Вторая попытка

– А что о Скубжевском? Он что, провалил задание или к немцам перешёл на службу? Нет. Если о вчерашнем, то мне самой его поведение не понравилось, но считаю, что тут нет никаких оснований для информирования центра.

– Ясно, младший лейтенант Сёмина. Вам виднее. Раз нет оснований, то и нет, – с напускным безразличием произнёс Коновалов. – Вот только не обжечься бы с этим твоим Скубжевским. Смотри не пожалей потом, что так поступаешь.

Коновалов вышел из землянки.

Таня принялась нервно глотать остывший вчерашний чай из стоявшей на столе алюминиевой кружки. Она и не заметила, как в землянке появился Вилор. Лицо Скубжевского было крайне бледным, но во всём остальном он, похоже, смог с собой совладать.

– Доброе утро! Через полчаса радиосеанс?

– Через 28 минут, – взглянув на часы, нарочито точно ответила Татьяна и подумала: «А он, пожалуй, действительно боится, что я в центр сообщу. Тут, наверное, в чём-то Иван прав».

– Вот, передай это в центр, – Скубжевский вручил своей напарнице небольшой густо исписанный листочек.

Таня пробежала глазами текст. Вилор сообщал, что получить информацию об объекте Z от «языка» не удалось, вероятность взять нового «языка», владеющего нужными сведениями, минимальна, а потому просил для себя разрешения непосредственно направиться в райцентр и дальше действовать по обстоятельствам.

Девушке показалось, что Скубжевский, собираясь идти в посёлок, чуть ли не в сам немецкий штаб, хочет этим поступком реабилитировать себя за вчерашнее. Но она не могла не согласиться с Вилором в том, что вариант с «языком» отпадает и нужно искать что-то другое. Возможно, даже очень рискованное, но время поджимает.

– Хорошо, сейчас зашифрую.

– Что-нибудь ещё предлагаешь передать в центр? – Скубжевский не смог до конца подавить дрожь в голосе.

– Нет. Считаю, что всё написано полно и исчерпывающе. Передам в таком виде, – спокойно, но подчёркнуто холодно и официально ответила Татьяна.

Скубжевский ушёл, чувствуя себя лишним. Девушка приступила к шифрованию сообщения. Когда работа была закончена, да сеанса связи оставалось ещё 8 минут. Надо было включить рацию, проверить настройки частоты и ждать наступления нужного момента. Все эти действия у Татьяны были доведены до автоматизма. А когда руки действуют автономно от головы, то в эту самую голову начинают проникать всякие посторонние мысли. И даже очень неподходящие. Как сейчас, когда перед глазами Тани возник смутный, расплывчатый образ Курта Зайдлица, покорно ждущего своей участи с подрагивающими, словно в тике, плечами.

– Сгинь, сгинь навсегда, – прошептала Таня.

Усилием воли ей удалось стереть, словно ластиком, сгорбленную фигурку из памяти. Палец, тот самый палец, который вчера чувствовал мертвенный холод спускового крючка, начал посылать в эфир точки и тире. Без всякой дрожи. Это важно, поскольку в центре знают её почерк.

Закончив передачу и сняв наушники, Татьяна удовлетворённо улыбнулась: «Всё нормально. Я смогла и дальше смогу».

Ответа центра надо было ждать завтра в это же время. А сегодня, получается, совсем нечем заняться. Таня почувствовала, что её снова клонит в сон. «Странно, я же спала часов 12. Вообще не помню, когда столько спала. До войны разве что… Ладно, полежу ещё часика два-три, всё равно сегодня никаких заданий не будет».

Она натянула на себя шинель до подбородка и почти мгновенно заснула.

* * *

В поступившей на следующий день радиограмме было дано разрешение на проведение активных разведывательных мероприятий в райцентре с правом действовать в соответствии с оперативной обстановкой. При этом центр ещё раз настоятельно подчёркивал, что информация о характере деятельности объекта Z и точном месте его расположения нужна в предельно сжатые сроки.

– Всё ясно, – сухо произнес Вилор, прочитав протянутый Таней листочек с расшифрованной радиограммой. – Завтра пойду в посёлок. Ждать больше нельзя.

– Один пойдёшь? – аккуратно спросила девушка, всё ещё надеясь услышать благоприятный для себя ответ.

– Один! – Скубжевский словно ударом топора обрубил Татьяне надежду. – Пойми, нельзя рисковать нам обоим одновременно. Нам же надо найти этот чёртов объект. А если мы вдруг попадёмся в посёлке оба, то что тогда? Придётся центру новых разведчиков забрасывать, а время потеряно.

Сёмина понимала, что её напарник прав, но ей было тяжело примириться со своей пассивной ролью. Таня рвалась туда, где опасно. Девушка чувствовала, что её душе нужна встряска. Ей абсолютно противопоказано сейчас сидеть на месте и предаваться воспоминаниям. Но ничего не поделаешь – Вилор как-никак командир, да и логика в его решении явная. «Может быть, попросить Ивана, чтобы меня взяли на какое-то задание вместе с партизанами в эти дни? – подумала девушка. – Нет, не пойду я к Коновалову, ещё неизвестно что подумает. Лучше я с Алексеем Сергеевичем посоветуюсь».

* * *

На следующий день с утра Вилор отправился в путь. Он сдал Тане на хранение свои документы и пистолет. Последним, что успел заметить Скубжевский, уходя из лагеря, был насмешливый взгляд Коновалова, стоявшего рядом с Портновым.

– Пошёл храбрость свою показывать. Ишь как глазами по сторонам зыркает!

– Кончай, Иван. Ты просто к нему несправедлив, – возразил комиссар. – А у парня впереди задачка о-го-го! Недаром их сюда с Большой земли забросили. Может, это поважнее будет, чем всё то, что отряд наш делает.

– Ну ты тоже, Алексей Сергеевич, скажешь, – недовольно пробурчал Иван. – Что мы, не воюем, что ли, совсем?

* * *

Вилор, углубившийся в заросли кустарника и лесной малины, не слышал, да и не мог слышать разговор командира и комиссара. Собственно, и сам этот разговор был для него совсем неважен. Скубжевского угнетала мысль об отсутствии чёткого плана действий. Вот придёт он в райцентр, и что дальше? С чего начать? Явок там после провала партизанских связных вообще нет никаких. На кого можно опереться, ни Коновалов, ни Портнов ему не посоветовали. И понятно почему. Иван вообще не местный. Портнов, правда, с Гомелыцины, но совсем из другого района. В отряде есть, конечно, партизаны из окрестных населенных пунктов, но никто из них не смог указать надёжных людей. А может быть, Портнов их недостаточно подробно опросил. Хотя вряд ли, Алексей Сергеевич – человек вдумчивый и дотошный.

Солнце начинало потихоньку припекать на лесных полянках. Мысли в голове у Скубжевского потихоньку заплетались одна за другую. Хотелось пить и немножко посидеть. Путь пройден не очень большой, но прямо по лесу, да ещё такому болотистому, без тропинок, идти было тяжеловато. Вилор заметил впереди солнечную поляну и решил там сделать остановку минут на 20. Однако дойти до места привала ему было не суждено.

Сильнейший удар сзади по голове мгновенно свалил Скубжевского на землю. Его лицо соприкоснулось с мягким пушистым мхом, на который сверху тихонько начала просачиваться тонкая красная струйка от раны на затылке.

Около распластавшегося тела Вилора возникли фигуры двух молодых мужчин с характерными повязками на рукаве.

– Ты его не совсем грохнул? – спросил один из парней, более высокий, чем его напарник.

– Да нет! Очухается! Смотри, шевелится уже, – ответил второй, отбрасывая в сторону небольшое брёвнышко, которым был нанесён удар. – Давай быстрее кляп ему вобьём. И мешок на башку нахлобучим. Криевич приказал, чтоб этот хлыщ не видел, куда мы его везём.

Подхватив Скубжевского под руки, парни поволокли его к опушке леса, где стояла телега с лошадью.

Вилор пришёл в себя в тёмном помещении. Тусклый свет просачивался только из маленького окошка под самым потолком. Рядом с нарами, на которых он лежал, громоздилась фигура какого-то верзилы. Увидев нарукавную повязку, Скубжевский похолодел: «Полицай! Вот и всё… теперь пытать будут». От мысли, что впереди лишь мучения и страшная боль, а затем неизбежная смерть, онемело всё, начиная с рук и ног и заканчивая самой способностью мыслить.

Верзила окатил Скубжевского ведром воды и зычно приказал:

– Встать! Выходи!

Вилор хотел пошевелить руками и только сейчас понял, что они связаны. Холодная вода из ведра подействовала отрезвляюще. Скубжевский смог подняться и вышел, подгоняемый верзилой, через открытую дверь в коридор. Через несколько минут они оказались в светлой комнате с жёлтыми занавесками, откуда вела дверь в чей-то кабинет.

За столом в комнате с занавесками сидел ещё один полицай, лениво теребящий лежавший у него коленях «шмайссер».

– Куда этого тащишь? К Криевичу? – полусонно спросил он у верзилы.

– К нему. Куда ж ещё? – ответил тот и, постучав, просунул свою коротко стриженую шишковатую голову в дверь. – Вацлав Зенонович, вот, доставил.

* * *

Посреди кабинета одиноко маячил облупившийся стул, напротив которого в нескольких метрах помещался массивный деревянный стол, сохранившийся с довоенных времён, когда за ним сидел первый секретарь райкома комсомола.

За столом виднелся человек средних лет в гражданском костюме. Внимательно глядя на Вилора, он неторопливо произнёс:

– Садитесь, господин Скубжевский. Вот стульчик для вас специально принесли. Не ахти, конечно, но сойдёт. Располагайтесь поудобнее. Руки, правда, развязать пока не могу, уж не обессудьте. Разговор у нас с вами будет длинный. Если, конечно, вы благоразумие проявите.

Верзила подвёл Вилора к стулу и опустил его на сиденье.

– Я могу идти? – обратился он к сидевшему за столом.