Как нельзя лучше? Отечество ушедшего века в уколовращениях жизни

– Вот видишь, мадмуазелька, – бодро разглагольствовал он, – что значит остаться с тобой вдвоем? Как говорится, покой и благодать.

– Только скоро покой и благодать получать втроем будем, – решилась она, наконец, выдохнуть то, что ее терзало.

– Никаких третьих нам не надо. Мне, во всяком случае, тебя одной хватит. Так что если вы, мадмуазель, проявляете заботу о том, чтобы у вашего мужчины гарем завелся, то это излишне.

– Да я, можешь себе представить, не о гареме для своего мужчины, я о другом, третий может сам собой появиться, без спросу. В роддоме.

Известие вроде бы относилось к числу ожидаемых, тем не менее он был ошеломлен, и его обычная беспечность моментально слетела с него, будто сорванная ветром шляпа.

– Ты о чем это!?

– Да о ребенке.

Молчание его было продолжительным. Если б ей было видно его лицо, она заметила бы его растерянность и то, как он порывается что-нибудь сказать и не может ни на что решиться.

– Так ведь… Так ведь надо к врачу сходить.

– Уже сходила. Подумала, что я, наверно, надорвалась. А оказалось совсем-совсем другое.

– А врач что?

– Я же уже сказала.

– У-у, – мычит он, приходя постепенно в себя и озадаченно вникая в свое потрясающе новое положение. – Прямо всерьез, что ли? Вот это да! – Пальцы свободной руки поскребли макушку, демонстрируя серьезную умственную работу. – А чо такое беременная, а? – окончательно возвратился он на игривый тон и привлек подругу чуть плотнее. – Болезнь такая, что ли, простуда?

– Ну да, вроде как хворь такая.

– Надеюсь, не заразная?

– Еще как заразная. Оттого и получилось.

Его настрой не спешил переходить к ней, и все же состояние тревоги начало подтаивать, хотя скорее незаметно для нее.

– Это с кем же вы, мадмуазелька, так неосторожно пообщались? Позвольте спросить.

В ответ ее миниатюрная ладошка на его груди отчетливо, хотя одними только пальцами, изобразила похлопывание.

– Я-а!? – деланно вскидывается ее приятель, не отделяя, однако, ни одной ее прильнувшей к нему клеточки. – Я такими хворями сроду не страдал. – Его вздернутый указательный палец заколебался у него и у нее перед глазами, изображая самый решительный и непреклонный протест. – Не демонстрировали бы вы лишний раз свое хваленое женское лукавство. Давайте-ка выкладывайте все начистоту.

– Начистоту и есть.

– Ведете вы себя неосторожно в свежую погоду, скажу я вам, мадмуазелька. Бывает же – ветром надует. Вот недавно как раз вон какой бурный циклон пронесся, ураганом звали.

– Мой циклон зовется иначе.

– Ну как бы ни звался, а только учила тебя мама быть осторожной в ненастье, и все без толку. В непогоду подол у тебя неосторожно приподнимается, вот и результат.

– Он не сам приподнимается. – И ее ладошка на его груди снова показала, к кому адресованы ее слова.

– Ну уж так уж и я. Помилосердствуйте, мадмуазелька. Ну, если и было, то ведь всего-то раз, два, три… – растопыренные пальцы снова замаячили перед их глазами. – Пальцев на руке не хватит.

– На это хватило.

– У-у. Ну, стало быть, это только потому, что ты у нас такая шустренькая. Придется поговорить с тобой по-серьезному.

Он с напускной важностью прикрякнул, кашлянул в кулак и начал:

– Позвольте спросить вас, барышня, вы как привыкли детей на свет производить: в замужестве или так?

– Да вы знаете, молодой человек, такой привычки у меня как-то не сложилось.

– Как так? Уж не хотите ли вы сказать, что у вас совсем нет практики?

Ему было даже и невдомек, что упоминание о замужестве ввергло подругу в волнение, от которого у той замедлилось дыхание и наметилось ощущение победительницы.

– Именно это и хочу сказать.

– Вот тебе и на! И я только сейчас об этом узнаю, – витийствует он и делает вовсю широкие глаза. – Она, может, и рожать-то вовсе не умеет, а берется. Это ж надо, какая безответственность. Чему вас в школе учат? – Артисту в его приподнятом настроении великолепно удается неподражаемо ворчливый и вместе с тем назидательный тон. – Ты сначала приобрети опыт, досконально изучи это дело на практике, а потом уж берись детей делать. Умные-то так ведь поступают.

– Болтушка.

– Ничего себе болтушка. А я-то стараюсь, а я-то ухлестываю, уламываю и уговариваю, добиваюсь, можно сказать, больших успехов.

– Да-а, что есть, то есть. Уж этого у тебя не отнимешь.

– И что в итоге?

– И что в итоге?

– Придется мне, барышня, взять тебя под свою опеку. В общем, слушай внимательно: ребенка производить на свет будешь в замужестве.

– Я буду в замужестве? – незамедлительно реагирует та, успев уже оживиться глазами. – А можно поинтересоваться: за кем я буду замужем?

– Учитывая твое безответственное отношение к таким вопросам…

– Учитывая мое безответственное отношение…

– Выбор за тебя я, разлюбезная барышня, сделаю сам.

– Я очень внимательно слушаю. Так какой же будет выбор?

– Женихом твоим будет, смею заверить, персонаж в высшей степени положительный. Если что-то и не устроит тебя, то только потому, что ты не умеешь ценить. При твоей безответственности немудрено, – важно завершает он свои разглагольствования, с удовольствием вслушиваясь в них и сам.

– Да я уж постараюсь.

– Почти не пьет, почти не курит, почти на женщин не смотрит.

– А «почти» что означает?