День флота. Матросские рассказы и повести

* * *

Знатоки флота наверняка ещё не забыли, что малые противолодочные корабли 204 проекта оснащались гидроакустической станцией кругового обзора с выдвижным обтекателем «Геркулес-2м», детищем конструктора Умикова З. Н. Правда, к тому времени прошёл уже с десяток лет после её разработки, и станция основательно устарела морально. Тем не менее, это нисколько не умаляло её неподъёмность для любого, даже самого отвязанного чайника.

За недолгий срок службы на корабле матрос Садовский быстро научился выполнять немудрёные наказы, кои расписаны на все случаи корабельной жизни в книжке «Боевой номер», карманных скрижалях российского военмора. Сносно разбирался в хитросплетениях корабельной электросети. Иногда, для осмотра электрощита наведывался в аппаратный отсек акустической станции. Благовейно дивился там множеству замысловатых штуковин, о назначении которых не имел ни малейшего понятия. Да и как оно могло бы появиться, это понятие? Куцый параграф о распространении ультразвука в воде из учебника физики, проглоченный впопыхах несколько лет назад при подготовке к экзамену, ну никак не мог служить основанием, чтобы отважиться на ремонт боевой гидроакустической станции, пусть даже не самой современной.

Оскорблённый до глубины души старшина гидроакустиков Волков посчитал не царским делом ковыряться в схеме станции рука об руку с засланным казачком. Заниматься этой «хренью» он вменил старшему матросу Чиркову, чувашскому парню, едва перевалившему на второй год службы. Оказалось, что невозмутимый и рассудительный Чирков, хоть на лавры корифея гидроакустики не посягал, но понятия о «Геркулесе» имел весьма твёрдые и в меру глубокие. Именно этот комплекс он детально штудировал в учебном отряде. Более того, чувашский комсомолец, несмотря на то, что срок службы за его плечами более, чем в два раза превышал послужной стаж электрика, профессиональными и иерархическими амбициями не страдал и был расположен сотрудничать на равных.

Начали с изучения станции. Вернее, изучал электрик, а Чирков с готовностью давал очень понятные даже для профана пояснения. Садовский задавал вопросы и пытался интуитивно нащупать алгоритм поиска неисправности: «А это что такое? Для чего предназначено? Как работает?» Всё, что имелось в комплекте ЗиП станции, пробовали заменять. Если эффект был нулевым, и станция не оживала, двигались дальше по принципиальной схеме. Так используя симбиоз различных методов, не забывая и универсальный «метод втыка», они, как сегодняшние компьютерные игроманы, с азартом увлекшись процессом, порой забывали о цели. Угроза опростоволоситься их не тяготила. Уж не такие крупные они спецы, чтобы боятся неудачи.

Но сказано же: «Ищите да обрящете…». На следующий день, после очередной манипуляции станцию всё-таки проняло. Из её стеклометаллического нутра, невообразимо увитого артериями разноцветных проводов, вдруг раздалось негромкое, виноватое посвистывание. Старший матрос Чирков, не веря своим ушам, замер на мгновенье, прислушиваясь к голосу работающей станции. Затем, боясь вспугнуть удачу, почти крадучись, пробрался к пульту управления. Чудеса на свете всё же бывают! Сигнальные глазки на панели утвердительно подмигивали. «Геркулес», как и подобает богатырю, проспавшемуся после недельного запоя, вдруг очнулся и, как ни в чём не бывало, зафурычил безотказно на всех режимах.

Новость мгновенно облетела корабль. С бегающими глазками на вытянутом лице появился старшина Волков. Не взглянув на Садовского, он подскочил к пульту и принялся исступлённо щёлкать переключателями. Но, убедившись, что станция действительно функционирует вовсю, вдруг обмяк, обречённо шмякнулся в кресло оператора и невидящим взглядом уставился в панель управления. Положение хуже губернаторского! Мало того, что смалодушничал на разводе, так и посчитал западло искать неисправность с электриком.

И сегодня, столько лет спустя, не перестаёшь удивляться, как могла в голову командира МПК-85 прийти шальная мысль – направить на ремонт ГАС молодого электрика. Какая такая иррациональная сила подбросила идейку? Интуиция? Или, может, это картёжный опыт, по законам которого новичку всегда везёт поперву. Кто служил на кораблях, тот поймёт, насколько нелогичным было такое решение. С того дня, Садовскому ни разу в жизни более не приходилось иметь дело с акустической техникой.

Несмотря на то, что вклад матроса Садовского в ремонт станции был сугубо методический, чувство триумфа он испытал сполна. К тому же, награда оказалась по-царски щедрой – пять суток к отпуску.

* * *

Произошло это как вчера, а сегодня тот же Ильясов уже не в шутку грозится арестом. Быть может, пожалел он, что переборщил сгоряча с воздаянием заслуг молодого электрика и теперь «жаба» не даёт ему покоя, требует сатисфакции?

«Ну что же, пять суток к отпуску есть – пять суток ареста не за горами. Стало быть, титула „полного кавалера пяти суток“ не миновать» – с чувством человека, уверенного в своей правоте, сжёг последние мосты электрик.

Прошло ещё несколько дней. Садовский, укушенный мухой собственного упрямства, так и не приступил к работе. Весь корабль в курсе бескомпромиссного противостояния. Как быть командиру с этим упёртым ослом? Нашла коса на камень. Но камень то это он, капитан третьего ранга Ильясов! И не просто так, песчаник какой-нибудь – гранитный валун! Жалкая коса Садовского, считай, обречена. На ближайшем построении команды старшему матросу Садовскому была озвучена обетованная каталажка – командирские пять суток ареста. Ильясов умыл руки.

Арест, максимальное наказание для матроса, не считая штрафбата, на корабле палка о двух концах. В былые времена в Балтийске арестованного «де юре» перевести в «де факто» было ох как непросто. Все камеры на гауптвахте, как столики в крутом ресторане, заняты на месяц вперёд. Постоянный аншлаг: «Свободных мест нет». Видимо, всеобщего поветрия на «очереди за всем» не избежала и балтийская «губа». Желаешь своего штрафника посадить под арест – подай заявку в комендатуру и терпеливо жди вызова.

Со временем накал страстей угасал. Порой выходило, что и арест то объявили сгоряча. Всё порастало быльём, но вдруг на корабль приходит депеша, дескать, радуйтесь «о счастливчики!» – освободилось место на гарнизонной гауптвахте. И начинается… Отрывай человека от корабельных дел, стряпай на него бумаги, снаряжай конвой и сопровождающего начальника в придачу. А кому в охотку станет идти к грозному коменданту Балтийска с риском загоститься у него? Чем не боевая операция? Получается, за что боролись, на то и напоролись.

Сам же приговорённый к застенку, в глазах экипажа обретал статус невинной жертвы начальственного произвола, этакого страстотерпца, которому уготованы ежовые объятия крутого коменданта. Авторитет его возрастал. Наказывать его уже не могли, пока не будет исполнено предыдущее наказание, не ставили на службу, в караул, хотя на работы, конечно, назначали. Словом, в ожидании заточения, наказанный попадал в привилегированное положение, что, естественно, было не по вкусу его командирам. Да и после гауптвахты возвращались уже не те, ведь отсидеть на «губе» пять суток это вам не фунт изюма за обе щеки, да и не каждому  дано, а, значит, почёт и уважение. Матросы – срочники – это те же пацаны с психологией и шкалой ценностей, свойственной этому возрасту.

* * *

После объявления ареста Садовский включился в «режим ожидания». Правда, исполнял он свои служебные обязанности как обычно. Зато вопрос с нештатной проводкой сигнализации отпал сам собой, поэтому на душе у него было легко. Моральная победа была за ним, гауптвахты он не страшился, а венец арестованного не имел шипов и поначалу был даже приятен, хотя он им не бравировал.

Прошла ещё неделя, началась другая. Странно, но никто не пытался отконвоировать Садовского на гауптвахту и даже не старался поставить его на очередь в комендатуре. Командир корабля и механик словно забыли о происшедшем, будто никакого ареста никто никому перед строем не объявлял. Ещё через несколько дней и сам Садовский уже перестал думать о предстоящей «губе». Да и выходило так, что отпускать его с корабля было не с руки. Всё-таки главный корабельный электрик! А в море только спецы в цене, там политграмотой не отмажешься.

Однако, Ильясова такой паллиатив, когда электрик на «губе» – он без вожделенной сигнализации, устроить не мог. Дров наломали, результат нулевой. А после гауптвахты к электрику и на хромой козе не подберёшься.

В начале следующей недели, на исходе «адмиральского часа», в кубрике электромехаников появляется рассыльный и сообщает, что Садовского срочно вызывает командир. Получив разрешение, Садовский вошёл в крошечную, накуренную донельзя каюту командира. В хрустальной, видимо, подарочной пепельнице дымилась сигарета. Ещё пяток с чувством задавленных окурков неопровержимо свидетельствовали о имевшем здесь место непростом мыслительном процессе. Поймав взгляд Садовского на пепельнице, и поняв, что её содержимое предательски выдало его состояние, Ильясов почти незаметно сконфузился и безжалостно вмял в хрусталь ещё вполне жизнеспособную сигарету. Распахнул настежь полуоткрытый иллюминатор. В каюту пахнуло воздухом, изрядно напоенным тяжким амбре Крепостного канала. Когда командир повернулся от иллюминатора, на лице его уже не оставалось и следа былого замешательства. Он испытывающе посмотрел на Садовского и, как бы решившись на что-то, прервал молчание неожиданным вопросом:

– Сколько времени служишь на корабле?

Какой безобидный вопрос! Командир интересуется, сколько же служит его матрос на корабле. Проще вопроса, да и ответа на него не бывает, но у Садовского ёкнуло в груди нехорошим предчувствием: «Не смирился командир с ничьей. Выждал момент, когда страсти поутихли, и, пока „приговор не приведён в исполнение“, имеет полное право объявить второе действие марлезонского балета».

«И к бабке не ходи, сейчас последует сеанс зомбирования. Не мытьём, так катаньем. Не получилось с арестом, не сломался – будут гнуть медленно» – затосковал Садовский.

Не успел он вымолвить слово в ответ, как вопрос превратился в риторический. Да и знал командир прекрасно, с какого времени электрик на корабле. Последующий за этим спич Ильясова уже не нуждался ни в каком участии Садовского. Говорил хозяин каюты спокойно, изредка, увлёкшись, нарушал невидимую стену субординации, разделявшую их в крохотном пространстве командирской каюты. Но, тотчас спохватившись, возвращал свою речь в сухое русло отношений нижнего чина и начальника.

– А я на этом «охотнике» пять лет. Видишь, капитан третьего ранга, – кивнул головой на свой китель, висевший на плечиках.

– Пришёл на него старлеем, только на воду спустили в Керчи. Я его тогда до последнего болта изучил и таких, как ты, научил. Они уже все демобилизовались. Пришли другие, и они уже на гражданке, я по-прежнему остаюсь командиром этого корабля. Это мой корабль, и я за него несу ответственность и по должности, и по старшинству. Мне известно больше твоего, что вредно, а что полезно этому кораблю. Ты говоришь, что переборка должна быть водонепроницаемой? Да, должна, но если сейчас испытать любую из них, то потечёт на технологических проходках. Тебе известно, что на корабле имеется хитрая система кондиционирования, даже приборы регулирования влажности воздуха в кубриках и на боевых постах установлены. Ничего не работает, и не работало, потому что на заводе не довели до ума. А ведь в паспорте корабля указано, что длительное пребывание экипажа на корабле допускается только при исправно работающей системе кондиционирования. Но мы, полста пять душ, здесь, в неимоверной тесноте, не день, не месяц – годы! На лодках? Да, также тесно, но экипаж то живёт в казарме. Поэтому, небольшое отверстие в переборке под палубным бимсом на живучести корабля не скажется. Хуже не будет! Отвечаю! Нештатная проводка, говоришь? Есть приказ командира дивизиона, согласованный дивизионным механиком. Я обязан его выполнить и поставить под контроль доступ в арсенальный отсек.

Садовский слушал откровения командира, не перебивая. В общем, он был согласен с доводами командира, понимал и раньше эту житейскую философию здравого смысла. Но один нюансик буравил его сознание и оставался камнем преткновения для того, чтобы принять полностью аргументы Ильясова. Если уж так необходима эта сигнализация то было бы очень кстати нарисовать схему, узаконить её и направить для исполнения на все корабли. Была бы хоть какая-никакая техническая документация.

Этим, веским, по мнению электрика, резоном он и намеревался, как козырной шестёркой, побить простой туз командира, ибо ожидал, что после разъяснительного раута последует повторения приказания с последним предупреждением. Но Садовский плохо знал своего командира, поэтому не смог предугадать финал этой назидательной проповеди. Ильясов же, как маститый игрок, безошибочно просчитывал ходы за себя и за электрика, не позволяя ему ни одним словом возразить или даже оправдаться. А когда Садовский, нагруженный по ватерлинию его доводами, попытался всё-таки изобразить что-то в ответ, командир сразил его обезоруживающим эндшпилем:

– Поэтому, я тебе больше не приказываю, хотя, понимаешь, имею такое право. Я обращаюсь к тебе с просьбой командира сделать это. Первый раз я обращаюсь с просьбой к матросу срочной службы и, надеюсь, ты поймёшь.

Заключительный пассаж Ильясова застал Садовского врасплох. Что тут ответить? Стоять на своём? Тупая, ослиная тактика. Поддаться на уговоры? Ради чего тогда весь сыр-бор затевал. Любой ответ был бы неуместным. Знать, понимал это и командир. Потому, не дал электрику ни малейшего шанса изречь глупость, или, как минимум, банальность.

– Об аресте забудем, а этот разговор только между нами, тобой и твоим командиром. Можешь идти.

Беседа, вернее монолог окончен. Садовскому оставалось лишь произнести формальное «есть» и покинуть командирскую каюту. Он спустился в пост управления машинным отделением и устроился в удобное кресло командира боевой части. Аудиенция у командира оставила двоякое послевкусие. Казалось бы, компромисс налицо, но копни глубже – одна из сторон кладёт своего короля на шахматную доску. Внизу за прозрачной стеной кабины управления вокруг проёма демонтированных паёл копошились мотористы. Переносная лампа, опущенная в трюм, снизу грязно-жёлтым светом подсвечивала  лица, искажая их до неузнаваемости.

Итак, теперь уже просьба. Просьба не приказ. По сути, не все просьбы обязательны для исполнения. Но здесь нечто особое, что будет поважнее приказа! Неспроста Ильясов пачку выкурил, прежде чем решиться на откровенный и доверительный разговор с электриком. Фактически, поставил на кон игры свой командирский авторитет, запросил у матроса, что называется, вотум доверия. Проигнорировать просьбу означало бы оскорбить командира. А имеет ли на это право электрик и заслуживает ли того командир? Матершинник, правда, ещё тот, но это русский флот, понимать надо. ХитрО задумано, не правда ли? Садовский вздохнул: «Ну да ладно, значит, его взяла». Открыл амбарную книгу, служащую для черновых заметок, и начал набрасывать схему контрафактной примочки к проекту 204.

Через пару дней оглушительный трезвон в коридоре офицерского отсека заставил распахнуть двери офицерские кают, в которых в момент нарисовались головы их ошарашенных хозяев. Это было тестовое включение сигнализации арсенала. Пусть бдят командиры!

Тем не менее, арест «де юре» Садовскому никто не отменил. Поэтому бремя, пусть не тяжкое, «полного кавалера пяти суток» он носил, пока не пришла пора идти в отпуск, и пять наградных суток были погашены. А вот пять суток гауптвахты остались по сей день. Хоть возвращайся, Садовский, в Балтийск и отдавай флоту должок, который, как известно, платежом красен!

Случай в море

Всё катило как по маслу, без задоринки. Подлодку засекли, и поисково-ударная группа (ПУГ) – три малых противолодочных корабля (МПК) – ощетинились фронтом, ладно перестроившись из кильватера. Одна из последних и самых важных курсовых задач боевой подготовки года – поиск и уничтожение подводной лодки в составе группы кораблей. В центре – корабль Ильясова. Сегодня он в роли вожака стаи МПКашек, норовящих устроить облаву на подводную лодку. Роль командира ПУГ, пусть учебной, возложена на него по праву. Самый старший по возрасту, самый опытный «ловец» субмарин.

В своё время был командиром на «большом морском охотнике» в Севастополе и командирствовал не за страх, а за совесть. А когда в штаб флота обратились документалисты из Москвы, снимающие фильм о флоте, то им без вариантов предложили запечатлеть в истории флота российского «большой охотник» Ильясова. С улыбкой он вспоминает, как устраивал образцово-показательную погоню за подлодкой. Киношники во главе с режиссёром Яшей Бабушкиным, так он по-стиляжески запросто представился командиру «охотника», мало того, что своим треножным киносъёмочным скарбом чинили гору препятствий на корабле, так ещё требовали дубли. Но не смешно ли? Какие могут быть дубли, если корабль реально чешет на полном за подлодкой! Это им что, павильон на Мосфильме?

Фильм «Корабли поднимают флаги» крутили в кинотеатрах Севастополя, да и всей страны. То ли фильм подействовал, то ли пора приспела, но буквально через пару месяцев Ильясов получил строящийся в Керчи малый противолодочный корабль проекта 204, на командирском мостике коего он и по сей день. Но слухами флот полнится. Грядёт вот-вот повышение в звании, это уж пора по выслуге и по должности, да и новое назначение на большой корабль не за горами.

* * *

Подлодка удирала что есть мочи, то бишь на полной подводной. Даже хитрить не пыталась. Против ПУГа не всякий манёвр в пользу, напетляешь себе на голову. Впрочем, резон прямолинейной тактики субмарины имел место. Успеет уйти за границу полигона – считай, не догнали, таково условие. Можно будет всплыть, помахать кровожадным дядям ручкой, дабы не тужились в напраслину, полюбоваться живописным видом мыса Таран и чапать в родную Либаву. Засветло можно и поспеть.

Но противолодочники тоже не лыком шиты внахлёст, своего не упустят. Им всего лишь выйти на дистанцию стрельбы реактивными глубинными бомбами – и атака, пусть условная, но зачётная. А чтобы лодка не ускользнула, на 204 проекте имелось отменное средство – полный турбинный ход. На мерной миле под сорок узлов выжимали. Проект-то затачивали под охоту на атомных америкосов. Вдумайтесь – на таких-то скорлупках! Впрочем, если всем балтийским дивизионом навалиться – девять кораблей – можно кого угодно затюкать до посинения.

Команда на запуск турбин. Характерный самолётный свист с кормы. Корабль в считанные минуты набирает скорость и томагавком острого с горбинкой носа легко рассекает волну. Качка уменьшается.

– Штурман, на лаге?

– На лаге 38 узлов.

– Дистанция?

– Дистанция до цели 30 кабельтовых, товарищ командир.

– Докладывать постоянно.

– Механик, турбины?