Контролер. Бригантины поднимают паруса
– Все женщины врут, – согласился я печально.
– И все мужчины, – подтвердила она. – Потому мир настолько хорош, а люди цивилизованные.
Я посмотрел на нее с уважением.
– Знаешь, была бы ты женщиной, я бы на тебе женился!
– И не дожил бы до утра, – отрезала она холодно. – Не отвлекайся, а это вон там что?
– Лазерная сигнализация, – ответил я. – За полкилометра до базы все автомобили просвечивают на предмет взрывчатки. Свои пропускают, чужаков останавливают.
Она наклонилась к экрану, чуточку раздвинула пальцами изображение, я видел, как всмотрелась внимательно, но тут же покачала головой.
– Хороший у тебя смарт, но вряд ли с ним найдем след… Теракт могут запланировать и на другой базе. Здесь их несколько, а проехать полсотни миль к востоку не так уж и трудно.
– Да, – согласился я. – Ты ешь свое странное блюдо, бери пример с человека.
Она фыркнула.
– Ты разве заметил, что съел?..
– А это важно? – ответил я. – Энергия в организм поступила, это все что нужно. А в каком виде… для настоящего интеллектуала не важно. Это только интеллигент разбирается в еде и винах, но понятно же, интеллигент – это просто очень самоуверенное и наделенное самосознанием животное, полное эгоизма и самоуверенности.
Она указала взглядом на хозяина, что с подносом в руках вышел из кухни. Из двух изящных чашек поднимается едва заметный пар, налито, как говорится, «с горкой», но несет с грацией официанта, проработавшего здесь долгие годы…
– Не засиживайся, понял?
– За хорошим кофе почему не засидеться? – ответил я и добавил примирительно: – да понял-понял, ты уже в нетерпении…
Она прошипела зло:
– Я твоих намеков не поняла, но на всякий случай прекрати, понял? А то не так истолкую и прибью!
Я молча принял из рук хозяина чашки с кофе, улыбнулся ему в ответ на понимающую усмешку. Женщины всегда чем-то недовольны, но мужчины должны быть терпеливы и снисходительны, как вообще люди снисходительны с детьми и домашними питомцами.
На выходе из кофейной мозг быстро сообщил, что приближается опасность. Я встрепенулся и посмотрел по сторонам уже весь в этом реальном мире, где я в этом несовершенном теле и где все такое непрочное, временное, рассчитанное на очень даже временных людей.
Эсфирь моментально взяла меня под руку.
– Что… опасность?
– Есть такое чутье, – пробормотал я.
– Чутье? У тебя?
– Это в понятных тебе терминах, – пояснил я. – А так, конечно, не чутье, а нечто иное…
– Что?
– Просто будь настороже.
– Я и то почувствовала, – ответила она быстро, – тогда держись ближе к стене.
Я дал оттащить себя от кромки тротуара, еще через пару секунд мозг, всматриваясь в картинки уже не со спутника, а промчавшись мыслью по всему дорожному движению города, уловил зависимость в хаотической суете автомашин на дороге и людей на тротуарах.
Сделав еще два торопливых шага, я резко остановил Эсфирь за массивной колонной фонарного столба.
– Стой здесь!
Один из проносящихся мимо автомобилей с визгом тормозов встал у бровки как вкопанный. Дверца распахнулась, человек на правом сиденье вскинул автомат, но он уже у меня на прицеле, палец дважды потянул на себя спусковую скобу.
Эсфирь, несмотря на мой строгий наказ, с пистолетом в обеих руках выдвинулась из-за столба, автоматчик как раз вывалился вперед лицом на край тротуара.
Я выстрелил еще раз, и автомобиль, торопливо рванувшийся было удирать от стрельбы, ударился в зад потрепанного «Ситроена» и остановился с поникшим водителем за баранкой.
– За мной, – крикнул я и кивнул на дверь магазинчика сувениров в двух шагах. – Быстро!
Она молча ринулась следом, собранная и решительная, злая, как кошка, защищающая котят. У двери я посторонился, пропуская ее вперед. Второй автомобиль остановился у обочины, выскочили трое, а четвертый остался за рулем, настолько высокий, что пригнулся, наблюдая за нами сквозь лобовое стекло.
Кивнув с загадочным видом хозяину, я быстро провел Эсфирь через подсобные помещения в захламленный двор, где с потрепанного грузовика разгружают товар, оттуда быстро по улице вдоль фешенебельных домов и офисов.
Эсфирь, с натужной улыбкой быстро поглядывая по сторонам, спросила шепотом:
– А здесь… думаешь, не найдут?
– Найдут, – бодро заверил я. – Как не найдут!.. Ты как, за свободную продажу оружия населению или против?
– Мои убеждения, – огрызнулась она, – от ситуации не меняются.
– Напомню, – пообещал я.
– Пошел ты…
– А еще леди, – сказал я с укором.
Она с недоумением смотрела, как я быстро подошел к массивной офисной двери, потянул за ручку, и та послушно подалась, открывая вход в просторный холл.
Эсфирь торопливо вошла следом, бросила по сторонам тревожные взгляды.
– Они что, не запирают? Значит, не все служащие ушли?
– И что?
– Стреляй не во всех, – бросила она нервно, – кого увидишь.
– В мебель не буду, – заверил я, – да ладно, ты чего? Никак не запомнишь, что их восемь миллиардов?
– Нас, – отрезала она с нажимом.
– Чего?
– Нас восемь миллиардов!
– Ладно, – повторил я покорно, – вас восемь миллиардов… Давай сюда через холл. Отсюда можно в соседний корпус, а там уже на улицу с той стороны…
Люблю эти старинные офисные здания, все массивно, просторно и вместе с тем громоздко, а в коридорах и помещениях пусто, рабочий день закончился полчаса тому назад, а это значит, что если кто и остался, то разве что для неких утех. Здесь за прелюбодеяние строго наказывают по исламским законам даже мужчин, что романтично, запретность всегда придает добавочный шарм.
Эсфирь как будто прочла мои мысли, повторила:
– Кто чем занимается здесь, не наше дело.
– Человеку до всего есть дело, – сказал я. – Как сказал Бен Гурион.
Она запнулась на полуслове, против авторитета Бен Гуриона возражать не решилась, хотя такие мудрые истины придумываю сам на каждом шагу, но из скромности приписываю авторитетам, так они весомее, а мне банальности по фигу.
Я хотя и почти бегу, но всматриваюсь в картинки со спутника. К нашему зданию подкатил массивный автомобиль, выскочили четверо, в руках автоматы, у двух на поясах пистолетные кобуры, это я рассмотрел с помощью камер, установленных на здании напротив.
Еще одна камера, уже на входе в этот офис, четко и ярко показала лица всей четверки. Двое арабов, двое с европейской наружностью, эти опаснее, бывалые наемники, не люблю таких, могли бы делом заняться после увольнения со службы, но вот решили, что такое дело романтичнее и прибыльнее.
Эсфирь за спиной спросила быстро:
– Ты хоть знаешь, куда бежим?
– Зачем? – изумился я. – Вперед в неизвестность! Иначе какая тогда романтика?
– Иди в жопу с такими шуточками, – крикнула она. – Это чье здание?
– Я думал, – ответил я на бегу, – ты знаешь!
– Откуда?
– Ты же обжилась здесь, – напомнил я. – Своя в доску. Это я весь беленький, а еще у меня кровь голубая… Но только кровь, только кровь!
Она вскрикнула, я оглянулся, она зашипела и бежит следом, сильно прихрамывая.
– Что стряслось? – спросил я в страхе, как это не услышал выстрела, она крикнула зло:
– Понаставили тут!.. Что-что, не видишь? Ногу ушибла!
Глава 13
Шипит чисто по-женски зло и рассерженно, это же не она виновата, что ударилась, женщины никогда не бывают виноваты, весь мир может быть виноват, но только не они, когда им нужно – сильные и независимые, а в остальное время слабые и беспомощные, которых мир обязан защищать, носить на руках и лелеять.
Я слушал, как проклинает тупых дизайнеров, что понаехали из Европы зарабатывать деньги на богатых арабах, а я присматривался и прислушивался ко всему, что происходит вокруг, одновременно находя проходы между ящиками с нераспечатанным оборудованием, зажрались шейхи, выписывают из Европы ценные приборы, что простаивают здесь…
– Ого, – сказал я на ходу, – эти ребята и на ту сторону здания перебросили своих людей!
– Мы в ловушке? – спросила она. – Я позвоню своим. Сколько сможем продержаться?
– А твои далеко?
– Часах в пяти.
Я перешел на шаг.
– Столько не продержимся. Без кофе, имею в виду. А ты уже снова есть хочешь. По голодным глазам вижу. Когда волнуешься, аппетит растет, да? Я могу объяснить, как работает метаболизм…
Она огрызнулась:
– У меня не бывают голодными!.. Встретим здесь?
– А прорваться не хочешь?
– Не хочу, – ответила она. – Наше преимущество в обороне. На выходе нас просто пристрелят. А так полиция подоспеет, едва им сообщат о выстрелах.
– Умница, – сказал я бодро. – Соотношение потерь нападения и защиты три к одному, а в нашем случае вообще перебьем столько, сколько сунется… Верно?
– Не заносись, – оборвала она. – Такие гибнут первыми.
– Первым быть хорошо не всегда, – согласился я. – Такое бывает не только в перестрелке.
– А где еще?
– В науке, – сообщил я. – Первопроходцы частенько гибнут первыми. А плодами пользуются те, кто осторожно идет следом.
– Давай без намеков, – отрезала она. – Ишь, разнамекался!
Я кивнул, что ее насторожило еще больше, но я просто прикидывал, как поступит Хиггинс: сейчас он встревожен, шейх Хашим не отвечает, уже должен был сообщить насчет зарядов, дескать, получил, все в порядке, все предыдущие договоренности в силе.
А раз встревожен и не знает, что случилось, то послал все силы, что были в тот момент под рукой, а это немало. То, что нас выследили, делает честь его наемникам, наверняка уволившиеся или уволенные орлы из секретных спецслужб, морские котики, коммандос или зеленые береты. Вопреки расхожему мнению насчет чести служить стране, многие все же службу стране рассматривают как получение высокой квалификации, которой позже можно козырять при найме в частные структуры.
Эсфирь сказала быстро:
– Если Хиггинс не совсем дурак, то на выходе будет хорошая засада. Можно сказать, нас и гонят к ней.
– Дурак, – сообщил я, – вряд ли мог бы захватить всю добычу нефти в этом регионе.
Она бросила резко:
– Нефть нефтью, но он еще и строительный магнат! А это означает массу работающего на него народа, что хранит ему верность. Здесь так принято.
– Старые добрые нравы?
– Вот-вот.
– А еще, – напомнил я, – негласный властелин провинции Эль-Хуфуф в Саудовской Аравии?
– Верно, – согласилась она. – С таким непросто тягаться, не так ли?
– А зачем тягаться? – спросил я.
Дверь, мимо которой пробегаем на цыпочках, внезапно распахнулась. Пистолет в моей ладони дважды дернулся, посылая пулю за пулей, и двое рухнули на пол, обливаясь кровью.
Эсфирь вскрикнула:
– Что ты делаешь?
– Устраняю, – ответил я лаконично, хотя чувствовал стыд, эти же двое, похоже, просто остались тайком в служебных помещениях посексуалить. – Прелюбодеяние в ОАЭ наказывается смертной казнью.
Она зашипела яростно:
– Нельзя же убивать всех подряд!
– Стараюсь тебе понравиться, – объяснил я, – потому и действую, будто я из Моссада.
Она нервно дернулась.
– Ты что? Мы никогда так не убиваем…
– Брешешь, – ответил я. – Все равно не поверю. Не разрушай мою чистую веру в то, что хоть вы еще действуете прямо и без подтанцовки. Если враги, то как не убивать? Мы что, гуманисты какие-нибудь?
– Мы не знаем их степень вовлеченности в преступление, – объяснила она. – Да и вообще, они могут даже не знать… Потому их убивать нельзя!
– Что, правда? – спросил я изумленно.
Она сказала в сильнейшем раздражении:
– Ты не так представляешь себе работу Моссада!
– Да, – ответил я. – Ты права. Не так. Но вообще-то я за чистоту нравов. Закон есть закон, надо исполнять. Не нравится – протестуй и добивайся, но здесь было злостное нарушение морали и правопорядка. Нужно уважать чужие законы и обычаи, женщина!
– Это ты пресек, – сказала она зло. – И никакое это не уважение…
– Не отставай, – прервал я. – Там внизу уже движение… Лифты работают, слышишь?
– Поднимутся наверх, – ответила она, – зажмут нас снизу и сверху. Мы между молотом и наковальней.
– Между сдвигающимися стенками пресса, – уточнил я, как истинный ученый, для которого точность важнее красивости фразы. – Но опыт показывает, спрессовать удается не все. Та-а-ак, прибыли и на этот этаж… Слышишь?
– Вот теперь стрелять законно, – обронила она хмуро.
– Законно все, – сказал я, – если в руке пистолет. Думаешь, законы пишут беспистолетные? Пистолет в руке порождает власть…
– …как сказал великий Мао, – досказала она. – Знаю, читала вашу русско-китайскую философию.
– Тихо, – сказал я, – слышишь?.. Бегут сюда.
Она кивнула.
– Дадим бой здесь?
– Лучше ближе к выходу с этажа, – ответил я. – Можно контролировать, чтобы с той стороны никто…
Она двигалась за мною быстро и неслышно, пистолет в обеих руках, готовая стрелять в любой момент, но первым выстрелил я, когда впереди мелькнула тень человека.
Его отбросило на стену, а когда сполз на пол, все еще цепляясь за облицовку под дерево, там осталась красная полоса.
Эсфирь остановилась возле меня, взведенная, как готовая к взрыву мина, бросила сердито:
– Мне показалось, он… не вооружен?
– Я же не так представляю работу Моссада, – объяснил я чуточку виновато. – А этот какой-то лохматый, такие всегда подозрительны при любом строе… Еще Платон их не любил. Понимаешь… я представляю эту работу такой, какая должна быть, а не такая, какая есть. Компренэ? Во главе угла, как сказал мудрец, должна стоять эффективность экономической модели. На своих ногах, без подпорок.
Она посмотрела остановившимися глазами.
– Ну и ну…
– Чего? – спросил я.
Она проговорила устрашенно и с отвращением:
– Даже не покраснел! Ты в самом деле из тех чудовищ, кто создают и перестраивают секретные службы. Как всегда, в худшую сторону.
– Но эффективную, – подсказал я. – А если вдруг что пойдет не так и нас обвинят в чудовищных преступлениях, я скажу: «А что вы хотите, это же был Моссад, я сам, как истинный демократ, осуждаю…»
– Сволочь, – сказала она. – Почему тебе даже не стыдно? Я же вижу!
– Отречемся от старого мира, – сообщил я, – отряхнем его прах с наших ног. Долой стыд, как сказала Клара Цеткин и провозгласила восьмое марта международным женским днем бесстыдства, что сейчас именуется свободой.
– А не Роза Люксембург?
– Как вы за своих евреев держитесь, – сказал я одобрительно. – У нас такая политика была при Сталине с его приоритетом приоритетов отечественных изобретателей и вообще всего русского. Ничего, вы тоже переболеете…
– Да заткнись же…
– Тогда не отставай от прогрессивно мыслящего!
Продолжая говорить, я поднял пистолет, сделал еще два шага и выстрелил. Из-за края стены высунулась рука с пистолетом, но пуля из моего с силой саданула в кисть.
Послышался вскрик, пистолет выпал, а человек непроизвольно сделал шаг вперед.
Эсфирь выстрелила дважды, боевик рухнул вниз лицом.
– Молодец, – сказал я, – быстрая.
– Если я быстрая, – буркнула она, – то какой тогда ты? Ты видишь сквозь стену, что ли?
– Не отставай, – ответил я. – Сейчас проскочим это место… Прикрой меня.
Она не успела возразить, женщины часто возражают, потому что подворачивается возможность возразить, а я ринулся вперед, стреляя на ходу, но, думаю, Эсфирь все же не замечает, но каждым выстрелом убираю из числа противников, заодно из числа живых, по одному идиоту с автоматом в руках.
Хотя мне, как максималисту, кажется, что с автоматами в руками все идиоты, и вообще не идиоты только те, кто занимается CRISPR/Cas9, приближая счастливое будущее всего человечества…
А когда я говорю «все человечество», я вовсе не имею в виду всех живущих в нем сейчас двуногих.
Впереди коротко простучала автоматной очередью винтовка Федорова, узнаю по звуку. Пули с визгом ударили над нашими головами. Это хорошо, показатель низкой квалификации стреляющих. Как хреновой прицельности, так и боязни, что подойдем ближе и застрелим.
Эсфирь, молодец, не палит зря, холодно и зорко высматривает все возможности, я шел впереди крадучись, прячась под стеной, а она то и дело разворачивалась и двигалась спиной вперед, охраняя наш тыл.
Вдали у выхода на лестницу двое залегли и открыли огонь из автоматических винтовок.
Эсфирь выстрелила дважды, я поспешил вмешаться, а то зря переводит патроны, а они денег стоят, один из стрелявших уронил голову, а второй поспешно юркнул за угол.
– Молодец, – похвалил я, – жаль, второго не успела.
Она напомнила гордо:
– Серебряная медаль на Олимпиаде!
– Но до бурятов вам далеко…
Тот, убежавший, высунулся на мгновение и выстрелил, а я только-только поднимал руку с пистолетом. Мышечные волокна взвыли от боли, но когда я наконец вскинул пистолет в нужную позицию, стрелявший уже исчез, оставив торчать дулом к небу армейскую винтовку.
– С той стороны должен быть выход, – крикнул я и ринулся вдогонку.
Лестница повела вверх, там промелькнула фигура мужчины в кожаной куртке и джинсах неприметного цвета, но пронесся с такой скоростью, что выстрелить точно бы не успел.
Когда я с разбегу вылетел в длинный и узкий коридор с дверьми по одну сторону и такими же с другой стороны, убегающий мелькнул в самом конце.
Стрелять вдогонку я даже не пытался, нервные сигналы у меня распространяются по телу с огромной скоростью, но мышечные не успевают, мозг уже сказал честно и беспристрастно, что пока вскину руку с тяжелым пистолетом в ладони, убегающий успеет за миг до этого скользнуть на угол стены, а строили европейцы по своим немецким стандартам, это значит, только выстрелом из танковой пушки можно отколоть кусок стены и достать гада.
Я выскочил на широкую террасу, слева за невысоким изящным заборчиком пустое пространство глубиной в два этажа. Терраса идет по красивому овалу, так что у кайфующих здесь есть соблазн бросать бумажки из-под мороженого просто вниз на головы входящим.
Все-таки я сплоховал на бегу, он ринулся на меня из неприметной ниши, как буйвол на трепетную лань. Я даже не пытался выдержать удар, мозг успел проделать все расчеты моих возможностей и его, соотнося массу его тела, скорость, уровень интеллекта, и выдал оптимальный вариант действий или, как говорят придурки, самый оптимальный.
Повернувшись боком, я ухватил его за массивную цепочку на шее, дал подножку и успел набросить цепочку на металлический штырь ограды.
Здоровяк ударился о барьер, перевалился на ту сторону, однако цепочка удержала, я даже слышал, как хрустнули позвонки в его шее.
Я скользнул вдоль стены, успел подумать, как же это мой мозг узнал, что его вес сто девять килограммов, скорость пятнадцать, интеллект равен шестидесяти трем… и мозг тут же радостно высветил все сложнейшие расчеты и формулы, по которым все узнал и понял…
– Да заткнись ты, – сказал я зло, – неужели и ай-ай будет таким же гениальным идиотом…
Эсфирь с дробным топотом копыт набежала сзади, крикнула нервно:
– Ты что-то хрюкнул?
– Самокритикой занимаюсь, – сообщил я виновато. – Иди вперед, а то там опасно. А я буду смотреть на тебя сзади и любоваться, как любитель искусства для народа.
Она проскользнула вперед, но буркнула обиженно:
– Свинья.
– А что не так?
Она сказала чуть злее:
– Почему всегда только сзади?
– Ну, не всегда же, – напомнил я. – Что ты мне приписываешь несвойственное профессору поведение?..
– Будь серьезнее, – напомнила она.
– Не могу, – признался я.
– Что стряслось?
– Да ерундой занимаюсь, – ответил я честно. – Я же звезда в мировой нейрохирургии… ладно, одна из многих звезд, но все равно, что я здесь делаю?
– Все не тем занимаются, – отрезала она. – Почти всю жизнь не тем, чем хочется! Для тебя это новость?
– Нет, – ответил я, – но когда так близко время, когда каждый сможет заниматься только тем, к чему лежит душа…
– Или вовсе ничем?
– Верно, – согласился я. – Таких девяносто девять из каждой сотни… Эх, там выход точно перекрыт, можно не смотреть в камеры, да тут их и нет…
– Но прорвемся?.. Нам и в руки полиции лучше не попадать!
Я крикнул, не оглядываясь:
– Стой там, иди сюда!.. Нет, стой, я сам иду, а ты сзади.
Она буркнула:
– Что за перепады. То вперед, то сзади…
– Покомандовать красивой женщиной так приятно, – признался я. – Ты же красивая, не знала?.. Ну вот, знал же, что скажу такое первым. Удивилась?
Глава 14
Она некоторое время держалась за спиной, я на бегу ломал голову, как будем выбираться – из здания всего два выхода, но сейчас оба заблокированы, а я не тот супермен, чтобы увернуться от выпущенных в упор автоматных очередей.
Эсфирь наконец крикнула в спину:
– Куда ты меня тащишь? Почему снова вниз?
– Женщина, – ответил я, – мужчины всегда вас куда-то тащат, пора привыкнуть…
Она пробежала немного, держа пистолет в обеих руках, крикнула сердито:
– Что, в подвалы?
– Догадалась, – сказал я одобрительно.
– А что там?
– Как всегда, – пояснил я бодро, – подвалы, темницы, гробницы, пещеры Али-Бабы и Синей Бороды, самый сладкий разврат и всякие запретности, что сейчас особо ценимы.
– Чего вдруг?
– А все разрешено, – напомнил я. – Все позволено, все доступно. Сейчас любая запретность дороже золота.
Впереди мелькнула тень, я остановил Эсфирь, она прижалась к стене, навстречу хлестнули очереди сразу из двух автоматов. Я чувствовал, что могу спокойно считать выстрелы, но смысла нет, я же не знаю, сколько у каждого в обойме осталось, просто выждал, а когда чутье подсказало, что вот сейчас прекратит один, а за ним и второй, изготовился и в нужный момент высунулся и быстро сделал два прицельных выстрела.
Эсфирь зашипела за спиной:
– Ты рискуешь, но…
– Пойдем, – сказал я, – быстрее, корова!..
Она молча ринулась следом, за комплимент свое получу потом, пробежали, перескочив оба трупа. У одного прозвенел мобильный, я подхватил на бегу, со злорадным удовольствием увидел, что звонит Хиггинс, хотя на экранчике скромная надпись «номер неизвестен», ну да, неизвестен.
– А-а, мистер Хиггинс!.. – сказал я весело. – Как вы себя чувствуете?
На том конце связи голос заметно дрогнул, через пару секунд Хиггинс проговорил осторожно:
– Кто говорит?
– Мистер Хиггинс, – сказал я с укором, – у меня же такой уникальный голос!.. Как можно забыть, мы же общались всего пару часов назад!.. Ну пусть больше, но все равно…
Он прошептал упавшим голосом:
– Мистер Икс?
– Он самый, – подтвердил я. – Спасибо за развлечение. Жаль, вы послали не самых квалифицированных, тогда было бы интереснее… а так словно котят топил, почти жалко. Ничего, вот когда приду за вами лично…
Он вскрикнул:
– Мистер Икс, это была ошибка!..
– И серьезная, – подтвердил я.
– Мистер Икс, – сказал он торопливо, – это большое недоразумение.
– Согласен, – ответил я мирно, – меня часто недопонимали… земля им пухом. Я вообще-то добрый. Убью и сразу прощаю. Гуманист с человеческим лицом. Мистер Хиггинс… я иду за вами!
Он вскрикнул:
– Мистер Икс, мы же бизнесмены!..
– Да? – спросил я с сомнением.
Он прокричал торопливо:
– Я сделал ошибку, доверившись не тем людям.
– В нашем деле, – сказал я грустно, – ошибки обходятся дорого.
– Да, я готов заплатить!
– Да, – подтвердил я. – Вы заплатите.
И быстро оборвал связь, пока он не начал предлагать всего лишь доллары, а то и вовсе евро.
Эсфирь внимательно следила за моим лицом.
– Ну как?
– Сволочь, – согласился я. – Но мстить – нерационально.
– А я слышала, – сказала она, – именно месть отличает человека от животного. Звери никогда не мстят.
– И разумные люди, – сообщил я. – Хотя, конечно, может выглядеть местью, если наносишь ответный удар.
– Уже готовишь оправдание?
Я криво ухмыльнулся.
– Оно готово тысячи лет. Даже в Библии насчет мести с похвалой. Мы можем нанести Хиггинсу визит не из-за мести, а по простой рациональности.
– В смысле?
– Он не остановится, – пояснил я. – Потому такого быка остановить придется нам. Это рационально.
Она вздохнула.
– Мне тоже кажется рациональным, когда останемся живы мы, а враги сдохнут.
– Вот видишь, – сказал я поощряюще, – ты уже почти готова к сингулярности. Нужно только кое-где пройтись напильничком… В основном, по зубам, там нервы чувствительнее.
Она передернула плечами.
– Заткнись!
– Ага, – сказал я злорадно, – чувствительная. А прикидывалась таким обледенелым бревном!
Она переспросила:
– Когда это я им прикидывалась?
– В постели, – напомнил я.
– Свинья, – сказала она с чувством. – Совсем зажрался.