Скелет в шкафу

– Видите, – сказал я, – какой у нас народ со здоровыми вкусами? Любит здоровых людей!.. Главное – победить на чемпионате мира по штанге, а Интернет пусть изобретают другие!.. Те, кто всего лишь умный.

Ингрид обидчиво поджала губы, Мещерский сказал уже более деловым голосом:

– Ладно, сделаем. Вам будет даже позволено пользоваться вашим счетом.

– Ого!

– Разумеется, – уточнил он, – с объяснениями, куда, сколько и с какой целью. Но это нормальная практика в нашем мутно-прозрачном обществе, где люди под наблюдением поневоле становятся законопослушнее и даже нравственнее.

Ингрид сказала недовольно:

– Дело не в том, что мне должно быть обидно, но не слишком ли большие суммы озвучиваете?.. Как уже сказала, могу назвать имена людей, кто хоть сейчас вступит со мной в брак…

– Тоже штангисты? – спросил я. – А в самом деле, почему не привлечь то, что дешевле? Мышцы дешевле мозгов. И с каждым годом заметна тенденция, как говорят банкиры, к дальнейшему обесцениванию этой гладиаторскости. Если, конечно, не брать высшую лигу.

Мещерский сказал задумчиво:

– Проблему вашего личного счета решим.

– Как?

– Перекинем с одного счета на другой, сделаем все бумаги, свадебные снимки, счета за обеды в ресторанах…

Я посмотрел на него с сомнением.

– Вы серьезно?.. Такая легенда в самом деле что-то значит в нашем насквозь пролиберальненном обществе?

Он развел руками.

– При всей свободе отношений в нынешнем свободном демократическом мире остается прослойка людей, что выступает за традиционные ценности. Их уже немного, однако…

– Однако что?

– Однако, – договорил он, – эти люди обычно занимают более привилегированное место в обществе. Я имею в виду, наверху. Власти и средств в их руках неизмеримо больше в процентном отношении, если брать их мизерную численность. Потому, готовя вам легенду, мы их тоже принимаем во внимание. А остальному демократическому большинству, которое и так ничего не решает, все равно, в браке вы или нет, так что ваш имидж будет защищен со всех сторон.

Ингрид сидит злая и надутая, а я сказал в нетерпении:

– Хорошо-хорошо. Договорились. Вы как-то обеспечиваете моей лаборатории грант в размере миллиона долларов, а я поступаю в ваше распоряжение… на одно-единственное задание. Что случилось такое особое, что вы, отодвинув своих прыгающе-стреляющих суперменов, решили обратиться ко мне?

– Хорошо, – сказал он, – Ингрид, ты можешь пока выйти. А я этого товарища введу в курс дела.

В дверь стукнули, вошел в таком же элегантном костюме, только стального цвета, высокий и приятно улыбающийся мужчина, хорошо сложенный и с пропорциональной мускулатурой элитного гладиатора, которую не спрячешь даже под тканью костюма от Гриффина Бримли.

Не глядя в нашу с Ингрид сторону, спросил вежливо:

– Аркадий Валентинович… вызывали?

Ингрид прошла мимо него в коридор, а Мещерский сказал коротко:

– Да.

Дверь за Ингрид захлопнулась плотно, Мещерский выждал чуть и сказал в мою сторону ровным голосом:

– Это майор Бондаренко Ростислав Васильевич, заведующий общим отделом. Ему предстоит подготовить легенду для Ингрид и вас, Владимир Алексеевич. Семейная пара, пять лет в браке, она богатая наследница, вы женились как бы не ради денег, но стали обладателем пары контрольных пакетов где-нить… Ростислав Васильевич, подберите что-нить нейтральное, а на личный счет счастливого жениха должно капнуть два-три миллиона долларов.

Я напомнил:

– Договаривались о десяти! Иначе женитесь сами.

– Остальное в акциях, – напомнил он. – Солидные люди поступают именно так. А если все деньги на счет – это мечта бедняков.

Я буркнул:

– Ладно. Хотя я вообще-то и есть бедняк из бедняков.

– Бедность не порок, – сказал Мещерский, – хотя, конечно, наука голодать не должна.

– Но голодает, – сообщил я, – кстати, во всех странах.

Он вздохнул.

– Мы все еще не в идеальном мире… Словом, у нас назрела крайне щекотливая ситуация… в разрешении которой не помогут навыки спецназа, умение точно стрелять в темноте или прыгать по крышам. В общем, нужны люди, умеющие правильно оценить ситуацию.

Бондаренко подсказал тихонько:

– Оценить и принять решение.

– Ого, – сказал я. – А после «принять решение» что-то следует еще?.. Выстрел в затылок, удавка на шею или удар ледорубом?

Они переглянулись, Мещерский поинтересовался с каким-то странным выражением:

– Почему именно ледорубом?

Я сдвинул плечами.

– Не знаю. Так, странная ассоциация. Возникла – и все тут. Поэтическая вольность. Не обращайте внимания.

Они переглянулись снова, Бондаренко промолчал, Мещерский проговорил с некоторой заминкой:

– Вы как будто мысли читаете… Нет-нет, никаких ледорубов, никаких убийств не требуется! Совсем наоборот. Мы крайне заинтересованы в жизни и здоровье некоего… товарища.

Бондаренко подсказал:

– Он крупный партийный деятель в недавнем, по меркам истории, прошлом. Член ЦК КПСС, кандидат в Политбюро КПСС, заведующий весьма важным отделом…

Я взглянул остро.

– А-а, так вот почему эта ассоциация с ледорубом?.. Странно, если вы не хотите его… рубануть, то при чем тут ледоруб?