«Прииде окоянный сотона», или ОКО за ОКО. Роман

– Он и его сожительница.

Вот это было в самое темечко. Иван мысленно охнул, все его естество запротестовало: нет, нет! Не может быть, чтобы Ящерка – тоже! Или она нарочно заволокла его к тем дубкам? Неужели все ее слова были актерством?..

– Вот что, Иван Сверяба, – сказал следователь. – Слушай безо всякого суда мой приговор: вымыть весь коридор и этот кабинет. Вон в углу ведро и швабра… Да не вздумай сорваться, внизу охрана…

Последние две ночи и день были для Ивана самыми длинными. Из встречи с Камаляном почти ничего не запомнилось, разве что посеревшее лицо циркача и испуганные глаза, когда Иван, не совладав с собой, завопил:

– Ах, ты падла! – и приложился к его породистому носу и раз, и два.

Следователь, уронивший голову на бок, не торопился его остановить. Лишь когда тот оказался зажатым в углу, когда призывно промычал:

– Гражданин начальник!

Только тогда среагировал:

– Отвались, обормот! – и сухо, нудно, не вставая со стула, закончил: – За нетактичное поведение на очной ставке объявляю свидетелю замечание!..

Утром выводящий выкликнул Иванову фамилию и добавил: – С вещами.

– До свидания, – сказал Иван всем и Каряге наособицу.

– Погоди, – остановил его бывший поп. – В пиджаке по морозу пойдешь?.. Арбуз! Подай бакланов клифт!

Тот недовольно зыркнул глазами, а ослушаться не посмел. Нехотя достал куртку на меху, которую передали с воли баклану, а уж он, само собой, преподнес ее Каряге. Куртка оказалась Ивану почти впору.

Каряга вытянул из-под изголовья Иванову мерлушковую шапку и сам напялил ему на голову.

– До свидания, – еще раз сказал Иван.

– Прощай, – сипло пробасил Каряга…

Домой Иван заявился, ровно бы после окончания цирковых гастролей. Понятно, что его ждали. И он ждал встречи с домом. Но жизнь непредсказуема.

Через две недели он втихую от матери явился в военкомат и упросил призвать его в армию добровольцем, потому как призыва ему надо было ждать почти год. Маманя поахала, но военкоматовская повестка была уже в руках.

И попал он служить в железнодорожные войска.

Лейтенант Давлетов и комбат Прокопчук

1

В тот год, когда Иван Сверяба начал солдатскую службу в Карелии, лейтенант Халиул Давлетов окончил железнодорожное училище, получил назначение в Забайкалье и прибыл в свой первый офицерский отпуск в деревню Иткуль, прилепившуюся одним боком к озеру, а другим – к уральским холмам. Там ждала его Райхан, а ее и его родители загодя подготовились к свадьбе.

До сельсовета, где им с Райхан предстояло зарегистрироваться, было пешком десять минут. Но председатель колхоза выделил тарантасную пару, помчавшую их кружным путем, берегом озера, мимо развешенных на шестах рыбацких сетей. Звенели бубенцы, ленты полыхали на дугах. Было жарко, но Халиул в тарантасе сидел при золотых погонах, накинув офицерскую плащ-накидку, ровно бурку, и законно обнимал невесту.

Деревня, хоть и носила татарское название, однако уже давно обрусела. Больше половины колхозников были из русских. Свадьба получилась разбродная и веселая. Пожилые люди перепели все песни, и татарские, и русские. Райхан сидела подле жениха, прижималась к нему полным плечом, жарким даже сквозь новое белое платье.

Позже их прилюдно и с прибаутками выпроводили в зерновой амбар на первую брачную ночь, и две матери, задув свечи, оставили молодых вдвоем. Халиул на ощупь путался в каких-то тесемочных узелках на спине юной жены. Узелки никак не хотели развязываться, тогда он дернул посильнее и услышал, как треснула материя.

Они упали на перинную постель: губы, груди, ноги – все стало единым и невесомым до звона и кружения в голове. Все для них исчезло: амбарные стены, свадьба, гулеваные голоса гостей. В мире остались только двое – Ева и Адам, и надкусанное яблоко закатилось куда-то в дальний угол. А потом вдруг в бессонную тишину ворвался крик петуха, и они обнаружили, что амбарные потемки растаяли, то народившийся рассвет подглядывал за молодыми сквозь верхние щели…

Через месяц Халиул привез молодую жену в Забайкалье.

Издалека оно представлялось ему сплошной зеленой тайгой. А военный городок оказался в голой Маньчжурской степи, да и не городок вовсе, а несколько бараков, обдуваемые со всех сторон пыльными ветрами. И еще красивая будка КПП с новеньким шлагбаумом. Зачем шлагбаум, когда нигде не было никакого ограждения? Эта мысль мелькнула в голове Халиула, когда он усадил в тенечке Райхан, а сам отправился к начальству.

Комбат майор Прокопчук при портупее и в бутылочно-зеркальных сапогах, стоял посреди кабинета, будто ждал гостей. Поглядел на переминавшегося у двери лейтенанта Давлетова с прищуром, и тому показалось, что в глазах начальника запрыгали зеленые бесенята.

– Серу жуешь, лейтенант? Четче докладывай!

Халиул доложил еще раз.

– Почему сапоги не почистил?

– Не успел с дороги.

– Офицер обязан все успевать. А сапожная щетка и носовой платок всегда должны быть под рукой. Понял, лейтенант?

– Так точно.

– Пойдешь на Узень командиром мостового взвода.

– Жена у меня, товарищ майор…

– Не понял, – сказал комбат, словно услышал об инопланетянах.

Подошел к Давлетову вплотную, повел четко вылепленным носом.

– Жена у меня, – повторил Давлетов. – У КПП сидит.

– Ты что, лейтенант, рехнулся?

Давлетов растерянно молчал.

– Какого лешего на Маньчжурку ее приволок? Жилья здесь нет.

Майор еще раз повел носом, отвернулся от Давлетова, заходил взад-вперед, ступая по ковровой дорожке зеркальными хромачами.

– Ну, и лейтенанты пошли! Не успела женилка вырасти, жену подавай! – повернулся к Халиулу: – Что, сперма в мозги бросилась?

– Так точно, – плохо соображая, ответил Халиул.

– Правильно делаешь, что соглашаешься. Перечить начальству – что мочиться против ветра… Как твоя фамилия, говоришь?

– Давлетов.

– Твой объект, Давлетов – ИсСо-3. К сроку не сдашь, штаны спущу и набью морду, понял?.. Тут с вашей роты на продскладе машина. Грузи жену, и отправляйтесь. Разбирайся на месте!

Райхан ничего не сказала, но, видно, почуяла растерянность родимого супруга, погладила тихонько его руку. Он бодренько сказал: