В октябре шестьдесят четвертого. Смещение Хрущева

По словам Шелепина, после окончания пленума в комнате, где обычно собирались члены Президиума, Хрущев попрощался с каждым за руку. Подойдя к Шелепину, он будто бы произнес: «Поверьте, что с вами они поступят еще хуже, чем со мной»[34 - Шелепин А. «История – учитель суровый» // Л. И. Брежнев. Материалы к биографии. Сост. Аксютин Ю. В. М. 1991. С. 231.]. Шелепину вторит его друг Семичастный, описывая ту же трогательную картину прощания[35 - См.: Семичастный В. Беспокойное сердце. М. 2002. С. 371.].

Другой непосредственный участник событий – Шелест – категорически отрицает эту сцену. Он утверждает, что Хрущев даже не знал, что членов ЦК уже собрали на пленум. «Ему об этом сказали только в тот вечер, когда на 18 часов назначили Пленум… Узнав об этом, он сказал: «Я на Пленум не пойду – решайте без меня». Его начали просить: «Никита Сергеевич, ну надо!»

Я бы на его месте не пошел. Видно, он был уже раздавлен. Он очень добропорядочный человек был. Когда меня освобождали по моему заявлению, я не пошел на Пленум.

Здание Совета Министров СССР в Московском Кремле

Хорошо помню Хрущева в президиуме, за столом. На него жалко было смотреть. Жалко! А как только решили вопрос – он ушел. Уехал.

Он не прощался с членами Президиума. Уехал сразу и больше не появился. Говорят о том, что якобы он подошел к каждому члену Президиума, попрощался, сказал несколько теплых слов и т. д. Нет. Он несколько слов сказал на Президиуме. И все. Чтоб прощаться с каждым – этого не было»[36 - Шелест П. Е.…Да не судимы будете. Дневниковые записи, воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. М. 1995. С. 575–576.].

В рукописной версии воспоминаний Шелест упоминал о том, что после принятия пленумом решения о Хрущеве объявили перерыв и тот покинул зал и уехал домой. Отъезд Никиты Сергеевича подтверждал и член ЦК Новиков. «Хрущев… после голосования встал и ушел в заднюю комнату. Больше в своей жизни я Хрущева не видел»[37 - Новиков В. Н. В годы руководства Н. С. Хрущева // Вопросы истории. 1989. № 2. С. 116.].

Скорее всего, Хрущев простился с членами Политбюро в одном из перерывов пленума либо заседания Президиума ЦК, после того как подписал заявление об отставке. Мы еще к этому вернемся.

Психологическое состояние Хрущева в этот день пытался оценить и Бурлацкий. «Я не верю в ту версию, которая промелькнула в воспоминаниях Сергея, будто его отец сам отказался от борьбы, так как устал, – писал он. – Нет! Это был боец, и боец неистовый! Достаточно вспомнить XX съезд, или июнь 1957 года, или Венгрию в 1956 году, или карибский кризис. И был еще Хрущев в прекрасной рабочей форме. Что-то не то и не так. Полагаю, что на этот раз Никита Сергеевич понял бесполезность борьбы. Все было разыграно куда более умело, чем в 1957 году. Аппарат ЦК, КГБ и даже армия, которую возглавлял друг Хрущева Малиновский, больше не подчинялись ему. И еще ближайший соратник – Микоян – по-настоящему побоялся включиться в борьбу. Делать было нечего. Надо было подставить непокорную прежде лобастую голову под неизбежный удар судьбы.

Не думаю, что Хрущев внутренне сломался. Ему было 70 лет, и он мог продолжать свою деятельность. К тому же психологически он был совершенно не готов к крушению, напротив, чувствовал себя на вершине власти. Видимо, неожиданность удара и полное единство всех других членов руководства потрясли его. Он понял не только невозможность борьбы за власть, но и тщетность своих реформаторских усилий. Больше всего, полагаю, он был поражен поведением самых близких соратников, подобранных им самим»[38 - Бурлацкий Ф.М. Вожди и советники: О Хрущеве, Андропове и не только о них… М. 1990. С. 273–274.].

Думаем, Бурлацкий был прав: Хрущев внутренне не сломался. Можно вспомнить не только перечисленные этапы, но и его поведение на пенсии. Когда его вызвали в Комитет партийного контроля и комиссия во главе с Пельше с пристрастием допрашивала его по поводу написания мемуаров, Хрущев принял бой и упорно сопротивлялся превосходящим силам противника. «Вы как следует разговаривайте со мной. Я не болванка, чтобы дергать меня за ниточку, – горячился он. – Я человек и имею свои достоинства. Вы пользуетесь своим положением. Но пока бьется мое сердце, я буду защищать человеческие достоинства». В ответ на слова о партийной ответственности Хрущев заявил: «Я готов на крест, берите гвозди и молоток»[39 - См.: Никита Хрущев. 1964. Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы / сост. А. Н. Артизов, В. П. Наумов, М. Ю. Прозуменщиков, Ю. В. Сигачев, Н. Г. Томилина, И. Н. Шевчук. М. 2007. С. 444, 443.]. Полностью с содержанием этой беседы можно ознакомиться в приложениях.

В следующих главах мы с вами передвинемся во времени в 63-й год и подробнее рассмотрим, какие события предшествовали этому поистине особенному пленуму, в ходе которого свергнутый вождь партии не произнес ни слова. Что заставило Хрущева уйти в политическое небытие?

Но об этом чуть позже, а пока ознакомим читателей с тем, как готовился стенографический отчет Пленума ЦК КПСС. Какие при этом правки вносились в стенограмму и как они меняли общую картину событий.

Партийные сочинители

В советское время многим казалось, что деятельность КПСС была всегда на виду. В центральном органе партии – газете «Правда» – и других печатных изданиях регулярно сообщалось об очередных партийных активах, пленумах и съездах. Многочисленные решения партийных органов – от горкомов и райкомов до Политбюро ЦК – публиковались массовыми тиражами. Однако то, что на самом деле происходило на заседаниях партийной элиты, оставалось неизвестным. Некоторые тайны «партийной кухни» прошлого века до сих пор не раскрыты. Большевистские вожди в духе традиций, сложившихся за годы, проведенные партией в подполье, такую конспирацию находили естественной, поскольку она позволяла оберегать их тайны от народа.

В предыдущей главе рассказывалось, как проходил октябрьский пленум. В этой расскажем, как преподносились события, происходившие на партийном Олимпе, широким партийным массам. В 1964 году в КПСС состояло более 11 миллионов человек. О ходе Пленумов ЦК рядовые коммунисты могли узнать лишь в пересказе своих партийных начальников – секретарей партийных комитетов различных уровней. Первая, самая оперативная, информация сообщалась секретарями ЦК компартий союзных республик, обкомов и крайкомов партийному активу своих регионов. В экстренных случаях, как в 1964 году, они делали это на основе собственных впечатлений и заметок, в других – на основе протоколов и стенографических отчетов пленума. Стенографические отчеты и протоколы пленумов рассылались участникам – членам и кандидатам в члены ЦК и членам ЦРК КПСС, – а также в республиканские, краевые и областные парторганизации и в отделы Центрального Комитета. Опираясь на полученные материалы, первые секретари проводили партактивы в республиках и областях, на которых разъясняли линию партии представителям местной номенклатуры. Те, в свою очередь, должны были донести полученную информацию на следующий нижестоящий уровень, и так вплоть до секретарей первичных парторганизаций и рядовых коммунистов. Иногда на партактивах присутствовали и беспартийные.

Что касается октябрьского (1964 г.) пленума, то его протокол был разослан на места довольно быстро. Сохранилась справка о рассылке, в которой значится, что протокол № 9 от 14 октября разослан 30 октября членам ЦК, кандидатам в члены ЦК, членам ЦРК, первым секретарям промышленных и сельских крайкомов, обкомов и отделам Центрального Комитета. Стенографический отчет октябрьского пленума был напечатан на ротапринте, а не типографским способом, как, например, стенографические отчеты пленумов 1957 года. Лишь обложка выполнена типографским шрифтом. Тираж, которым был выпущен стенографический отчет, неизвестен, но вряд ли он превышал сто экземпляров. На хранение в архив Политбюро поступил экземпляр № 7, остальной тираж по заведенной практике был уничтожен. Тексты протокола и стенографического отчета октябрьского пленума совпадают, за исключением непременного для протокола списка присутствовавших на заседании лиц. Сведений о рассылке стенографического отчета октябрьского пленума в архивных делах ни Политбюро, ни Секретариата ЦК не выявлено.

Первая и последняя страницы протокола № 9 заседания Пленума ЦК КПСС от 14 октября 1964 г.

Материалы других ключевых партийных пленумов готовились гораздо дольше. Дело в том, что подготовка стенографических отчетов Пленумов Центрального Комитета представляла собой сложный многоступенчатый процесс. По установившейся практике выступления каждого из участников пленума записывались стенографистками из общего отдела ЦК. Исключение делалось для основного доклада, который, как правило, зачитывал первый или Генеральный секретарь ЦК КПСС. Этот доклад утверждался заранее на заседании Политбюро, и текст его к началу пленума обычно уже находился в секретариате пленума, поэтому не было нужды его стенографировать. Другим же ораторам общий отдел рассылал записи их выступлений, чтобы те их просмотрели, внесли в них, в случае необходимости, исправления и завизировали текст. Ту же процедуру проделывали и с репликами, прозвучавшими в ходе заседания. Ораторов можно разделить на «рядовых» и «именитых». «Рядовые» члены ЦК визировали свои речи практически сразу же после подготовки машинописного текста стенографической записи. Бывало это и сразу в день выступления, и на пару дней позже. «Именитые» товарищи – члены Политбюро, секретари ЦК – могли мусолить свои тексты по нескольку месяцев. Молотов, например, переделывал свое выступление на июльском (1953 г.) пленуме 5 месяцев, а Суслов месяц редактировал свою речь на пленуме, изгнавшем из рядов ЦК «антипартийную» группу Маленкова – Молотова.

Многие из тех, что, по выражению Джорджа Оруэлла, «равнее других», не вносили исправления сами, а поручали эту работу помощникам и лишь визировали окончательный вариант. Дело в том, что многие партийно-государственные руководители сталинского призыва плохо владели письменной речью. Хрущев, сам писавший на документе «азнакомица», говорил о Кагановиче, что тот как был сапожником, так и остался. Полемизируя на одном из пленумов с Молотовым по поводу ритмичности работы предприятий, Хрущев возмущался: «Ритмичность загубил твой союзник – Каганович, когда он был в Госснабе, и хвастается, что он знает производство: я сапоги подбивал на холодной липке и лапке, подметку подбивал, но это сапоги, а здесь страна целая, это не сапог, на холодной колодке прибить подметку. Ни черта, извините за грубость, не понимает»[40 - Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского Пленума ЦК КПСС и другие документы / под ред. акад. А. Н. Яковлева; сост. Н. Ковалева, А. Коротков, С. Мельчин, Ю. Сигачев, А. Степанов. М. 1998. С. 521.]. Поневоле вспоминается рассказ Аркадия Аверченко «Разговоры в гостиной»:

«– Скажите, граф, вы читали “Письма Чехова”?

– Простите, я только по-печатному. Писанное от руки плохо разбираю».

Ораторы и их помощники правили не только стилистические погрешности, но вносили и смысловую правку. Во-первых, убирались нежелательные для разглашения факты. Во-вторых, могли по-другому расставляться акценты. Чем дольше стенограмма готовилась к печати, тем больше вносилось поправок в тексты выступлений: за время работы со стенограммой могли измениться расстановка сил в Политбюро, положение внутри страны и на международной арене. Таким образом, уже на этой стадии выступление часто становилось разительно непохожим на то, что в действительности прозвучало на пленуме. Так, например, при подготовке стенографического отчета июньского (1953 г.) пленума из текста хрущевского выступления были изъяты заявления о близости к Берии, его опытности и уме, благодаря которым члены Политбюро оказывались в заблуждении относительно истинных намерений лубянского маршала. После того как бывший министр внутренних дел был подвергнут сокрушительной критике в партийной пропаганде, все эти рассуждения звучали бы неуместно. Была также уменьшена роль Берии в государственном управлении и сокращены сведения о подготавливавшихся им реформах. Вместо этого вставили дежурные обвинения в подлом интриганстве и шпионаже в пользу английской и японской разведок.

На некоторых пленумах избиралась редакционная комиссия, которая правила тексты уже вслед за авторами. В соответствии с заведенным в ЦК порядком, помимо комиссии, обработкой стенограммы занимались и сотрудники общего отдела ЦК. Они могли принять или не принять авторскую правку, часто невзирая на лица. Так, при подготовке стенографического отчета пленума, состоявшегося в июне 1957 года, не была учтена правка секретаря ЦК Суслова. Во время выступления партийный идеолог привел статистические данные о производстве продуктов сельского хозяйства в 50-е годы. Позже, редактируя стенограмму, он решил свести их в таблицу, а главное – сравнить их с данными 1913 года. Однако в итоговый текст эта таблица не попала. Усилия секретаря ЦК были проигнорированы сотрудниками общего отдела

Заметим, кстати, что Суслов приводил эти данные для того, чтобы подтвердить успехи в сельском хозяйстве и отразить выпады против небезызвестного лозунга, выдвинутого Хрущевым. «В колхозах и совхозах раскрываются все новые резервы по ускоренному развитию животноводства, – патетически завершил Михаил Андреевич свою мысль об успехах. – Поэтому, как все здесь могут подтвердить, трудящиеся деревни и партийные организации принимают лозунг “Догнать в ближайшее время США по производству мяса, молока и масла на душу населения” с огромным энтузиазмом». Присутствующие не замедлили предоставить требуемое подтверждение: после этих слов Суслова в стенограмме зафиксированы крики «Правильно» и аплодисменты. Воодушевленный поддержкой аудитории Суслов продолжил: «Этот лозунг, несомненно, сыграет большую мобилизующую роль в деле дальнейшего развития нашего сельского хозяйства, и совершенно непонятно, зачем понадобилось некоторым товарищам бросать тень на этот лозунг, и уже совсем нелепо противопоставлять этот лозунг нашей генеральной линии на преимущественное развитие тяжелой промышленности»[41 - Молотов, Маленков, Каганович. 1957. Стенограмма июньского Пленума ЦК КПСС и другие документы / под ред. акад. А. Н. Яковлева; сост. Н. Ковалева, А. Коротков, С. Мельчин, Ю. Сигачев, А. Степанов. М. 1998. С. 30–31.]. Как мы видим, Суслову понадобилось «всего лишь» семь лет для того, чтобы понять, зачем бросать тень, и самому оказаться в числе таких товарищей.

Вернемся на партийную «кухню», исправно готовившую тексты стенографических отчетов. Вслед за редакторами из общего отдела ЦК к работе над стенограммой подключались помощники первого (Генерального) секретаря. Они наносили последние штрихи на изготовленное полотно «рукой мастера». Так, многочасовая речь Хрущева на 11-м заседании июньского (1957 г.) пленума была тщательно отредактирована помощниками первого секретаря Лебедевым и Шуйским. Правка затронула не только выступления и реплики Хрущева, которые помощники отслеживали особенно тщательно, но и тексты других выступлений. Слова Микояна «Я этого не думаю» в ответ на реплику Хрущева о сговоре их противников из так называемой антипартийной группы были заменены на прямо противоположные по смыслу: «Я тоже так думаю». В этой работе поучаствовал и Брежнев. Они с Шуйским вычеркнули из стенограммы, например, такие реплики Хрущева и реакцию зала на них: «…Товарищ Жуков протестовал, как министр обороны, против клеветы, которая раздается, потому что танки можно двигать только по его приказу. Голоса. Молодец. (Аплодисменты)»; «Хрущев. Жуков встал и сказал, что он протестует, что танки без его приказа двигаться не могут. Голос. Но оказалось это крепче танков»; «Хрущев. Так что Жуков здесь проводил исключительно партийную линию. (Аплодисменты)»[42 - Там же. С. 32, 86, 20.]. Все эти положительные оценки маршала и его роли в поддержке Хрущева оказались ненужными всего через несколько месяцев, ведь мавр, сделавший свое дело, должен был покинуть Политбюро и отправиться в отставку с поста министра обороны.

Знакомство с партийными документами показывает, что руководство КПСС тщательно оберегало общество, да и рядовых партийцев, от истинной информации о положении дел в своей среде. Как уже отмечалось, партийная номенклатура областного и республиканского масштаба, получавшая отчеты уже в препарированном виде, пересказывала эти заредактированные сведения членам бюро и секретарям парторганизаций на партактивах. Последние, в свою очередь, «обрабатывали» рядовых коммунистов. Затем стенографические отчеты отсылали назад в Москву, где их уничтожали. В целости оставалось всего несколько экземпляров, поступавших на секретное хранение в архивные фонды Политбюро. Так что для того, чтобы восстановить правдивую картину процессов, протекавших на партийном Олимпе, необходим тщательный анализ различных источников, прежде всего архивных. Стенографические отчеты и протоколы пленумов следует сопоставлять с неправлеными стенограммами, записками и другими видами документов.

Обложка стенографического отчета октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС

Вивисекция речей осуществлялась после каждого ключевого пленума 50-х годов.

В октябре 1964 года нужды в масштабной правке не было. На пленуме не было выступавших, оскорблявших друг друга в угаре полемики или выбалтывавших партийные тайны. Однако и тут составители стенографического отчета сочли нужным поработать в привычном ключе.

Речь Брежнева, вошедшая в отчет и протокол, представляет собой всего несколько фраз: предложения по процедуре открытия пленума и дезинформация о полном единстве внутри Президиума. Однако в архивных материалах пленума отложились любопытные документы с развернутым вступительным словом Брежнева. Это две страницы, написанные рукой уже знакомого вам Малина, заведующего общим отделом ЦК, и двухстраничный машинописный вариант этого текста. Скорее всего, Малин, принимавший участие в подготовке протокола и стенографического отчета, изложил свое видение ситуации, сложившейся внутри Президиума ЦК перед пленумом[43 - По каким причинам Малин дал указание приобщить к материалам пленума свой рукописный текст и его отпечатанный сначала на пишущей машинке, а затем на ротапринте вариант, остается неясным.].

Однако этот вариант не устроил придирчивых партийных редакторов. Это могло быть по нескольким причинам. Во-первых, в нем содержалось упоминание о намерении членов Президиума вынести вопрос о Хрущеве на обсуждение пленума – ведь, как уже говорилось, никакого обсуждения не было. Кроме того, здесь имелись ссылки на секретарский корпус, якобы инициировавший обсуждение деятельности первого секретаря ЦК, упоминание о переговорах с ним по телефону и другие подробности функционирования механизма власти. Можно предположить, что все это могло разрушить ореол таинственности и значимости, которым партийная пропаганда старательно окружала кремлевских небожителей. Намеки на то, что отставка партийного лидера не планировалась заранее, могли вызвать у коммунистов на местах прямо противоположные мысли – о наличии заговора внутри Политбюро и Центрального Комитета. Таким образом, выяснить со стопроцентной уверенностью, что же на самом деле говорил новый партийный лидер на пленуме, теперь уже, видимо, не удастся.

Официальная версия хода октябрьского (1964 года) Пленума ЦК КПСС наиболее полно изложена в двух секретных документах – стенографическом отчете и протоколе пленума, предназначенных лишь для внутрипартийного использования. Оба эти документа сохранились в фондах бывших партийных архивов. Откроем архивные дела, в которые они подшиты. Стенотчет октябрьского пленума – это небольшая по объему и формату брошюра, на красной обложке которой, помимо заголовка и партийного девиза «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», имеются гриф «Строго секретно» и устрашающие надписи: «Снятие копий воспрещается», «Подлежит возврату в 3-месячный срок в ЦК КПСС». Те же предостережения значатся на титульном листе брошюры. Гриф секретности и напоминание о возврате в 1-й сектор общего отдела ЦК «украшают» и первый лист протокола заседания пленума.

Давайте посмотрим, с чем хотели ознакомить многомиллионную партию коммунистов ее новопровозглашенные вожди. В стенографическом отчете октябрьского пленума можно выделить следующие части: короткое вступительное слово Брежнева, доклад Суслова и информацию о голосованиях по постановлению пленума, а также по вопросам об избрании первого секретаря ЦК партии и кандидатуре на пост Председателя Совета Министров.

Итак, согласно официальной версии, Брежнев, проинформировав собравшихся о кворуме, открыл пленум и сообщил о том, что в течение двух дней Президиум обсуждал вопрос «об ошибках и неправильных действиях т. Хрущева». При этом Леонид Ильич якобы заявил, что во время обсуждения все участники заседания придерживались единого мнения. Сразу отметим, что на самом деле полного единства не было. Подробнее об этом мы расскажем в главах, посвященных заседанию Президиума.

Затем Брежнев предоставил слово Суслову, с тем чтобы последний доложил «единодушное», как снова подчеркнул Леонид Ильич, мнение партийного ареопага.

Согласно стенотчету, Суслов начал свою информацию с уже запущенной Брежневым дезинформации о единстве внутри Президиума. Однако единодушная суровая критика «неправильных методов работы т. Хрущева» не означала полного отказа от проводимой политики. Для успокоения партийной элиты в стенотчете приведены традиционные заклинания о незыблемости генеральной линии партии: «В своих выступлениях все мы исходили из того, что ленинская генеральная линия партии, намеченная решениями XX, XXI и XXII съездов партии, Программой партии, является правильной и нерушимой. Эта линия как в области внутренней политики, так и в области внешней политики для нас священна и незыблема». Если верить стенографическому отчету, зал встретил сусловские слова бурными, продолжительными аплодисментами (это отражено соответствующей ремаркой). Далее следуют не менее обязательные упоминания о значительных успехах в хозяйственном и культурном строительстве, которых добилась компартия. Вновь помянуты всуе решения трех ее последних съездов.

Вариант брежневской речи, принадлежащий перу В. Н. Малина. Самый ранний архивный документ, в котором применительно к действиям первого секретаря использован термин «волюнтаризм»

Для того чтобы было понятно, о чем речь, напомним, чем известны эти партийные форумы. Как писали в свое время партийные пропагандисты, XX съезд провозгласил принцип мирного сосуществования государств с различным общественным строем, осудил культ личности и связанные с ним нарушения норм партийной жизни и революционной законности. На XXI съезде Коммунистическая партия, сделав вывод о том, что социализм в Советском Союзе одержал полную и окончательную победу, взяла курс на создание материально-технической базы коммунизма. XXII съезд принял третью Программу КПСС, в которой определил цели и задачи коммунистического строительства в СССР.

На сегодняшний непредвзятый взгляд, логический ряд, выстроенный в стенографическом отчете, выглядит более чем странно. Не только тогда, но и теперь широко известно, что одним из инициаторов принятия третьей партийной Программы был не кто иной, как Хрущев, обещавший народу построить за 20 лет вышеупомянутую материально-техническую базу с бесплатным общественным транспортом и прочими прелестями коммунизма. Кроме того, на XXII съезде также по инициативе Хрущева был принят новый Устав КПСС. Согласно его требованиям, предусматривалось систематическое обновление выборных партийных органов сверху донизу. На каждых выборах состав Центрального Комитета и его Президиума должен был обновляться на четверть, республиканских ЦК, бюро крайкомов и обкомов – на треть, а на низовом уровне – от райкома до бюро первичной парторганизации – наполовину.

Казалось бы, партийно-государственное руководство страны, избравшее нового лидера, сообщило коммунистам о том, что и без Хрущева Президиум ЦК будет проводить прежнюю политику. Однако хрущевские новации в области партстроительства нанесли партийной номенклатуре сильный удар, ускорив ее ротацию. Так что не все решения съездов, намечавшие, согласно тексту сусловской речи, генеральную линию партии, имели шанс на дальнейшее претворение в жизнь. Вот отказ от репрессий, провозглашенный ХХ съездом, был с радостью встречен партаппаратом. Впрочем, следует иметь в виду то обстоятельство, что полностью отказываться от репрессий как метода управления партийные вожди – наследники Хрущева не собирались. От репрессий не отказывался и сам Хрущев[44 - См.: 58

. Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Март 1953–1991. Аннотированный каталог / под ред. В. А. Козлова и С. В. Мироненко; сост. О. В. Эдельман, при участии Э. Ю. Завадской и О. В. Лавинской. Под общей ред. А. Н. Яковлева. М. 1999; Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Т. II: Февраль 1956 – начало 80-х годов. Сост. А. Артизов, Ю. Сигачев, И. Шевчук, В. Хлопов. М. 2003.]. Речь шла о стабильности только в номенклатурных кругах. Партийным функционерам не нужно было больше опасаться визитеров на «черных марусях», известных нынешним поколениям по ахматовскому «Реквиему». Другие хрущевские новации подлежали забвению.

Таким образом, непоколебимость партийной линии – всего лишь один из мифов советского общества. На самом деле со сменой партийного лидера менялась и линия, и методы ее проведения в жизнь. Пример того, как это происходило, продемонстрировал на пленумах все тот же Суслов. Регулярные напоминания о незыблемости генеральной линии должны были, по мнению партийных идеологов и пропагандистов, вселять в коммунистов твердую уверенность в том, что партия неизменно следует ленинским целям и идеалам.

Заметим попутно, что не на всех партийцев подобные кампания оказывали должное воздействие. Ведь еще в 30-е годы появился анекдот о генеральной линии. В ходе партийной чистки коммуниста спрашивают: «Были ли колебания в проведении линии партии?» Тот бодро рапортует: «Никак нет – колебался вместе с линией».

Вернемся к стенографическому отчету пленума. Согласно ему, отметив положительную роль Хрущева в разоблачении культа личности Сталина, в проведении политики мирного сосуществования и борьбе за мир, Суслов подчеркнул, что успехи партии в хозяйственном и культурном строительстве могли быть более значительными при иной обстановке в Президиуме ЦК, и перешел к критике первого секретаря. Характеризуя созданную Хрущевым обстановку в Президиуме, Суслов определил ее как ненормальную. Хронологические рамки вредоносного воздействия Хрущева на Президиум, ЦК и партию в целом обозначены были нечетко: в тексте стенографического отчета фигурирует расплывчатое понятие – «в последние годы».

В чем же, согласно официальной версии, состояла упомянутая ненормальность обстановки? Прежде всего, в нарушении ленинских норм партийного руководства. Таковые нормы заключались в следующем: подчинение воли одного партийного руководителя воле коллектива руководителей, правильное распределение обязанностей между ними, свободное и деловое обсуждение принципиальных вопросов внутренней и внешней политики. Все это, как утверждалось в докладе, Хрущев предал забвению.

Далее уточнялось, в чем именно проявились нарушения этих самых ленинских норм. Упорно вдалбливалась одна и та же мысль: Хрущев единолично решал важнейшие вопросы партийной и государственной работы. Это обвинение выдвигается снова и снова, перемежаясь новыми упреками. Так, среди повторенных шесть раз обвинений в монополизации власти промелькнула на первый взгляд крамольная мысль о том, что лидер партии и государства может часто ошибаться: «…грубо навязывал свою субъективистскую, часто совершенно неправильную точку зрения». Однако, поскольку речь шла об уже фактически низверженном лидере, обвинять Суслова в крамоле никто бы и не подумал.

Это были далеко не единственные претензии высшей партийной номенклатуры. Вожди осмелились даже вынести сор из главной партийной избы: «Всем товарищам, которые высказывали свое мнение, делали замечания, неугодные т. Хрущеву, он высокомерно давал всевозможные пренебрежительные и оскорбительные клички, унижающие человеческое достоинство»[45 - Никита Хрущев. 1964. Стенограммы пленумов ЦК КПСС и другие документы / сост. А. Н. Артизов, В. П. Наумов, М. Ю. Прозуменщиков, Ю. В. Сигачев, Н. Г. Томилина, И. Н. Шевчук. С. 241.].

Следующее обвинение заключалось в том, что Хрущев заболел манией величия. В стенографическом отчете находим такую формулировку: «.стал достижения партии и народа, результаты победы ленинского курса в жизни нашего общества приписывать себе, а все ошибки и недостатки, которые имелись в практической работе, сваливать на партийные и советские органы республик, обкомы, райкомы или на тех или иных руководящих работников».

Далее вынос сора из избы продолжился: «Нормальной работе Президиума ЦК мешало также и то обстоятельство, что т. Хрущев систематически занимался интриганством, стремился всячески поссорить членов Президиума друг с другом»[46 - Там же. С. 242.]. В этом месте стенографического отчета после сусловских слов имеется ремарка: «Возгласы с мест: позор». К сожалению, нам остается только гадать, то ли члены ЦК действительно так близко к сердцу приняли проблемы межличностных отношений в Президиуме, то ли ремарка была вставлена при подготовке стенографического отчета и протокола пленума.