Забытый князь

Сразу же появилась брага, медок, закус. Князь сам налил Нилу и Проклу по чарке. Прокл взял ее в свои ручищи, и она исчезла. Князь, заметив это, приказал:

– А ну дайте бадейку для Прокла.

Тот, довольный, хохотнул. Вскоре появилась полуведерная глиняная корчага. Князь налил в нее брагу и пододвинул к Проклу.

– Ето по нам, – обрадовался он и взял корчагу.

Князь налил себе, поднял чарку и проговорил:

– Я хочу выпить за наш русский народ, который может драться за свою землю, может и хорошо работать, утирая нос иноземцу. – И посмотрел на Прокла.

– И утрем, – пробасил тот.

– За наших, – продолжил князь, – шкиперов! За вас, русские люди! – и осушил чарку.

Закусив, князь поднялся и обратился к дьяку:

– Внук, поклонись от мня всем, хто строил ети лодии. Пущай выпьют, и от мня подели им пятьдесят рублев, – и протиснулся на выход.

Отплытие должно было состояться через несколько дней. Стражей командовал воевода Михайло Акинфович. Провожать отъезд во Владимир собралось пол-Москвы. Как же пропустить такой момент? Если раньше это было обычным делом, а теперь, после Куликова поля и Тохтамышева нашествия, как встретят там русских посланцев? Уж не на смерть ли послан княжич? Как не поглядеть на него. Небось дрожит от страха.

Но нет, княжич выглядел таким молодцом, с него хоть картину пиши.

– Беды не чует, – говорили одни.

– Смотри, каким смелым и отважным выглядит князь, дай бог ему удачи, – говорили другие.

Действительно, Василий выглядел хорошо. С матерью, которая своими слезами вызвала и у сына слезы, он простился в родных стенах. Ну а выйдя на крылец, он все тревоги оставил за спиной. На коня садился стройный, высокий и довольно красивый княжич. Первая растительность, пробившаяся на его лице, придавала ему суровость, а блеск в глазах говорил о его могучих жизненных силах. Девчата, поглядывая на княжича, стыдливо улыбались и прятали лица в плечах подруг. Его их взоры не трогали. Это было видно по его безразличному, спокойному взгляду. Его думки направлены были на то, как он справится с ответственным поручением великого князя.

И вот наступил день отплытия. Все было готово. На пригорке, у спускового настила, стояла группа священников. Они пришли благословить отбывающих в дальний путь.

Отец и сын спрыгнули на землю. К ним подошел епископ и благословил княжича. Димитрий обнял сына и трижды поцеловал его, сказав:

– Ступай с Богом! – И освободил ему путь.

Василий легко сбежал вниз, по трапу прошел на ладью. Держась за борт одной рукой, другой послал крестное знамение отцу.

Дмитрий долго смотрел вслед удаляющейся флотилии. Он сел на коня только тогда, когда она скрылась за поворотом. Тихонько направив лошадь по дороге, он мысленно стал обдумывать поездку сына: чему наставлял его, как учил вести себя, что наказывал боярам. И успокоился, сказав себе, что наказы сделал верные.

Долго думать об отъезде сына не пришлось. Надо было скорее возвращаться в Москву. Его ждал с вестями вернувшийся с запада купец Игнатий Елферьев. За прошедшие годы, когда сопровождал Пожарского и его друзей во Францию, он сильно изменился. Погрузнел, в волосах появилась седина, а под глазами – морщинки. Великий князь знал его, ценил за торговую хватку. Поэтому, увидев его, обнял и повел к себе.

Глава 3

Витовт сбежал из плена своего двоюродного брата великого литовского князя Ягайло. Взбешенный Ягайло, узнав об этом, приказал послать за беглецами погоню и схватить в Троках единственную, оставшуюся в живых, дочь Витовта, Софью. Два его сына недавно скончались один за другим. Врачи констатировали отравление. Кто это мог сделать, нетрудно догадаться. Чтобы ему предъявить претензии, нужны были доказательства. Но кто будет их искать, если заинтересованное лицо само было обвинено в преступлении?

Бежавший Витовт скрылся в неизвестном направлении. За короткое время, меняя лошадей, он достиг Слонима, оттуда отправился в Брест, а на пятый день был уже в Плоцке. Ягайло скрипел зубами, метал громы и молнии, но ничего сделать не мог. Он хорошо знал военные способности Витовта и понимал, что он стал ему самым опасным врагом. Пока в его руках будет дочь Витовта, его угрозы Ягайло мог не бояться. И приказал не спускать с нее глаз.

Но он знал, что Софья пошла в деда. Такая же неуемная, настойчивая, готовая постоять за себя. С нею, как с ее братьями, не расправишься. Если Европа не заметила смерть ее братьев, то Софью ему не простят. Тем более она славилась своей красотой. И многие знатные особы, включая королей, не прочь были заполучить ее для своих сыновей. Ягайло хорошо это знал и обдумывал, как бы понадежнее для себя выбрать ей жениха. Но когда до него дошла весть, что Витовт находится в Плоцке, ему стало ясно, что он недосягаем, надежно защищен рыцарскими мечами.

И его думы приняли другое направление. Он понимал, что его решение в отношении Софьи было правильным. Теперь Витовт задумается о своих действиях против него. Потерять дочь он вряд ли захочет. Но понимал и другое: находясь в стане его врагов, а тевтонцы были таковыми, Витовт ведет с ним торг. Чего они от него потребуют и согласится ли на это Витовт, был вопрос. Но… какой бы ни был расклад, ожидать от такой ситуации чего-то хорошего не приходилось. «Надо искать союзников», – решил он. И на всякий случай приказал разместить Софью в среднем замке. Чтобы постоянно была на его глазах.

Ягайло получил письмо от Витовта. Тот писал: «Брат, я знаю, что моя дочь находится в твоих руках. Если с ее головы упадет хоть волосинка, уничтожу не только тебя, но и весь твой поганый род». Прочитав, Ягайло бросил письмо в камин. Огонь жадно схватил его, свернул трубочкой и вскоре от него остался один пепел.

Вскоре пришло второе письмо. На этот раз от великого магистра Конрада фон Цольнера. Он писал, чтобы Ягайло позволил Кейстутовичу возвратиться в Литву и вступить во владение своей вотчиной. Прочитав, Ягайло швырнул письмо на стол и стал ходить по кабинету, как тигр в клетке. От четко себе представил, что вернувшийся Витовт немедленно соберет войско и, влившись в ряды тевтонцев, двойными силами двинется на него. Значит, войны не избежать. И стал собирать войско.

Об этих вестях и поведал Димитрию купец Игнатий. Великий князь даже не поверил услышанному. Он знал, что Ягайло очень хотел помочь Мамаю. И только благодаря Пожарскому это не удалось. «Безусловно, – думал князь, – Ягайло, зная о той кровавой битве, отлично понимает, что силы Московии сильно подорваны. И он не исключал, что литовец может нагрянуть. А тут такая весть…»

– А ты, брат Игнатий, ничего не попутал? – спросил князь, пристально глядя на купца.

– Великий князь, обижашь. Я глухим никогда не был. Все под чистую узнал. Скажу больше. В Вильне я продал дочке Витовта Софье жемчужное ожерелье. Девка, я скажу, великий князь, просто загляденье. А етот Ягайло держит ее, точно каку воровку. Вот так.

– Ну, если такое дело… – Князь поднялся, подошел к столику и, выдвинув ящик, достал небольшой кошель.

Подойдя к купцу, положил его перед ним.

– Возьми за свои труды, – предложил Димитрий.

– Нет, великий князь, – Игнатий отодвинул кисет, – пущай эта деньга пойдеть на помощь сирым людям.

Князь проводил купчину до самого крыльца, чего прежде никогда не бывало, и тепло простился с ним.

Вернувшись к себе, Димитрий задумался. Куликовская битва, нашествие Тохтамыша сильно расстроили государственную жизнь княжества. Много времени пришлось уделять возрождению воинства, ликвидации последствий татарского нашествия. И события на западе выпали из поля зрения князя. Сообщение Елферьева пробудило у князя интерес к тем землям. Раньше этим занимался Федор Кошка. Занимался неплохо. Но вот эти события…

«М-да-а, – в задумчивости произнес князь, – кого? Може, попробовать Владимира Даниловича Красного Снабдю? Эх, нет Бренка! – вздохнул Димитрий, с тоской вспомнив своего погибшего друга. – Эх, Федор, Федор, чо ты никого не оставил?» – досадливо подумал князь. И тут его мысль невольно перебросилась на Василия: «Что-то с вестями задерживается. По срокам они должны уже быть в Орде».

Как только прибыл Василий в Сарай, Федор Кошка тотчас отправил в Москву гонца. Ордынцы еще издали заметили, как к их берегам подходит довольно внушительная флотилия лодий. Особый интерес вызывала первая ладья. Она была значительно крупнее, под большим парусом и с конской головой на носу. Ход у нее был хороший. Острый нос заставлял воду бурлить и разбегаться волнами до самых берегов. Но при приближении к городу парус убрали и перешли на весла. На носу ладьи матрос веревкой с грузилом беспрерывно замерял глубину. Это было интересно. Сараевцы видели такое впервые.

Матрос – это название людей, трудящихся на суднах, принес в Московию купец Игнатий Елферьев, часто бывавший на западе, где встречался и с немцами, и с голланцами, от которых и прослышал такое слово – что-то закричал, весла подняли, и в воду с грохотом сбросили тяжелые грузы. Ладья дернулась и застыла. Вскоре к борту этой ладьи подошел один из паузков, на него спустилось несколько человек.

Когда он пристал к берегу, с него спрыгнул немолодой высокий человек. Он внимательно оглядел берег. Не заметив ничего подозрительного, обернулся и махнул кому-то рукой на паузке. На землю спрыгнул молодой, крепкий парень. Легким движением руки он отбросил назад свои темно-каштановые волосы, открыв высокий чистый лоб. Волосы, спадавшие чуть ли не до плеч, красиво окаймляли его голову, а неокрепшая бородка делала лицо старше его лет. Темно-карие блестящие глаза жадно смотрели на открывшую перед ним панораму.

Поднявшись наверх, княжич увидел вдали город, который, как лицо знатной турчанки, был прикрыт легкой синеватой кисеей. Но сквозь нее отлично просматривались золотистые купола, крыши, покрытые красной черепицей, белоснежные стены домов. Стояло уже лето, и парень был одет по погоде. Белоснежная рубаха, расстегнутая на груди. Легкие шелковые шаровары, заправленные в сафьяновые сапоги. На суше было гораздо жарче, чем на судне. Река делилась прохладой. В первое мгновение он не очень ощутил разницу в температуре.

Пока Василий разглядывал чужую для него землю, с флотилии высаживались люди. Первым вступил на землю боярин Федор Кошка. Подозвав служку, он приказал ему найти лошадей, чтобы добраться до города. Их искать не надо было. Извозчиков было столько, что могли перевезти армию, а не только группу людей. Рассадив команду, Кошка спросил у извозчика, знает ли он, где расположены московские хоромы.

– Моя знаит все, – ответил тот, улыбаясь во все широкое лицо.

Эти хоромы были отстроены еще по приказу великого князя Александра Невского, которому дал на это разрешение сам Батый. Потом все ханы смотрели на эту вотчину как на что-то священное для них. Лес возили с вятских лесов, и хоромы строились с размахом. Со временем почернели могучие сосны, просели стены. Слегка покосилась ограда. Но все же хоромы производили впечатление старого, погрузневшего богатыря, который еще сохранил в себе частицу былой мощи.

Когда вошли внутрь, в нос ударил запах затхлости. Давно не топились печи, и дух жилого со временем выветрился. Кошка занялся растопкой печей. Вскоре над хоромами показался дымок. Жизнь входила в старое жилье. Первый обед был как праздник. Во двор вынесли столы, составив их в один общий. Вытащили старые, покрытые пылью времен, чаны. Затрещали костры. Запахло жареным мясом. Прикатили и бочки с брагой. Заперев крепко ворота, начали бражничать. Но перед этим все сходили в церковь поблагодарить Господа Бога за то, что удачно добрались до места. Просили помощи и в дальнейшем.

Великий хан не торопился с приглашением к себе прибывшего московского посланца. Пришлось ждать. Пронырливый Кошка не сидел сложа руки. Он узнал, что здесь, в ханской столице, находятся несколько русских князей со своими просьбами и мольбами. Помимо Михаила тверского и его сына Александра в Сарае находились: княжичи Василий Дмитриевич Кирдяпа и Семен Дмитриевич – сыновья нижегородского князя Дмитрия Константиновича; брат Дмитрия Константиновича Борис и Родослав, сын рязанского князя Олега. Несмотря на мамаево поражение, Орда своего значения еще не потеряла и была достаточно сильна. Это показал поход Тохтамыша на Московию и взятие столицы. А поэтому русские князья шли в Орду с разными просьбами.

Узнав об этом, Кошка насторожился. Он знал, что в душе все они не любят московских князей, которые их прижимали. Находясь вдали от родной земли, могли сделать что угодно. Поэтому Кошка просил Василия не покидать по возможности родных стен, а воеводе наказал следить за каждым шагом княжича.

Но пока Василия не очень расстраивало, что хан его не принимает. Ему было интересно все: и большой красивый Сарай, его жизнь, шумные базары. На базары они пошли в первую очередь. И не зря. На рынке, где торговали рабами, они успели застать многих московитян, среди них потомков довольно известных мастеров. Там они выкупили Парамшу, дед которого, тоже Парамша, был золотых дел мастер. Внук пошел по его дороге. А еще гончаров, киверников, иконников. Брали и других. Как и приказал князь Димитрий, денег не жалели. Потом это обернулось им, особенно Василию, огромной неприятностью. Но это случилось потом. А пока княжич изучал их прекрасные дворцы, церкви, мечети…

Когда новизна потеряла свою привлекательность, Василий почувствовал, как смутное чувство тревоги стало захватывать его. Уже не так притягивали дворцы и рынки. Чаще начал вспоминать родной дом и наседать на Кошку, чтобы тот что-то делал для встречи с ханом.