Мамалыжный десант

– Так вышло, товарищ командир. Я с села Плешки, тут пока дойдешь…

– Ранний ты призывник, далеко не все на фронт так спешат. Ладно, раз пришел, помоги вон бойцу с водой…

Тимофей помог с водой, потом с дровами. В школе было не особо уютно, но получше, чем на улице. Неуклюжий Гончарук возился с печью, ставил чайник. Командир – он оказался в капитанском звании – брился, попросил подержать зеркальце ближе к свету: лампа была единственная, да и та глубоко коптильной конструкции. Тимофей держал зеркало, посматривал на погоны капитана.

– Не привык еще к погонам? Ничего, привыкнешь. Так куда торопишься, ранний товарищ Лавренко? – ухмыляясь углом рта, спросил капитан.

– А чего тянуть? – угрюмо сказал Тимофей. – Сидел под немцами-румынами, как та мышь под веником, пора гадам долги отдавать.

– Порыв хороший, правильный. А ты, случаем, не сотрудничал тут с оккупантами? Если думаешь на фронте затеряться, то напрасно…

– Товарищ капитан! – Зеркало в руках Тимофея дрогнуло.

– Спокойно. На полицая ты не особо похож, но вопрос-то правомочный, а? Всяких хитрых граждан мы видели.

– Понимаю. Готов дать полный отчет, – горько заверил Тимофей. – Я, товарищ капитан, перед войной в комсомол готовился, на «Юного Ворошиловского стрелка» сдать успел, гранату на отлично метал. Сюда к тетке приехали – и вдруг война. Мать болела, уйти не успели. Я бы уже давно был на фронте, вот даю честное слово. А в Чемручи и районе даже партизан не имелось.

– У всех так. – Капитан осторожно отер бритву. – Сплошь «уйти не успели» и сплошь «Ворошиловские стрелки». Просто удивительное количество стрелков и патриотов. Как сейчас мать-то?

– На Плешковском кладбище. Еще в сорок первом умерла.

– Да, это не у всех. Ладно, про сотрудничество я для порядка спросил. По возрасту и комплекции ты на полицая едва ли тянешь, там хлопчики лихо хари откармливали. Отец воюет?

– Не знаю. К нам одно письмо в самом начале только и проскочило. Он на заводе. Гальванический цех.

– Дело хорошее. – Капитан продолжал ухмыляться, осторожно и не очень ловко работая бритвой, почему-то левой рукой. – А где тут завод-то был?

– Товарищ капитан, я же говорю: мы из Харькова. У меня справка из школы, там все…

– Харьков – это тоже хорошо, – согласился капитан. – Тут у нас дивизия есть, так и называется – Харьковская. Впрочем, это военная тайна. А Харьков – город известный. Говорят, разрушен здорово и народ фашисты сильно изничтожили. Ну ничего, отстроим. А чего ты, товарищ Лавренко, без сидора или иного мешка с пожитками?

– А чего барахло таскать? Ложка и зубная щетка с собой. Остальным вы обмундируете, – пробормотал Тимофей.

– Гм, верно, конечно. Только амуниции и тушенки с перловкой сразу не будет, на это не рассчитывай.

Капитан принялся промывать помазок, и теперь стало очевидно, что командир ухмыляться и не думал, просто у него угол рта сдвинут, да и кожа до уха неестественно натянута шрамом. Осколок, наверное, задел.

Капитан продолжил объяснять:

– На дорогах видел, что делается? Отстали тылы, а приказ – «Вперед!», и его нужно исполнять. Так что напрасно ты харчем не запасся.

– Потерплю. Я привыкший.

– Тоже верно.

Капитан утер лицо, сел за стол и, наконец, развернул справки будущего призывника. Тимофей затаил дыхание.

– Так, по-румынски у нас только одна кобыла понимает, да и та контуженая. – Капитан отложил справку из городского отделения жудеца[2 - Жудец – административный округ на территориях, оккупированных Румынией.]. – Вот, эта доступнее. «Справка дана Лавренко Т. М. в том, что он успешно окончил…» Что ж ты так документы бережешь? Пятно вон какое.

– Пожар был, товарищ капитан. Сажа в трубе загорелась, пальто тогда вообще не спас. Обычная справка, там было «успешно закончил шестой класс школы № 36, переведен в седьмой класс». Вон и табель.

– Табель вижу. Гм, ну допустим. – Капитан отложил испятнанную бумажку и посмотрел на призывника. – От чего бежишь, гражданин Лавренко?

Тимофей взгляд выдержал и четко сказал:

– От стыда бегу, товарищ капитан. Хватит уже, насиделся в тылу.

– Темнишь малость, Лавренко. Но не к теще на блины отправляем. Что ж, если сотрудничеством с немцами не замаран, иди, воюй. Но если нагрешил, лучше сразу сознайся, иначе люди знающие найдутся, все равно подскажут.

– Товарищ капитан, я фашистов не меньше вашего ненавижу! Мне только винтовку дайте.

– Верю, верю. Иди, скажи Гончаруку, чтобы кипятка тебе налил, и жди формирования команды. Ну и помоги ему там, чтоб зря не сидеть.

Тимофей помог с водой и лошадьми. Потом, когда начали подходить призывники, помогал невыспавшемуся писарю-ефрейтору составлять списки. Сам писарь был волжанином, к местным именам и фамилиям еще не приспособился, сам путался, да и многие призывники от вопросов и волнения дар внятности теряли.

Национальностями и диковинными фамилиями городок Чемручи и его окрестности были весьма богаты: молдаване и украинцы, поляки и гагаузы, болгары и румыны… До войны и евреев с немцами хватало, сейчас-то, конечно, их в списках не имелось. В военкомат в эти дни шли по большей части без повесток: слух прошел, что забирают, мужчины призывного возраста сами приходили, не дожидаясь бумажек. Хотя, конечно, не все шли, но, как сказал капитан, «никого не позабудем, пусть и не надеются».

По слухам, должны были собрать новобранцев человек пятьсот, это если со всей округи и дальних сел, но Тимофей уже понял, что такого не будет: спешит полевой военкомат. Дивизия ведет бой, преследует немцев и румын, скоро бросок за Днестр, а там и до Кишинева меньше полста километров. Бойцы дивизии нужны позарез: наступление хотя и ходкое – сейчас победный порыв только грязь и сдерживает, – но личного состава не хватает. Посему формальности и медкомиссия сведены к минимуму.

В полдень капитан велел построить новобранцев во дворе, вышел и сказал кратко, но доходчиво:

– Товарищи! Идет наступление. Враг панически отходит, и наш славный Второй Украинский фронт решительно нацелен на скорейшее освобождение столицы Советской Молдавии. Поэтому боевое обучение, освоение оружия и тактику фронтовых действий вы будете осваивать непосредственно в своих подразделениях. Поздравляю вас с вступлением в нашу дружную гвардейскую семью! Иванцов, грузи бойцов – и вперед!

Сержант скомандовал «По двое становись!», что сделать оказалось затруднительно: лужа посреди двора была глубока, как омут. Будущие гвардейцы потянулись со двора. Тимофей оглянулся на капитана, тот кивнул и, кажется, вздохнул.

Тимофею полегчало и одновременно стало стыдно. Нехорошо службу начинать с обмана и даже подлога – это же вообще откровенное преступление. Но что делать? В конце концов, не убавил же себе возраст гражданин Лавренко, а прибавил. Простится, если вдруг вскроется. Есть такие надежды.

Было Тимофею Лавренко шестнадцать лет, и на фронт ему нужно было просто до зарезу. По личным мотивам и из-за полной безнадежности ситуации.

Куцая колонна шагала по краю улицы, под ногами чавкало. Сержант ободрял зычным голосом. Казалось, уже к дороге на Григориополь пора сворачивать, но прошли еще прямо – напротив амбаров, у кучи зеленых ящиков, ждали несколько красноармейцев.

– Бери, славяне! Ежели кто жадный, можно по два!

Новобранцы подходили поочередно, забирали боеприпасы. Тимофей тоже получил из свеженького ящика скользкий снаряд. Боеприпас был в смазке, сильно пачкался; новобранцы, хоть и не блистали парадной одеждой, бурчали ругательное.

– Без гомону! Такое ваше первое боевое задание. Это трехдюймовые, они на батареях сейчас на вес золота! Да и чего порожняком-то ходить? Веселей, веселей, вы ж теперь гвардия! – призывал сержант Иванцов.

Снаряд – красивый, золотистый, со строго-серой, опасной головкой – показался Тимофею не особенно тяжелым[3 - Выстрел 76-мм с осколочно-фугасным снарядом весит около 6,5 килограмма.]. Но шагов через сто выяснилось, что нести его жутко неудобно. Да еще грязища…

Не было уже никакой колонны, шли цепочкой вдоль похожей на болото дороги парни и мужчины в разномастных ватниках и полупальто, несли уже не очень золотистые снаряды. Обходили увязшие в грязи выше колес грузовики, обгоняли едва ползущие двуколки с зарядными ящиками, пушки и подводы, грязных, как черти, артиллеристов и измученных лошадей.

Хотя все вокруг чавкало, фыркало и хрипло материлось, Тимофею вновь казалось, что он один. Шаг, еще шаг; попадешь след в след – плохо, не попадешь – еще хуже. Снаряд лежал на плече, мыслей «а вдруг рванет?» давно уже не имелось. Странно, тут же до Днестра не так и далеко должно быть? Ходил год назад за дешевой кожей, такая даль не помнилась, вроде быстро тогда дошел. Где река-то?

Реку призывник Тимофей Лавренко увидел уже в темноте. Вернее, плавни увидел, а вода лишь изредка проглядывала. Заканчивался день одиннадцатого апреля 1944 года, а команда все шла и шла, иной раз теряя дорогу и направление, ориентируясь лишь на осипший голос сержанта Иванцова. Наконец куда-то свернули, кому-то отдавали снаряды, потом попадали в сарае на сырую солому. Где-то недалеко стреляли, в нос бил кислый дух овчинного воротника соседа, есть уже не хотелось, только спать.

Не так Тимофей представлял себе побеждающую Рабоче-крестьянскую Красную армию, но жизнь приучила к тому, что она – настоящая жизнь – вовсе не такая, как думалось до войны мальчишке Тимке. Привык уже призывник Лавренко и не удивлялся.

* * *