– Не спорьте, – вмешался я. – Вадим, что ты хотел сказать?
– Про обла… про тучи над головой. Я ощущаю страх, но не могу понять, откуда он ко мне приближается. Не по себе как-то.
– А кто знал о предстоящей поездке в Москву?
– В интернате многие об этом знали. В январе директор объявил, что отличников ожидает приятный сюрприз на каникулах в виде поездки в Москву.
– Так ты отличник? Никогда бы не подумала.
– Отличником никогда не был. Математика и физика хромают. Есть тройки.
– И как же ты со своими тройками затесался в группу отличников?
– Я завоевал первое место на соревнованиях по плаванию. Получил медаль. Мною очень гордились в интернате, поэтому решили премировать поездкой в Россию.
– Ясненько, – протянула Люська. – Вернее, ни фига мне не ясно. Сколотилась группа французских отличников, прилетели в Москву, гостиница, экскурсии, море впечатлений, и за день до отлёта одного ученика отвезли на другой конец города на съёмную квартиру. Но самое интересное впереди. Ни заявления в полицию о пропаже человека, ни паники не последовало, и группа отличников благополучно отбыла в Париж. А Вадька, как невидимка, будто и не было его вовсе. Чепуха какая-то. Глеб, ты куда пошёл?
– Алиске пытаюсь дозвониться.
– Ой, я забыла сказать, она мне звонила. У неё сегодня кастинг.
– Сегодня, и ты молчала? И почему она позвонила тебе, а не мне?
– Тебя всё равно туда не пустят, успокойся.
Успокоиться я не мог. Кастинг… Кастинг… Не нравятся мне эти пробы-смотрины. Не нравятся и всё тут!
Глава четвёртая
Попытка номер два
Который раз убеждаюсь, у каждого учителя в классе есть свой любимчик. Любимчик нашей алгебрухи – Санька Лаптев. Парень он неплохой, но по алгебре дуб дубом. Вызовут его к доске, а Санька стоит, глазами хлопает. Лаптев увлекается боксом, поэтому всякие интегралы и дифференциалы на дух не переносит. Вот по репе кому-нибудь надавать на перемене, или устроить разборку за школой после уроков – всегда, пожалуйста, тут Лаптев сумеет отличиться.
Сегодня Сашку вызвали к доске, и класс десять минут угорал от его бредовых ответов на вопросы Ирины Львовны.
И что, думаете, она ему пару поставила? Ничего подобного. Сначала ходила вокруг да около, всё подсказать пыталась, потом поняла, что до Сашки её подсказки не доходят, взяла мел и решила уравнение.
Больше всего поразило, что Лаптеву за его ответ поставили тройку. И, наверное, я не стал бы думать об этом так долго, если бы после Сашки к доске не вызвали меня. Да, признаю, из меня тоже неважнецкий математик, но, по крайней мере, я в состоянии решить задачу без посторонней помощи. Что, собственно, я и сделал.
Алгебруха начала придираться, мол, это не так, то не эдак. Потребовала, чтобы я решил уравнение другим способом. Другого способа я не знал, Ирина Львовна хищно улыбнулась и поставила мне пару.
И с такой несправедливостью я сталкивают не первый раз. Она меня терпеть не может, оценки занижает в открытую, за контры выше троек ничего не ставит. Причина банальна – Ирине Львовне не нравится Диана. Невзлюбила она её, как актрису, а я родной внук Дианы, следовательно, часть нелюбви перекинулась и на меня. По этому поводу у нас часто возникают конфликтные ситуации, наша классуха даже предлагала мне перейти в параллельный класс (там алгебру ведёт другой препод), но я категорически отказался. Из принципа. Не доставлю алгебрухе такого удовольствия. Пусть лучше пять раз в неделю видит меня на своих уроках и злиться. Ещё посмотрим, кто кого переплюнет.
Короче, после школы (алгебра у нас была последним уроком) я сразу зарулил к Иннокентию Ивановичу. Настроение ушло в минус: с одной стороны душило чувство несправедливости, с другой никак не мог перестать думать об истории Вадима. Навалилось всё в одну кучу, мешая сосредоточиться.
В таком подавленно-раздавленном состоянии я и пришёл к Иннокентию.
Квартира у писателя шикарная: просторная гостиная, кабинет, две спальни, большая столовая, кухня, бесконечные широкие коридоры, плюс уютная комнатушка, в которой за ноутбуком работаю я. Раньше в этой квартире жили родители Иннокентия Ивановича: отец адмирал и мать пианистка, теперь он живёт здесь один.
Впустив меня в прихожую, Иннокентий Иванович развернулся и молча пошаркал в кабинет. Меня это не удивило. На старика снизошло вдохновение, в такие моменты он ни с кем не разговаривает, чтобы не спугнуть музу.
Я помыл руки, зашёл на кухню выпить сока, и потопал к своему рабочему месту. На небольшом столике у окна лежал мой ноутбук, несколько шариковых ручек, скрепки, ластик, штрих и десяток исписанных корявым почерком листов.
Взяв листы, я поднёс их ближе к глазам. Всё ясно – моя сегодняшняя работа. Включив ноут, прикинул, что часа за два справлюсь с заданием и, если больше не буду нужен Иннокентию, смогу рвануть домой.
Сегодня работалось трудно, то ли я был не в настроении, то ли почерк Иннокентия Ивановича за последние сутки окончательно испортился, но разобрать что-либо в его записях получалось раза с десятого. Честное слово, даже у врачей почерк лучше.
…Прошло два с половиной часа. Я не заметил, что в комнате появился Иннокентий Иванович. Прислонившись к дверному косяку, он наблюдал за моей работой, точнее, за тем, как я задумчиво смотрел в окно.
– Глеб, – сказал он своим тягучим голосом. – Чем ты занят?
– Работаю, Иннокентий Иванович.
– Много осталось?
– Один лист.
– Дай-ка посмотреть, что у тебя получилось, – он сел за стол, поправил очки и начал читать. – Глеб, ошибка на ошибке, почему не исправляешь?
– Исправлю, когда закончу.
Иннокентий Иванович встал и позвал меня в кабинет.
– Скажи, у тебя неприятности? – спросил он на ходу.
– Нет, всё в порядке.
– Ты рассеян.
– Вам показалось.
Иннокентий Иванович протянул мне толстую книгу.
– Узнаёшь?
– Узнаю. Я взял для вас книгу в библиотеке. – Как вы и просили, – добавил я.
– В том-то вся соль, что просил я тебя взять другую книгу.
– Не может быть, как другую?
– А говоришь, не рассеян. Где список литературы, надеюсь, ты его не выбросил?
– Нет. Он в моём рюкзаке.
– Принеси.
Не понимая, как мог спутать книги, я отправился за списком.