Лихо-злосчастье обиженно отвернулось, закрывшись всеми своими культями, а Иван побрёл дальше во тьму Тёмного леса.
Самописная же грамота тем временем зафиксировала и передала в Центр, что смысл – это какое-то твоё состояние, которое ты можешь пережить или хотя бы вообразить, а невозможность которого делает и всю твою жизнь невозможной.
Глава IV. Жизнь
Шатаясь через буреломы и усиленно плюясь, Иван оказался в полнейшей тьме и даже хотел выколоть себе глаз, чтобы убедиться в этом своём достижении путём сравнения двух видов зрения – через выколотый глаз и через невыколотый. Никогда ещё Иван-дурак не был в такой мгле. Всё было ему смутно, туманно, непонятно и тускло. Что он ищет? Зачем он вообще сюда пришёл? Кто он такой и почему он такой?
Так и замучился бы Иван этими дурацкими вопросами да и глаз бы себе выколол, вольно либо невольно, кабы не явилось-таки обычное дурацкое счастье – сама Жар-птица во всей своей пламенной красе. Половину Тёмного леса она осветила собой. Иван молчал, будто умный, хотя просто онемел и ослеп от упавшего с неба дива.
– Что тебе нужно, Иванушка-дурачок, в этом лесочке тёмненьком? – пронзительно запросила Жар-птица.
– За смысликом царёк меня послал, – отмер Иван, хотя и не совсем. – Пока не найду, не узнаю.
– Не с того ты начал, Иван, – проголосила Жар-птица. – Потому и плутаешь во мраке. Сейчас я тебе всё расскажу – и ты меня поймёшь.
– Ну, – только и промычал Иван, изумляясь уверенности Жар-птицы.
– Главное в смысле – это что ты за него жизнь свою отдашь, так или этак.
– Вот-те раз, – подумал вслух Иван. – Такого уговора не было. – Но это было неофициально вслух, а уже официально вслух он добавил. – Лучше, конечно, этак.
– Этак – это когда ты добровольно и безвременно умираешь, только чтобы смысл осуществился. А так – это когда ты всю жизнь для этого живёшь, сколько бы тебе ни было отмерено, хоть вечность. В обоих случаях смысл по цене равен твоей жизни.
Иван уважительно помолчал какое-то время.
– Красивая ты очень, Жар-птица, только ничего я не понял. Ты же знаешь, что я дурак.
– Без смысла, Иван, ты жить вообще не захочешь. Хотя и умирать будет незачем. И будешь страдательно колыхаться где-то между жизнью и смертью, как сейчас. А когда смысл есть, то можно хоть жить, хоть умереть – всё будет для тебя весело и привлекательно.
Иван тщательно потёр глаз, который недавно хотел выколоть.
– Мы, дураки, примеры любим.
– Взять хоть ту же оглоблю. Если она твой смысл, то ты будешь всю жизнь жить, лишь бы оглобля. А если вдруг что, то умрёшь за оглоблю.
– Оглобля, – с пониманием протянул Иван. – Значит, обманули меня Петух золотой и Лихо-злосчастье, что не оглобля.
– Нет, не обманули, зачем же. Я это просто для примера, чтобы показать тебе, что как раз не оглобля.
Иван уставился на Жар-птицу осуждающе мутным взглядом.
– Ну как ты будешь жить за оглоблю-то? – попыталась снять возникшее напряжение Жар-птица.
Ивану было не по чину задумываться, он это твёрдо помнил, поэтому не задумался, но мгновенно ответил.
– А за что же?
– Тут может быть по-разному, потому что смыслы бывают разные. Но все они отвечают тому, что тебе о них тут рассказали. Они такие, что ты их можешь пережить, что их полная невозможность делает твою жизнь невыносимой и что ради них ты готов жить сколь угодно долгую жизнь и умереть в любой миг. Вот если не готов, то это не смысл. Мы, жар-птицы, на своём жар-птичьем языке называем это экзистенциальностью.
Последнее слово Жар-птица то ли прочирикала, то ли прокудахтала, то ли прощебетала, то ли проклекотала. Под этот птичий гомонок трудно было услышать скрип пера, которым самописная грамота всё конспектировала и протоколировала.
– По-разному – это хорошо. А за что же? Ты конкретно давай. – Иван запомнил слово Золотого петуха и употреблял его теперь как краткий вариант слова “официальный”. То есть он и самого себя мог назвать не каким-нибудь дураком, а конкретным.
– Ну вот что для тебя важно в жизни, Иван?
– Ну вот не знаю. Задай вопрос как-нибудь по-другому.
Жар-птица прищурилась и недобро щёлкнула клювом.
– Если так: что для тебя в жизни главное?
– Да это то же самое. Издеваешься ты надо мной, дураком.
Жар Жар-птицы сначала раскалился до бела, а потом как будто на мгновение сделался синим. Но быстро снова стал переливаться багровым и алым. “Синяя Жар-птица, надо же”, – не успел подумать Иван.
– Ладно, как насчёт денег? Любишь деньги?
– Какой же дурак не любит денег. Таких дураков нет.
– Вот. Если ты готов всю жизнь жить ради денег и если готов умереть ради денег, то деньги – это твой смысл.
– Без денег и обойтись нельзя.
– Ну это смотря кому и смотря где.
– И в кармане их приятно переживать рукой. Тёплые. Сейчас как представляю, сразу и на душе тепло становится…
Иван закатил глаза, шерудя рукой в кармане и представляя, будто там монетки и бумажки.
– Ну довольно, Иван. Как я и сказала, ты меня понял.
– Слушай, я вот что сообразил. А вы с Золотым петухом часом не родственники? Может, он муж твой бывший? Или хотя бы брат? Двоюродный.
Ничего не ответила Жар-птица. Только клювом опять щёлкнула зловеще и исчезла. Погрузился Тёмный лес обратно в свою тьму.
А в Центр отправилась заветная каблограмма: смыслы бывают разными, они твои состояния, которые ты можешь пережить или хотя бы вообразить, их невозможность делает твою жизнь невыносимой, им ты готов посвятить всю свою жизнь и ради них ты готов умереть. Пришлите, пожалуйста, чернил.
Глава V. Цель
– Не будем делать вид, будто ты каким-то чудесно-случайным образом на нас наткнулся, – сказал Ивану-дураку кентавр-Полкан.
– И не будем делать вид, будто мы каким-то случайно-чудесным образом перед тобой оказались, – сказал ему же кентавр-Китоврас, брат Полкана.
– Приступим прямо к делу.
– Прямо к сути приступим.
– Всё равно ведь ты один из нас, Сумрачный лес для тебя дом родной.