– Да, мне доложили. Пришьём к делу. Ну, пошли! Сумку отдай Коснецову.
Патрульный убрал пистолет и подхватил рюкзак. И бутерброды с водой.
– Доесть можно? – спросил Кирилл, пытаясь собраться с мыслями.
Дежурный и патрульный засмеялись. Сидоров безразлично улыбнулся и отвернулся к двери:
– Не о том волнуешься. Тебя посадить могут лет на пять, а ты о еде думаешь.
– Мне восемнадцати нет, – вдруг вспомнил Кирилл.
– Вдруг это поможет? И Сидоров поморщился, остановился, развернулся:
– Опытный? Ну, значит, сейчас мамке с папкой позвоним.
– Не надо им, – теперь поморщился Кирилл. – Они в разводе.
– Ну кому тогда звонить будем?
– Тренеру, – вздохнул Кирилл. – Матвей Иванычу.
– Давай номер.
– В телефоне…
Звонить Сидоров пошёл сам. Кириллу разговаривать не дали.
Кирилла же посадили в комнату с двумя жесткими стульями и столом и оставили одного. Вскоре Сидоров вернулся и начал задавать вопросы о произошедшем. Кирилл вначале подробно рассказывал, а затем осознал, что следователь ведёт к одному – чтобы Кирилл так или иначе рассказал, как он избил четверых детей. Про сестру он не спрашивал. Про Вику – тоже. Кирилл начал злиться:
– А вы моё заявление прочитали? – спросил, перебивая следователя. – Веню тоже арестовали?
Следователь замолчал. Сложил руки перед собой, глянул на Кирилла, пару секунд помолчал:
– Ты мне, Кирилл, симпатичен, поэтому скажу честно. Ситуация у тебя хреновая. Против тебя четыре свидетеля, а за тебя никого.
– И что, это Веня говорит, что я на него напал, хотел убить и ограбить?
– Ну, не совсем, – следователь хмыкнул. – Он говорит, что его ударили по голове и он мало что помнит. Но если бил не ты – значит, у тебя был сообщник, который бил. А это значит – нападение в сговоре группой лиц! Сечёшь?
– Что секу?
– Ухудшается твоя ситуация. Можешь и на десятку сесть. Мой тебе дружеский совет…
Сидоров склонился к Кириллу, дружески улыбнулся, поглядел ему отечески в глаза:
– Выбрось ты своё заявление и пиши явку с повинной. Мол так и так, был пьян, увидел, как сестру тискают и избил четырех мальчиков…
Кирилла как кипятком ошпарило. Он покраснел, раскрыл рот, чтобы резко ответить, но сдержался. Лишь спросил:
– И что тогда?
– Ну, тогда, ввиду первого привода, а также несовершеннолетия, а также других смягчающих обстоятельств – похлопочем, чтобы получил ты год условно. То бишь, не в тюрьме сидеть, а дома. Опять же, если подельников сдашь, то зачтётся.
Кирилл открыл и закрыл рот. Покрутил головой. Это был какой-то сюрреализм. Только Кирилл не знал такого слова. Он ощущал это по-другому – как неумолимую воронку, засасывающую его всё глубже.
Что-то подобное он ощущал с тех пор, как ушёл отец. Подобная воронка засасывала мать в алкоголизм, а сестру в… Детский алкоголизм.
А ведь, если дадут год условно – он всё равно сможет выступать на соревнованиях. Наверное…
…Нет. Хрен им! Он сестру защищал!
– Я защищал сестру от изнасилования и на меня напал Вениамин с ножом. Это наверняка можно доказать. Отпечатки там всякие, тест ДНК.
Следователь откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами:
– Умный сильно, да? Не хочешь, значит, сотрудничать со следствием… Ну посиди пока в камере.
– Мне всё ещё восемнадцати нету. – напомнил Кирилл напряжённо.
– Матери мы твоей не прозвонились пока, а тренер твой принял к сведению и пропал. Один ты Кирилл. Один! Я тут твой единственный луч света в тёмном царстве, хехе. Лови момент!
– Спасибо. – ответил Кирилл, потому что больше сказать было нечего.
И его определили в КПЗ.
Это была большая камера с двумя двухэтажными кроватями и унитазом на полу. В углу около унитаза на полу храпел пьяный бомжеватый гражданин в обносках. На одной нижней полке лежал, закинув руку за голову, потрёпанный жилистый мужичок, высокого роста, с бритой головой. Одет он был в серую куртку, чёрные грязные джинсы и кеды. Когда завели Кирилла мужичок осклабился, показав щербатый зуб:
– Опа, свежее мяско! Какой гладенький петушок, и в мою смену! Вот фартануло так фартануло!
Кирилл хмуро глянул на щербатого, потом на спящего алкаша – и молча пошёл к другой нижней полке. Щербатый нахмурился:
– Ты чо, пацан? Воров не уважаешь?
Кирилл всё так же молча разлегся на нижней полке, не раздеваясь и не снимая обувь. Не мешало бы поспать. Напряжение отпустило, и он вспомнил, что сегодня спал меньше обычного – а ещё вчера слишком много дрался и бегал. Словно радуясь вниманию, мышцы напомнили о себе болью.
– Эй, петушара, я с тобой ещё не перетёр! – щербатый повысил голос. – Твоё место возле параши!
Он вскочил с койки и пнул койку Кирилла. Кирилл резко спрыгнул с полки и пригнулся напротив щербатого в боевой стойке. Тот оскалился:
– Чо, каратист чтоль?
И изобразил рукой резкий финт вперёд, не прекращая скалиться:
– Бу!
– Отвали, – подал наконец голос Кирилл. – Я тебя не трогаю, ты меня.
– Я тебя не только потрогаю, сладенький, я тебя, петушка, на палочке покатаю! – осклабился щербатый и сделал тазом несколько недвумысленных движений.