Приключения поручика гвардии

– Нет, сэр, я не верю в это, иначе не приплыл бы к вам. Но и сам Тапега, и его воины возбуждены и готовы сражаться с вами.

– Но ведь это же безумство, Робертс, противостоять тридцати шести пушкам и командам двух кораблей, вооруженным ружьями?!

– Я прекрасно понимаю это. Да это понимает и Тапега, но у него нет другого выхода.

– Есть выход, Робертс! Вы сейчас же поплывете назад и передадите своему вождю мое предложение встретиться с ним для переговоров здесь, на «Надежде», без присутствия его разгоряченных воинов. Ведь для успеха в переговорах нужна холодная голова. Я гарантирую ему полную безопасность, разумеется, вместе с вами, – и, подумав, добавил: – Это лично для вас, Робертс. Мы не заключали никакого союза против вашего племени, хотя нам на это и намекали.

Лицо англичанина просветлело.

– Я с удовольствием выполню ваше поручение, сэр! И уверяю вас, что Тапега примет ваше предложение. Как вы знаете, я же член его семьи, муж его дочери.

– Успеха вам, Робертс!

* * *

В каюту Крузенштерна были приглашены камергер Резанов, капитан «Невы» Лисянский, натуралист Лангсдорф и Андрей Петрович.

– Господа! – обратился Крузенштерн к присутствующим. – Я оцениваю сложившуюся ситуацию как чрезвычайную. Под угрозой срыва находится утвержденный план экспедиции. Если в ближайшие дни мы не наполним бочки «Невы» свежей питьевой водой и не обеспечим ее команду отдыхом на берегу и свежей провизией, то не сможем выйти в открытый океан.

Конечно, можно было бы осуществить это в заливе Чичагова, но нет никакой гарантии, что это удастся сделать, так как появление двух многопушечных кораблей у деревни туземцев, подвергшейся в совсем недавнем времени разрушению, может быть воспринято ими совершенно не однозначно. Кроме того, мы не можем оставить отношения с местным племенем невыясненными, так как сюда впоследствии могут зайти и другие русские суда. Поэтому необходимо все эти вопросы решить именно здесь, в бухте Анны-Марии.

Что же послужило причиной бунта туземцев? Слухи, которые появились в результате работы экспедиции под руководством уважаемого ученого господина Лангсдорфа. Но переговоры с вождем племени туземцев, живущих у залива Чичагова, вел присутствующий здесь Андрей Петрович. Вы, случайно, Андрей Петрович, ничего не перепутали, когда докладывали мне об этих переговорах? – обратился он к нему.

Андрей Петрович вспыхнул, вскакивая со своего места:

– Я случайно ничего не перепутал, господин капитан-лейтенант. Даю слово офицера гвардии!

– Наслышаны об офицерах гвардии, – недвусмысленно обронил капитан.

И тут встал Резанов, причем встал резко.

– Хватит пикироваться, господа офицеры! Не время! А вас, Иван Федорович, прошу не забывать, что гвардия – она и есть гвардия, тем более лейб-гвардия Его Императорского Величества.

Это означало: не забывайтесь, капитан-лейтенант! То, что допустимо в кругу друзей, то недопустимо в официальной обстановке, да еще в присутствии лица, имеющего придворный чин генеральского класса. Это был урок на всю жизнь. Это был холодный душ.

«Слава Богу, что из моих подчиненных здесь присутствует только Лисянский, мой друг», – промелькнуло в голове Крузенштерна.

Но тут встал Лангсдорф.

– Я присутствовал на этих переговорах, и я так же, как и Андрей Петрович, свободно владею французским языком. Поэтому я подтверждаю, что он при мне докладывал начальнику экспедиции именно то, что было на самом деле, – поддержал Андрея Петровича своим научным авторитетом Григорий Иванович.

Резанов же, боец, закаленный в придворных интригах, моментально прочитал по выражению лица обескураженного капитан-лейтенанта его мысли.

– Считаю инцидент исчерпанным и прошу вас, господа, в знак примирения пожать друг другу руки.

Андрей Петрович как младший по должности, хотя они и были с Крузенштерном равными по чину, так как офицеры гвардии имели преимущество в два чина перед армейскими и флотскими офицерами, первым сделал шаг вперед и протянул руку. Крузенштерн с облегчением сделал то же самое.

И тут, широко и искренне улыбаясь, Андрей Петрович неожиданно спросил:

– А какое бы вы, Иван Федорович, предпочли оружие, если бы я вас вызвал на дуэль для удовлетворения: шпаги, пистолеты?..

– Кулаки, – буркнул опешивший капитан.

– Оригинально, очень оригинально. Однако чисто в английском стиле, – удивился Андрей Петрович и вдруг хлопнул себя по лбу. – Покорнейше прошу прощения, Иван Федорович, я же совсем забыл, что вы служили на английском флоте!

Лангсдорф так и прыснул от смеха, окончательно разряжая обстановку. И когда он, ценитель тонкого юмора, белоснежным батистовым носовым платком промокнул края заслезившихся глаз, Резанов, усилием воли подавивший приступ смеха, уже серьезно спросил:

– Каковы же ваши предложения по выходу из создавшегося положения, Иван Федорович?

Крузенштерн, уже успевший сосредоточиться, ответил:

– Сейчас, на мой взгляд, важно ответить на вопрос: приедет Тапега на переговоры или нет. Если нет, то мы попадаем в тупиковое положение. Если да, то нужно будет постараться выяснить источник слухов, взбудораживших туземцев, а затем нейтрализовать их и прямо рассказать ему о наших проблемах. Но ни в коем случае не лебезить перед ним, так как он напуган не меньше нас. Мы должны суметь гарантировать безопасность его племени в обмен на решение наших насущных вопросов.

– Ну что же, наверное, так и будем действовать, – после короткой паузы заключил Резанов.

– А может быть, вам, Николай Петрович, вести переговоры, – предложил Крузенштерн камергеру, – вы же дипломат в ранге полномочного посланника?

– Вы не правы, Иван Федорович. Переговоры будете вести вы как известный им человек, авторитетный капитан, на которого они готовы молиться, а я для них никто, нуль, – улыбнулся камергер вместе со всеми, – но я буду рядом и в случае чего помогу вам. В общем, буду играть роль серого кардинала, – шутливо добавил он.

* * *

Робертс сдержал свое обещание. К полудню из-за мыса показались с десяток пирог, которые быстро приближались к «Надежде», но на некотором расстоянии, как было принято и ранее, остановились, и только одна с вождем, стоящим на ее носу, подошла к трапу. Дежурный офицер проводил его в сопровождении Робертса на шканцы, где во главе группы офицеров стоял Крузенштерн. С обеих сторон чувствовалась настороженность, от былого радушия не осталось и следа.

– Я приветствую тебя, вождь, на борту своего корабля, – с полупоклоном сказал капитан.

Тапега, выслушав перевод Робертса, ответил таким же полупоклоном.

– Я передал ваши слова вождю, сэр, но он бы хотел услышать это от вас лично.

– Хорошо, Робертс. Переводите. Мы ни с кем не заключали военного союза против вашего племени. Нам это ни к чему. Кто же пытается поссорить нас с вами, мы не знаем. Но, по нашему мнению, это не Кабри. Он был нанят переводчиком в экспедицию господина Лангсдорфа по обследованию острова и добросовестно выполнял свои обязанности. А со вторым кораблем мы потеряли друг друга из вида во время бури далеко отсюда, у мыса Горн, – Крузенштерн глянул на Робертса, и тот подтвердил, что все понял. – И только теперь его капитан нашел нас, – при этих словах Лисянский сделал полшага вперед. – Теперь дальше мы снова пойдем вместе. Но команда этого корабля устала и ей надо несколько дней отдохнуть на берегу. Кроме того, им нужно наполнить бочки чистой питьевой водой и купить у вас свиней, кокосовые орехи и бананы по тем же ценам, что покупали и мы. Как только все это будет сделано, мы снимемся с якорей и покинем Нукагиву.

Тапега все время внимательно слушал перевод Робертса, и вдруг в его глазах мелькнули озорные искорки.

– А чего же вам ждать – вы же боги и можете в любое время улететь на своих белых крыльях за облака?

– Это так, – не моргнув глазом, сказал Крузенштерн, – но и за облаками матросы должны и пить, и питаться.

Железная логика капитана окончательно убедила вождя в том, что бояться им нечего. Он и сам подспудно понимал абсурдность обвинений, выдвинутых против русских моряков, но хотел лично убедиться в их необоснованности. И капитан своей прямотой убедил его в этом.

– Сколько вам надо свиней и фруктов? – уже деловым тоном спросил Тапега.

– Об этом договаривайтесь с капитаном другого корабля, – с облегчением ответил Крузенштерн, указав на Лисянского.

Мир был восстановлен, и камергер Резанов молча пожал ему руку.

Глава IV

Курсом на Камчатку