«Ага, ну конечно, мэрский сынок меня просто возьмёт и забудет» – подумал Рафик и сжал губы. Офицер уловил, что Рафик не собирается отвечать, выпрямился и толкнул его к выходу.
– Первый, держи контроль, пока коллеги не приедут. А ты на выход!
И тут в полусумраке из ниоткуда раздался женский голос:
– Валентин Артурович, не ожидала вас сегодня. Как ваша дочка?
Автоматчик задёргался, крутя автоматом по сторонам. А офицер застыл. У него медленно отвалилась челюсть. Он был в шоке. А женский голос продолжал:
– Как поживает ваша жена? Давно не заходила за лекарствами.
– Что?… Кто?… – прохрипел офицер.
Автоматчик включил подствольный фонарик и крутил лучом света по сторонам – но никого, кроме них троих в комнате не было.
– Да вы присаживайтесь, а то побледнели совсем. Может, чайку?
И тут инвалидное кресло чуть шевельнулось. Словно тени расступились над ним, и проявился образ Миртрумы, сидящей в кресле с пледом на коленях.
– Ах ты ж…! – выматерился автоматчик.
Он вначале нацелил автомат на старушку, а потом осознал, как глупо это выглядит. Тогда он рванулся к старушке, опуская автомат и протягивая руку:
– Руки за голову! На колени!
«Вот козёл, она же парализованная!» – подумал Рафик и дёрнулся вперёд. Хватка офицера на его плече ослабла неожиданно легко – тот был всё ещё в шоке, даже побледнел. И его рука, вроде бы, дрожала.
Рафик успел сделать пару шагов вперёд.
Автоматчик словно бы запнулся перед креслом, вскрикнул, и неловко упал прямо на бабушку, придавив её сверху.
И замер.
Все присутствующие замолчали на несколько секунд, застыв на местах.
– Слезь с меня, маньяк окаянный, – полузадушенно прозвучала Миртрума. – Дышать не могу, сердце болит!
– Первый, кончай дурака валять, – хрипло сказал офицер.
Рабочие привычки взяли верх над шоком. Профессионализм не пропьешь… Валентин Артурович шагнул к коллеге и подёргал того за плечо. Первый неожиданно легко свалился с Миртрумы прямо на пол. Он был без сознания. Офицер пристально глянул на него, а затем на старушку. Та полулежала на кресле по диагонали, словно после обморока, и помахивала перед лицом сухой кистью, словно обмахивалась веером. В другой руке Рафик заметил клюку, которую Миртрума в этот момент уже почти убрала в чехол на боку коляски. Движение было ловким и почти незаметным со стороны. Очевидно, она ткнула бойца клюкой в уязвимое место, отключив его. А потом – сразу спрятала клюку. Ну а сейчас старушка выпрямилась и по-доброму взглянула на офицера.
– Вы садитесь, Валентин Артурович. В ногах правды нет. Как ваша Катя?
Кулаки офицера сжались и напряглись.
– Помогли ей мои травки?
Кулаки офицера разжались, плечи опустились. Он шумно выдохнул, выдвинул стул из-под стола и сел. Посмотрел пристально в глаза старушке и сразу отвёл взгляд:
– Помогли,… – он сделал паузу и нехотя, через силу, добавил. – Спасибо.
Теперь челюсть отвалилась у изумлённого Рафика.
– Но я у вас ничего не просил, – подчеркнул офицер. – Это всё моя жена.
– Конечно-конечно, – мило улыбнулась Миртрума.
Она объехала тело Первого и подкатила к столу, став напротив офицера. Рафик подошёл и встал рядом с ней.
– И мы за всё заплатили, – добавил офицер, напряжённо раздумывая.
– Почти всё. Осталось кое-что, – мило улыбнулась старушка.
Офицер вскинул взгляд, его глаза сузились.
– Часть оплаты это встречная услуга, – напомнила Миртрума. – И иммунитет от подобных… Происшествий.
Офицер опустил взгляд. Скривился, снова посмотрел на Миртруму:
– Вас мы не тронем. Я своё слово держу. Однако… – он заколебался. – Этот мелкий на мэра наехал. Его я отпустить не могу. Сам виноват, головой думать надо.
Миртрума остро посмотрела на Рафика. Рафик опустил голову. Отчаяние нахлынуло на него с новой силой.
Избушка лесника
Лесник Иван Ковалин подошёл к своему дому. Его избушка стояла в лесу – на краю зоны, которую он обходил и проверял. Это был небольшой, старый домик, покрытый потемневшими досками. Окна были небольшие и грязные. Стекло было закрыто решёткой и мелкой сеткой. Около домика была небольшая покосившаяся банька. Во дворике был колодец. А вот кабинки туалета не было.
– Привет, Полкан! – крикнул Иван. – Свои!
Раздался радостный лай, и у калитки забора запрыгал пёс. Это была крупная собака-дворняга, помесь овчарки и добермана.
Иван толкнул калитку и вошёл. Остановился, присел погладить и почесать пса. Тот бросился лизаться. Иван улыбнулся.
– Ну всё, иди дальше службу неси, – сказал он, поднимаясь. – Сейчас я нам поесть соображу.
Иван открыл дверь в домик и вошёл внутрь. Нашарил на стене эбонитовый рубильник, повернул. В потолке загорелась голая лампочка. Она осветила убогую обстановку. В дальнем углу – топчан со старым одеялом. Около него мятый старый оружейный сейф. Старый холодильник «Юрюзань». Стол, два стула – всё деревянное, старое. Плитка электрическая на столе. На стене – советский пластмассовый телефон. В углу печка-буржуйка. Сейчас топчан стоял от неё подальше.
Лесник повесил ружьё на стену
Иван достал из холодильника яйца, тушёнку и начал делать яичницу с мясом.
Пока руки работали, мозг переваривал события дня. Иван раздумывал, всё ли он сделал верно в ситуации с сыном мэра.
Он не стал влазить в чужие расклады и вмешиваться в чужую драку. Армия научила его принципу «не просят – не лезь!». И если уж он нарушал этот принцип – то тогда, когда был полностью уверен в последствиях.
Поэтому защищать отличников от мажоров он не стал, но был готов в любую секунду вмешаться, если ситуация станет опасной для детей.
Однако дети на помощь не звали, да и вообще – свою войну они воевали сами. Даже выстрел по стреле оказался бесполезным – толстый мальчик с луком оказался просто каким-то Робин Гудом и сам спас своего смуглого товарища.