Резонанс. Лунные отражения

У Мии действительно была незаконченная статья. Она могла дописать её и завтра. Могла, но не стала откладывать и плюхнулась в кресло, поудобнее расположив у себя на коленях ноутбук, который каждый раз предательски долго включался.

Пока Мия обводила взглядом стены и ждала, чтобы экран загорелся темно-синим светом, её внимание привлекли большие фотографии на стене в серых рамах. На одной из них была ещё совсем маленькая, годика четыре не больше, в кепке с повёрнутым назад козырьком, улыбающаяся девочка: «М-да, тогда всё было совсем по-другому. Тогда и я была другой. Ещё не было ничего такого, о чём бы я могла жалеть. Всё так изменилось. Вся эта наивность куда-то вдруг… Исчезла. Дети счастливы своим неведением, поэтому они всегда так искренне радуются и улыбаются». Рядом с ней, в такой же серой раме, была фотография получше качеством с пухленьким мальчиком, который тоже улыбался беленькими зубками: это был её младший брат.

Ноутбук был не настолько уж старым, так что давно можно было приступить к работе. Мия чему-то усмехнулась и открыла вордовский документ, закрытый пару часов назад, когда она ещё сидела в издательстве за своим рабочим столом на не очень удобном стуле с колёсиками, у которого ещё и спинка шаталась: «Ладно, любовнички, продолжим».

***

Игнат вернулся только через примерно полчаса, что для Мии, конечно же, было вполне себе нормальным временем прихода домой, но вот для её брата считалось выходом за рамки родительского одобрения.

Девушка уже успела дописать всё, что хотела, точнее, всё, что было необходимо, ведь она сама-то вообще не была в восторге от таких статей, и теперь могла спокойно встретить братишку.

Мия встала, облокотившись на дверной косяк и скрестив руки на груди.

– Ну привет.

– Привет, – пухлые щёки Игната немного раздулись в довольной улыбке.

«Какой-то ты чрезмерно умилительный сегодня», – решила Мия и слегка прищурилась, как бы дразня брата, который согнулся пополам, чтобы развязать шнурки.

– В пробку попал? – спросила вместо приветствия появившаяся в коридоре мама, что означало: «Ты почему так поздно пришёл домой и ничего не написал мне».

– Да просто сначала опоздал на автобус, он ушел… – Игнат перевел дыхание, так как всё ещё стоял в неудобном для разговора положении, – прямо у меня под носом. А следующий ехал долго. Да и медленно, кстати.

Игнат небрежно поставил свои ботинки на коричневый коврик.

Заметив, что брат, любящий порядок, только что чуть не испачкал её туфли, Мия поняла: он хочет поскорее уйти от расспросов.

Избегая столкновения взглядом с матерью, Игнат очень быстро снял куртку и прошёл в комнату. Мия только плавно отошла в сторону, уступая ему дорогу, и посмотрела на маму, которая по-доброму усмехнулась.

***

Мама пожелала дочери и сыну спокойной ночи и заперла дверь в родительской комнате. Мия же ушла на кухню, чтобы погреть еду для брата, пока тот переодевается.

Приятный аромат долгожданного ужина заставил юношу снова улыбнуться.

– Что у нас сегодня в меню? (Да и вообще он довольно часто улыбался вне зависимости от того, было ли ему весело или грустно.)

– У вас не знаю, себе я грею картошечку с мясом, – ответила Мия, не поворачиваясь к брату и продолжая помешивать деревянной лопаткой крупно нарезанный картофель.

– Спасибо, сестрёнка, – Игнат похлопал её по плечу и слегка присел на стол, выставив руки назад.

Несмотря на разницу в возрасте, младший брат уже практически перерос свою сестру.

– Ну и как зовут этот «Автобус»? – Мия накрыла сковородку прозрачной крышкой и стала смотреть, как капли масла разлетаются в разные стороны, стремясь вырваться за невидимый барьер.

– Рита.

Сестра даже немного удивилась тому, как легко было названо имя, потому что маме он бы вообще не признался, что с кем-то встречается. Таков уж был её брат: рассказывал родителям только тогда, когда всё уже было наверняка.

– Вроде бы она клёвая, – неуверенно продолжил Игнат.

– Так вроде бы или клёвая? – Мия уже перекладывала поджаристую картошку в тарелку, прикрываясь крышкой, как щитом.

– Мы полчаса стояли просто обнявшись. Я чувствовал, как бьется её сердце. Вокруг проходили люди и… Другие парочки начинали перешёптываться и умилённо смотреть на нас. Одинокие волки и волчицы недовольно скалились, как бы говоря: «Ну ничего, это ненадолго. Скоро вы разойдётесь и станете такими же одинокими, как я». А мы просто обнимаемся, словно время для нас идёт по-другому, словно трудности и беды вообще перестали существовать. И сразу ночь не такая мрачная, звёзды светят ярче, мерцают, как бы одобрительно подмигивая. И словно все в этом мире полно добра, словно всё остальное просто неважно… В этом что-то есть, – уже смелее ответил Игнат и задумчиво посмотрел на луну в окне.

– Вот только мир от этого не изменился, другим на самом деле нет до вас дела, а те, кто одинок, всё ещё расхаживают в эту, как ты говоришь, мрачную ночь по улицам, не зная, чем себя занять. Так что, да, всё меняется, но только для таких, как ты, – усмехнулась Мия, отведя взгляд, чтобы слова не прозвучали слишком уж пессимистично.

– Придурков?

– Романтиков! А вообще, порой это одно и то же, так что будь осторожнее. Я вот, к примеру, считаю, если тебя что-то напрягает, стоит сразу обращать на это внимание. «Любят вопреки» никто не отменял, но она курит? Или, может, любит кулинарные ток-шоу?..

– Ладно, ладно, я понял, буду иметь в виду. Ну а что насчёт тебя?

– А что я? Свобода навсегда, вольная волчица! Шучу, просто…

– Да я не про это. Зачем тебе переезжать?

– Ну… Понимаешь. Это сложно. Хотя нет, вообще-то всё довольно просто: я не хочу расстраивать родителей, понимаешь?

– И при чём же тут переезд? Вообще, как ты их расстраивать-то можешь?

– Да так: своими поздними приходами домой и постоянным запиранием в нашей комнате. Сейчас я должна работать, пойми, чтобы иметь деньги, да даже чтобы просто реализоваться. Иначе к чему были все те четыре года в университете?

– Но чем мы тебе мешаем?

– В том-то и дело, вы мне не мешаете, да и я вам. Но я же вижу, как папа реагирует, когда я снова ухожу в другую комнату, чтобы дописать статью. И в итоге всем, получается, плохо. Я не могу целиком сосредоточиться на работе, думая о родителях, а они чувствуют себя брошенными.

– Ну а что изменит твой переезд?

– Наши отношения урегулируются и… Да, ладно. Не знаю, как тебе объяснить, но считаю, что поступаю правильно. И, вообще, я уже всё решила, так что не стану отступать. Года через три-четыре ты сам будешь в таком же положении… Еще и посоветоваться придёшь, а как же лучше разложить твои комиксы по коробкам, чтобы не помять их.

– Если не хочешь об этом говорить, так и скажи. Но я вот считаю, что никому ты легче не делаешь. Просто бросаешь всех, включая меня. И, по правде сказать, мне кажется, ты просто хочешь себе что-то доказать: что тебе не слабо жить одной, не слабо делать всё самой. Я никогда не мог понять, чем тебе не нравится наша тесная, семейная взаимосвязь. Да, у тебя никогда не было особо много подруг, и гулять ты ходила редко, но это же всё просто фигня. Семья – вот то, что по-настоящему важно, по-настоящему крепко. И зачем платить тогда какой-то тётке? Ты ведь могла бы откладывать эти деньги и…

– Не переживай, комиксы я всё равно и дальше буду тебе покупать.

– Я ведь и обидеться могу.

– Не обидишься, знаешь же, что шучу. Просто давай не будем об этом, ладно?

– Сначала ты внедряешься в секту и пропадаешь на три недели, а теперь это. Класс, просто супер.

– Мы будем и дальше много общаться, к тому же онлайновые игры никто не отменял. Ну и телефон со скайпом, конечно же. Ты же мой братишка!

Мия вручила брату горячую тарелку и, хлопнув его по плечу, снова вернулась к весёлому настроению.

– Пошли, я тебе бургер купила.

– Но папа ведь против того, чтобы я ел ночью, – с не очень-то большим сопротивлением возразил Игнат, пытаясь понять, не разыгрывают ли его.