Мамалыжный десант

– Нога… Ногу мне…

Да, человеку повезло меньше, чем его тупоносому грузовику. Тимофей помог водителю сползти на землю, уложил в кювет. Бедро у шофера порядком кровило.

– Пережми, я щас.

– Пакета нет, – стонал раненый.

Тимофей, не оглядываясь, кинулся к горящей полуторке – в кабине, навалившись на баранку, сидел водила. Стоило распахнуть дверцу, как боец сам безвольно и охотно повалился на руки. Боец Лавренко закряхтел: тяжелый. С трудом оттащил в сторону, еще и кобура нагана за бурьян цеплялась, якорем тормозила.

– Полежи-ка, – прохрипел Тимофей бесчувственному раненому и метнулся к грузовику. Если там снаряды или что-то вроде того, долбанет так, что… А склад-то КНН в двух десятках шагов.

Полуторка горела чадно, но это пока только промасленный тент пылал. Тимофей принялся сдирать-срезать со стоек брезент, благо штык висел под рукой. Для начала полыхнуло в лицо так, что боец Лавренко завопил матом. Но клинок штыка был наточен в бритву, горящие клочья поддавались, удавалось вышвыривать их из кузова сапогом.

– Партизан, там чего? – заорали снаружи.

– Не ссыте, пустая машина. С той стороны тент дерните!

Горящий тент с треском пополз на сторону, его оттащили подальше от машины.

– Ну и где вы… ходите?! – задыхаясь, спросил Тимофей у артразведчиков.

– Так а если машина груженая – и того?.. – справедливо заметил Толич.

Тимофей, не отвечая на глупые вопросы, свалился с дымящего кузова, принялся неловко расстегивать штаны: левое обожженное запястье жгло немилосердно, следовало срочно обработать старым народным способом. Боец Лавренко напрягся, замычал от боли, но продолжил, ибо должно стать легче.

– Что тут? Шоферы живы? – вопросил подбежавший офицер.

– Ранены. Один тяжко, – откликнулись оказывающие помощь раненым артиллеристы.

– Иван, за руль сядешь, раненых в санбат, а машину – обратно. Понял? – распорядился старший лейтенант-корректировщик. – Партизан, ты как?

– Виноват, товарищ старший лейтенант. – Тимофей пытался застегнуть шаровары.

– Да ладно, лечи, что я, не понимаю. Молодец, видели, как ты на машину запрыгнул. Спас транспортное средство, проявил личную сознательность. Я скажу, чтобы на тебя наградной написали. Сейчас езжай с Ванькой в санбат, там тебе руку посовременней обработают, а потом сюда вернетесь. И чтоб не заблудились, нам машина позарез нужна. И живее, живее, бойцы!

– Понял. – Тимофей, кусая губы, укачивал зверски пекущую руку.

Раненых загрузили в еще дымящий кузов. Лавренко забрался на сиденье – крови тут хватало, но шаровары, наверное, все равно уже никак не отстираются.

Иван – щуплый, но ловкий ефрейтор – сразу газанул.

– Тимка, где санбат, знаешь?

– Чего там не знать? По дороге, а у двух столбов – направо к роще.

– Ну, покажешь. А ты, брат, отчаянный: мы только глядь – а ты уже в кузове, тент рвешь. Вообще страху нет, а?

– Ума нет. Был бы умный, с рукавицами бы ходил, – пробурчал Тимофей, баюкая руку. – Не гони так, раненые все ж в машине.

– Так пусть потерпят, а то догонит нас снарядом, враз все отмучаемся. – Но водитель все же сбавил скорость. – А мне еще вернуться нужно, сам слышал.

– А что за срочность?

– Так приказ. Отходим на левый берег.

– Вот тебе раз. И чего вдруг? – Тимофею стало неуютно.

– Немец поднапер, уже слишком близко. Батареям работать несподручно, мы все же дальнобойные. Не боись, с того берега поддержим, нашу работу еще услышишь. Твою ж…

Машина выкатила ближе к берегу, и с высоты стало видно переправу. Сначала показалось, что там вообще все сплошь горит. Нет, конечно, не все. Черные клубы дыма поднимались от двух бензовозов, разбитых прямо на понтонном мосту. И на левом берегу что-то горело, сквозь дым сверкали вспышки разрывов. В толкучке и дымах пытались разъехаться машины и повозки, мелькали пригнувшиеся крошечные фигурки людей.

Снова замигало, донесся стук зениток – орудия, уже не особо замаскированные среди скопища воронок и развороченных обрывков масксети, открыли огонь.

– Летят, Ваня, не стой, – призвал Тимофей.

Машина покатила дальше. Лавренко показал, где сворачивать.

– И где тут столбы? – удивился, крутя баранку, водитель.

– Раньше были столбы. Вон воронка, а вон щепки. Но для меня все равно примета.

– Верно, ты же местный.

Благополучно скатились под защиту деревьев. Раненых в санбате было много, трудились медики изо всех сил. Бойцы сдали своих, а сам Тимофей догадался, что со своим пустяковым ожогом будет ждать до морковкина заговенья. Но удалось поймать сведущего легкораненого, тот вынес целую склянку с мазью и два бинта.

– Большой у тебя план на награды, – отметил Иван, кивая на банку. – Не иначе целый автопарк намереваешься затушить.

– Раз дают, нужно брать, – ответил опытный боец Лавренко. – А что до награды, я же не ваш солдат, позабудет старлей.

– Этот не позабудет. Каждую цифру помнит! Знаешь, как корректирует: враз в уме считает и на таблицы едва смотрит. Мгновенный он, понял?

– Я пехота, в таком не разбираюсь. Да я и не за медаль тушить лез.

– Это понятно. Но геройство проявил. Если что, я начальству насчет твоей медали напомню, – великодушно пообещал Иван.

Тут вновь показалась переправа, и бойцы враз забыли о наградах. На мосту лучше не стало. Горевшие бензовозы удалось столкнуть в воду, но теперь сами понтоны оказались разбиты, их растаскивало течением по Днестру. Было видно, как лодки саперов пытаются свести края разбитого моста.

– Этак мы тут и останемся, на этих высотах, – озабоченно сказал Иван. – Точно бомбит, ты смотри, как взялся, паразит фашистский!

– Стянут вам мост, саперы у нас упертые, – заверил Лавренко.

Руку смазал и замотал сам, уже неспешно. Вновь бомбили где-то рядом, катушки кабеля постукивали от сотрясения. После мази стало легче, и Тимофей подумал, что завтрак точно проскочил мимо, а с ужином и вообще неизвестно как сложится.

До ужина дело не дошло. На склад КНН случайные люди приходили снова и снова, по большей части искали санбат: часть водителей и ездовых были на плацдарме первые дни, а налеты и непрекращающийся обстрел нормальной ориентировке не способствовали. Тимофей подозревал, что ходоков к нему направляют артразведчики, но что ж поделать, нужно помогать.

В сумерках боец Лавренко оказался у поворота к санбату, махал подпаленной рукой, белая повязка указывала направление. Раненых везли в рощу, после первой помощи – на переправу. Все путались, одуревший Тимофей орал, куда ехать, столь же одуревшим водителям, вновь пережидал обстрелы, в перерывах, для успокоения нервов, копал ровик надежной сержантской лопаткой.

Бой на южном фланге гремел вовсю. Потом там так взвыло, что Тимофей бухнулся в малость недорытый окопчик. Рядом залег водитель, тщетно пытавшийся оживить свою заглохшую колымагу. Дальше по берегу, у дороги Шерпены – Пугачены, мгновенно вспыхнул и ревел небывалый бой. В сумеречном воздухе сияли оранжевые хвосты, мчались над самой землей, вспыхивали клубами разрывов.