Живых он в горе утешал.
А мертвых в вечную обитель
Сам каждодневно провожал.
17 лет он здесь трудился,
Квартиры мертвым отводил.
Когда же с жизнью распростился
И бренный труп его остыл,
Он сам в квартире стал нуждаться,
Таков, знать, час уже пришел.
А новый
Квартиру здесь ему отвел.
Но, пожалуй, один из самых оригинальных в Петербурге надгробных памятников – книгоиздателю И. Т. Лисенкову на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Литераторам-современникам он был хорошо известен: родом с Украины, никакого образования не получил, но всю жизнь провел с книгой, издал Гомера в переводе Гнедича, Шевченко, Котляревского. Рядом с Гнедичем он и купил себе заранее место для могилы, установив на месте будущего погребения гранитный саркофаг, со всех сторон испещренный стихотворными и прозаическими текстами. Подбор их явно свидетельствует о вкусах заказчика, имени которого, как и даты смерти (1881 г.), на памятнике нет.
Фрагменты пространной лисенковской автоэпитафии, сохранявшей популярность в течение более чем столетия, воспроизводились на различных памятниках уже в XX в. Приведем некоторые из этих текстов.
Уходит человек из Мира,
Как гость с приятельского пира;
Он утомился кутерьмой;
Бокал свой допил, кончил ужин,
Устал – довольно! отдых нужен:
Пора отправиться домой!
Прохожий! Бодрыми ногами
И я ходил здесь меж гробами,
Читая надписи вокруг,
Как ТЫ мою теперь читаешь…
Намек ТЫ этот понимаешь.
Пр<ощай> же!.. До св<иданья>, д<ру>г!
Золотые правила жизни: I. Употреби труд, храни мерность – богат будеши. II. И воздержно пий, мало яждъ – здрав будеши. III. Делай благо, бегай злаго – спасен будеши.
Река времён в своем теченьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, Царства и Ц<ар>ей.
Неувядаемые цветы —
Живая речь поэзии:
К гробам усопших приступая,
Сознай, сколь тщетна жизнь земная,
И твердо в жизнь иную верь!
Что смертный? Бренный злак в пустыне.
Я тем был прежде, что ТЫ ныне,
ТЫ будешь тем, что я теперь.
Гробницы, гробы здесь на явке
Стоят, как книги в книжной лавке,
Число страниц их видно ВАМ;
Заглавье каждой книги ясно;
А содержанье беспристрастно,
Подробно разберется ТАМ!
Но здесь Нева где вечно плещет о гранитные брега грядущим Векам,
Не посещай сих мест без нужды
С житейской радостью твоей:
Разочарованному чужды
Воспоминанья прежних дней.
В себе заблужденья не множь:
Не заводи о прежнем слова,
Моей дремоты не тревожь:
Бывалого не воротишь снова.
Я сплю, мне сладко усыпленье.
Забудь бывалые мечты:
Оне одно лишь волненье,
Их не пробудишь ты.
На памятниках второй половины XIX в. встречаются надписи яркие, неординарные, как и те личности, о которых они говорят миру. Афористическая эпитафия на памятнике Н. И. Уткину, профессору Императорской Академии художеств (1863 г.):
Художник-человек – он в простоте сердечной
Талантом сочетал земную славу с вечной.
У поэта-сатирика В. С. Курочкина начертаны стихи (1875 г.), написанные его братом Николаем Курочкиным:
Честным я прожил певцом,
Жил я для слова родного.
Гроб мой украсьте венком!
Трудным для дела благого
В жизни прошел я путем;
Пел и боролся со злом
Силой я смеха живого.
Гроб мой украсьте венком!
Трудным для дела благого
В жизни прошел я путем.
Взрыв интереса к поэзии на рубеже XIX и XX вв. бросил отсвет и на кладбищенские стихи. Произошло это прежде всего потому, что тема смерти занимает заметное место в творчестве поэтов-символистов и «преодолевших символизм». Стихотворения под названием «Эпитафия» есть у А. Белого, Ю. Кричевского, В. Зоргенфрея и у многих других. Снова на памятниках появляются большие по объему эпитафии, например:
I
Держа в руках немые иммортели,
С венком из красных роз на черных волосах,
Она придет и станет у постели.
В ее внимательных и ласковых глазах
Прочту я то, о чем мне столько лгали,
Прочту я все без боли и печали,
И будет в сердце радость, а не страх.
II