Ничего не произошло.
То есть, наоборот, произошло нечто необычное. Я по-прежнему был жив, меч по-прежнему передо мной, но рувим вдруг заговорил, и его голос был подстать шестиметровому росту:
– Не делай третий шаг, Элф. В третий раз ты умрёшь.
Я посмотрел на рувима и понял, что он не шутит. Да и с чего ему со мной шутить?
– Откуда ты знаешь моё имя? – глуповато поинтересовался я.
Рувим промолчал. Видно, он уже успел сказать всё, что считал важным. Пора было поворачивать оглобли. Но сначала я дал себе слово, что больше никогда в жизни не стану так психовать, и дважды сглотнул, потому что заложило уши. Вот это голос!
Вернувшись к скале, я опустошил одну из двух своих фляг, недоумевая, что на меня нашло.
Рувимы не хотят с нами говорить и ничего не объясняют… А они что – обязаны? Люди напортачили с колонизацией Парадиза, нарушили структуру пространств нескольких параллельных вселенных (если верить умникам), привели в движение Обруч миров (если верить нукуманам), открыли дорогу на собственную планету всякой додхарской нечисти во главе с яйцеголовыми, а рувимы теперь крайние? Да не вмешайся они, ещё неизвестно, чем бы закончилось Проникновение.
Не наложи они заклятие на технику, мы, быть может, уже истребили бы друг друга и без помощи ибогалов. Сколько было междоусобиц за первые десять лет существования Нового мира? Сколько Старых территорий совершенно опустело? Ведь на том куске Земли, куда мы с Тотигаем постоянно ходим за добычей, совсем никто не живёт… Сколько было попыток захвата уцелевших ракетных баз? Прямо на этих самых рувимов ведь пёрли. А не блокируй они сразу после Проникновения остальные интересные объекты? Атомные электростанции? Склады химбоеперипасов? Лаборатории по разработке бактериологического оружия, существование которых все отрицали, но которые у всех имелись? С яйцеголовыми-то мы уже потом стали воевать…
– Ну как, поболтали? – спросил Бобел.
– Поболтали, – ответил я, и на сей раз врать мне не пришлось. – А ты разве не слышал?
– Нет.
Ну надо же! А я был уверен, что не только Бобел слышал, но и все остальные жители Додхара и Земли; да и Харчевня, находившаяся в половине дня пути отсюда, могла запросто рухнуть от рувимского рыка.
– Погоди, – сказал я, начиная догадываться, что дело нечисто. – Бобел, дружище, ты какими обычно видишь рувимов?
– Да я особо не приглядывался, – ответил он. – Но они похожи на орков, только все светятся.
Та-ак, подумал я, и до меня вдруг дошло, что я никогда не обсуждал внешность рувимов ни с Бобелом, ни с Тотигаем, ни с Орексом. Нукуманы о них не любят говорить, а Тотигая мне и в голову не приходило спрашивать. Я слышал лишь случайные разговоры в Харчевне, всегда между собой говорили люди, и они описывали рувимов одинаково.
Приподняв ногу, я хотел толкнуть спящего кербера, но он проснулся раньше, чем я до него дотронулся.
– Рано ещё, – недовольно сказал Тотигай позёвывая. – Могли бы выступить и попозже.
– Мы и выступим чуть позже. Ты мне вот что скажи: как выглядит рувим?
– Что значит – как? – удивился Тотигай. – Здоровый кербер в доспехах. Только стоит на задних лапах и боевые когти у него словно раскалённые.
Ах вон оно что! Понятно… Орекс будет видеть его нукуманом с мечом, а яйцеголовые – ибогалом с разрядником или ещё какой-нибудь хренотенью.
– А ты не знал, что мы с тобой их видим по-разному? – удивился Тотигай. – Я давно знаю.
– Откуда?
– Ну, я же слушаю разговоры в Харчевне. Вы, люди, на редкость болтливы.
– Поумничай ещё! Тоже мне – аскет-молчальник… Знаешь – и ничего не говорил?
– А ты спрашивал? – обиделся кербер. – Я думал, ты в курсе. Ты же общаешься с ними.
Вот она, цена незаслуженной славы.
– Р-р-р-го-го-го! – радостно выдал Тотигай, сообразив. Это он так смеётся. А соображает быстро. – Так ты всё врал, выходит? А я-то думал, что ты ни разу в жизни…
– Когда ты от меня слышал, что я с ними разговариваю? – спросил я.
– От тебя не слышал, но люди говорят…
– Вот им и предъявляй претензии, – вывернулся я, но на душе осталось поганое чувство от плохо прикрытого мошенничества.
– Но ты и сам говорил…
– …что общаюсь с ними, – перебил я. – А общаться – не то же самое, что разговаривать. Общаться – значит, иметь общение, а оно возможно без слов.
– Как это? – удивился Тотигай. – Телепатически, что ли?
– Зачем – телепатически? Ты вспомни, как мы во время похода иногда по целым дням ни слова не говорим. Но понимаем же, о чём думает другой. Потому, что у нас всё общее – дорога, враги, жратва, трофеи. Выходит, когда двое имеют что-то общее между собой, это и есть общение.
Тотигай посмотрел на меня изумлённо, сражённый такой хитрой софистикой, и даже не спросил, что у меня может быть общего с рувимами.
– Да ты у нас юрист! – не без уважения сказал он и отошёл в сторону, чтобы помочиться.
– Ладно, выдвигаемся, – скомандовал я, опасаясь, что по облегчении ему придут в голову контрдоводы. – В Харчевне отдохнём.
Бобел отдал мне свой рюкзак, который был почти пустым, а на мой приспособил чехол с дротиками.
– Я разрядники не стал выкидывать, – сказал он. – Правда, ты их почти опустошил, когда палил по пегасам, но, может, они ещё сгодятся…
– Правильно сделал, – одобрил я, хотя пустой разрядник мог сгодиться разве что в качестве дубины. Однако мне не хотелось огорчать бережливого Бобела. И стоило помнить о совпадении отверстий на разрядниках с размером торчавшего из Книги штыря.
– Тогда я это… примотаю к остальному, – сказал Бобел.
Он быстро увязал ремешками въючники, и когда кербер вернулся, швырнул их ему на спину.
– Да почему?!? – возмутился Тотигай, невольно присев под тяжестью тюков. – У нас же теперь есть ты!
– Я понесу рюкзак Элфа, – ответил Бобел. – Он его с самого города тащил, пусть отдохнёт.
– Я тоже тащил тюки с самого… С этого…
– Не с города же, – примирительно ответил Бобел.
– Ну и что? Да на мне живого места нет! Выходит, Элф совсем без груза пойдёт, а я… Ты мог бы всё взять! Ты вон какой здоровый!.. Я дырки в крыльях протру! У меня шкура облезет!
Бобел начал терять терпение.
– Заткни пасть! – рявкнул он не намного тише, чем до него рувим. – Иначе пострадаешь куда сильнее!