Медвежий угол

– Зависимость скорости регенерации иглокожих от факторов внешней среды.

Когда картошка сварилась, они уговорили ее под слабосолёную сёмгу.

– Регенерация – не такая уж бесполезная тема под грант, – выдал задумчиво Мишка, отскребая в раковине грязные тарелки. – Оно, конечно, морской ёж и на сухопутного мало похож, не то, что на человека, но ты только подумай: насколько круто человеку уметь заново отращивать потерянные части тела.

– Эка невидаль, – хмыкнул Борька, – потерянный жир заново отращивается только так. Без всяких грантов. Хотя с грантом, конечно, быстрее.

И бессильно развёл руками.

Во вторник у Мишки лекция была только третьей парой. Что же касается Борьки, у того первая пара была второй и начиналась в десять, поэтому Мишке ничего не оставалось, как ехать с ним. Из дома они вышли вместе.

В университете доцент Веселов сразу же умчался развлекать второкурсников, а Мишка от нечего делать зарулил в деканат. В конце концов он и сам не понял, кто дёрнул его за язык: то ли любопытство, то ли строптивость, то ли собравшаяся в Норильск Светка. Перспектива задержаться на какое-то время на островах вспыхнула вдруг у него перед глазами чем-то привлекательным, полным самоотречения и даже манящим. Или монашеским.

Он хмыкнул и пошёл брать на абордаж декана.

– То есть Вы, Михаил Александрович, хотите на целый год отказаться от преподавательской деятельности?

Взгляд у декана был не то, чтобы недобрый, но в нём, как в чашке воды, оставленной на крыльце в морозное утро, блестел на поверхности тонкий ледок. Мишка замялся.

– Пал Палыч, но Вы же знаете, я не прогульщик.

– А кто?

Мишка развёл руками:

– Вклад в науку – вещь не всегда предсказуемая…

– И Заполярье – совсем не курорт.

– Не курорт, – согласился Мишка. – Но если так подумать, то жизнь вообще не курорт.

– Философский факультет – это в соседнем здании.

Декан поднялся из-за стола, мимо Мишки прошёл к окну и долго смотрел на то, как по набережной, обгоняя друг друга, несутся машины.

– Полярную ночь на широте Мурманска себе представляете?

Мишка вскинул глаза.

– Вполне. Что-то около сорока суток в году.

– Месяц он, конечно, всего месяц, но сумерки в течение полугода тоже вещь малоприятная. Особенно в сочетании с морозом и жильём, лишённым центрального отопления.

– Пал Палыч, – возмутился Мишка, – да я же не первоклассник. И даже не первокурсник. Вы и сами знаете, что жилой корпус на биостанции – вполне себе зимний дом, а сушняка в заповеднике в округе хватит на то, чтобы отопиться до весны. А то, и до лета.

– Я даже могу напрячься и представить себе, что всё это время Вы будете заниматься там научной работой, но… Кто будет вести Ваш курс во время Вашего отсутствия?

Мишка сглотнул и скривился, в красках представляя себе возмущённую Борькину физиономию.

– Веселов?

Декан покопался в стоящем на полке ящике с его личной, декановской, картотекой на них на всех, простых смертных, и неохотно протянул Мишке тонкую синюю папку:

– Оформляйте. К перечню бумаг приложить заявление: предупреждён, вооружён, претензий ни к кому не имею. Кстати про оружие? Есть?

– Есть, – усмехнулся Мишка.

– И разрешение, разумеется, тоже есть?

– Есть.

Декан кивнул.

– Не думали взять с собой?

– Не думал, – честно признался Мишка, который ещё недавно и ехать-то никуда не думал. – Куда оно мне там? Морских ежей стрелять? Вот спиннинг да, самое то.

Декан скривился.

– Браконьеров стрелять. Медведей. Подумайте.

***

– Чегоо??!! – выпучил глаза доцент Веселов. – Ты, Мишаня, маньяк? Или юродивый? С чего ты взял, что я вообще соглашусь?

Мишка Горянский и Борька Веселов шли по набережной в сторону метро. Апрельское солнце отражалось от густой, почти чёрной воды, и вода была похожа на текущую в гранитных берегах нефть.

– Слушай, Борь, полторы преподавательских ставки это же в полтора раза больше одной.

– Нет, ты точно ненормальный! При чём тут ставки? Мы же с тобой знакомы не первый день, и я знаю тебя, как облупленного. Скажи мне честно: ты действительно собрался при минус сорока таскать из беломорской проруби мёрзлых морских ежей?

Мишка пожал плечами.

– А почему нет?

– Да потому что не регенерирует там никто при минус сорока в условиях полярной ночи, вот почему.

– Хороший такой аргумент, – согласился Мишка. – Основанный на многолетних личных наблюдениях, не иначе.

Веселов обиженно молча открыл и так же молча закрыл рот.

– Боря, ты же сам знаешь: морские ежи, которые половину своей жизни проводят если не вмёрзшими в лёд, то как минимум в темноте и при почти минусовой температуре подо льдом, живут по двести лет и даже не думают стареть. Ты только представь себе летящие к Альфе Центавра прекрасные космические корабли землян, в которых упакованы умные, красивые здоровые люди.

– Ага, как колбаса в вакуумной упаковке, – хмуро согласился Борька. – Где бы их взять тут этих умных, красивых и здоровых, чтобы упаковать в красивые космические корабли?

Что-то около десяти минут они шли молча: Борька – обиженно насупившись, Мишка – разглядывая солнечные блики на носках своих лакированных туфлей.

– Я переживаю за тебя, – выдал наконец Борька.