрофон в порядке… Ребята, все хорошо. Голова не раскалывается, кости не болят, а в боку не колет. Что дальше – не знаю, но сейчас вам надо думать, как это все скрыть. Скачок потребления энергии все же великоват…

Оба словно не слышат, смотрят влюблено на экран, где ничего, кроме застывших букв разной гарнитуры от ариэя до готики и разного калибра, есть даже болтом, лица у обоих такие просветленные, словно увидели Град Небесный.

– Получилось, – проговорил наконец Фальстаф. – Получилось!.. Берлог, ты жив, а теперь и вовсе бессмертен, а мы… то ли Нобелевку нам, то ли тюрьму…

Саруман тоже не отрывал взгляда от экрана, но его голос прозвучал трезвее:

– С нашей стороны нарушение всех норм от правовых и этических до уголовных. Не только отовсюду выгонят, но и посадят… Так что молчи и не дергайся.

Фальстаф сказал с тяжелым вздохом:

– Что за жизнь пошла…

– Все потом, – ответил Саруман твердо, – а пока молчи. Надо понять, что и как. Берлог, как себя чувствуешь? Готов пройти тест на память и реакции?

– Давай, – ответил я через динамик. – Самому интересно, что потерял за такой феерический перенос.

Фальстаф по кивку Сарумана торопливо открыл на ноуте файл с моим досье, отсюда вижу, что начал с самых азов, вон дата моего рождения, а дальше кто я, когда и где жил, кто мои родители, кого помню из родни, знакомых, детского сада, школы, универа, у кого защищал кандидатскую, докторскую…

Я начал было отвечать подробно и вдруг с изумлением ощутил, что помню не только всех сотрудников нашего НИИ, но студентов и преподавателей, когда был студентом, более того – всех учеников своего и соседних классов, с которыми общался, помню даже воспитательниц детского сада, все их разговоры, их одежду, привычки, всех женщин, которых греб под себя, а в эпоху дурной молодости это было весьма так затратно и по времени, и по средствам.

Фальстаф дернулся, поднял от ноута взгляд на большой экран.

– Ты что, – сказал он испуганно, – таких данных здесь нет!

– Знаю, – заверил я. – Видимо, не стиралось, а откладывалось в дальний ящик памяти. У меня здесь нет бляшек на нейронах. Завидуешь?

– У тебя и нейронов нет, – пробормотал он, – как же тебе, гаду такому, повезло!..

– Как? – спросил я.

– Ты же вечен, – выпалил он. – Земля рассыплется, а ты будешь жить, питаясь космическими лучами. Звезды погаснут, а тебе хоть бы хны…

Я напомнил трезво:

– Думайте, как выкрутиться сегодня. Энергии затрачено вдвое больше, чем рассчитывали. Как бы комиссию по расследованию не учредили! Пришьют преступный замысел…

И хорошо, мелькнула острая мысль, что энергии пришлось истратить многовато. На самом деле в цифровой мир никого пускать нельзя. Ни сейчас, ни позже. Хотя позже возможно всякое, но сейчас нельзя и еще раз нельзя. Причина та же, почему сообща не даем другим странам обзаводиться ядерным оружием. Если бы Штаты тогда могли, они бы не позволили ни России, ни Китаю, ни даже своей союзнице Франции. И мир был бы безопаснее.

Потому хоть Саруман и Фальстаф мои старые коллеги и даже друганы, но сейчас я им не дал бы и пистолета. Фальстаф с ним тут же пошел бы стрелять дураков и дебилов, а интеллигентный Саруман вышел бы на улицу и отдал бы первому встречному, заявив о своей моральной неготовности обладать оружием, если недоступно всем остальным.

Но ядерное оружие в сравнении с оцифровкой – простые хлопушки. Я еще не представляю своих возможностей, но чувствую несуществующей шкурой, что они колоссальные и очень опасные.

Вообще-то весьма так неожиданно для нас всех троих я приобрел просто несусветную мощь. Неожиданно, правда, для дураков, но дураками оказались не только мы, но и все человечество.

Глава 5

Отключив связь, я вернулся в свой цифровой. Здесь у меня в секунде по несколько лет, ужас и невообразимые возможности, это смотря как смотреть, но я всегда относил себя к оптимистам, так что держись, оптимиствуй, несмотря на.

Все еще торопливо перебирал в памяти, сколько у нас в стране АЭС, гидростанций, прикинул, сколько откуда взять, чтобы нехватка нигде особенно не сказалась и чтобы перенаправить туда, откуда мы сперли.

Получилось весьма, но решаемо, самое необходимое сейчас – следы тайной операции стереть быстро и незаметно. Операторы и так неприятно изумятся внезапному скачку, начнется расследование, но затухнет, раз уж энергия на месте.

Долго в нетерпении наблюдал, как перетекает из одних хранилищ в другие, для меня этот процесс растягивается на месяцы.

Пока следил, ощутил странную апатию и безразличие даже к тому, что делаю. У меня мощный мозг, но когда нет тревожных сигналов, складывает лапки и сладко засыпает, как хомяк в норке. Я с ужасом ощутил, что стоит чуть-чуть расслабиться, и легко перейду в полное небытие, откуда по своей воле уже не вернешься.