Волшебный сыр

С этими словами она шмыгнула с плеча Вовке за шиворот. Никак не ожидавший этого мальчик хотел вынуть юркую Мышку из-под рубахи, но ноги как-то сами понесли его по тропинке обратно. То ли потому, что он боялся щекотки, а Сыроежка очень щекотно сидела под одеждой, то ли потому, что выполнял её приказ удирать, Вовка бежал так быстро, что не успевал разглядеть деревья, мелькавшие рядом с тропинкой, и иногда раскидистые ветви задевали его по лицу, шее и бокам. Сыроежка сидела у него под рубашкой и будто бы рулила – шустро перебегала на правую сторону, когда нужно было поворачивать вправо, на левую – когда влево. Скоро Вовка перестал замечать дорогу, пот катился со лба, застилая глаза, мальчик натыкался на кусты, увёртывался от колючих веток и улепётывал дальше. Он полностью доверился Сыроежке – куда она перебежит, в ту сторону и поворачивал. Запнувшись о толстый корень старой берёзы, Вовка упал, и Сыроежка тотчас завизжала: «Задумали бежать, так нечего лежать. Слышь, волчище бежит, под ним земля дрожит!». Действительно, позади слышался топот и громкое дыхание Волка.

«А Волк, похоже, запыхался», – подумал мальчик, и эта мысль придала ему сил. Вовка поднялся и снова побежал. Тропинка осталась далеко позади, теперь Вовка пробирался сквозь чащобу, и чем дальше, тем гуще росли деревья и кусты, и всё труднее было сквозь них продираться. Вовке показалось, что впереди такая густая чаща, что им её не преодолеть, придётся остановиться – и всё, они попали в тупик. Впереди, слева и справа колючие заросли, сзади – Волк. Выхода нет. Однако не успел Вовка додумать эту мрачную мысль, как под ногами его хрустнули ветки, что-то скрипнуло, треснуло, и он провалился в яму. Вернее, это во время падения ему показалось, что в яму, а на самом деле – в нору. Они приземлились прямёхонько в большую кучу жухлых прошлогодних листьев. От запаха прелой листвы защипало в носу, и Вовке ужасно хотелось чихнуть. Пришлось зажать нос и рот ладошками.

– Молодец, Вова! – еле слышно прошептала Сыроежка. – Сиди тихо, как мышка, покуда Волк мимо не пробежит. Нас с тобой ему не сыскать.

– А если найдёт? – одними губами спросил Вовка. Он слышал, как наверху трещали ветки под волчьими лапами. Волк перескочил нору, в которой сидели Вовка с Сыроежкой, не заметив их. Он побежал дальше, в самые дебри.

– Плоха та мышь, которая один лаз знает. В каждой норе есть отнорочек, коли надо будет, через него выползем. Токмо чую я, что Волк сам себя поймает, и прятаться нам не придётся. Ловит Волк, да ловят и Волка. Всё до поры до времени с лап сходит. До поры – у норы, а в пору – в нору. Пока мы здесь сидим, Волк сам к своей ловушке подбегает.

– Неужели в вашем лесу есть капканы или волчьи ямы? – ужаснулся Вовка.

– Что ты! Отродясь не бывало. У нас каждый сам себя ловит. Злой яму выроет, да сам же в неё попадет. Прожорливый лопнет, жадина – всё потеряет. А охотник превратится в дичь. Погоди, увидим ещё, чья возьмёт.

И, словно в подтверждение Сыроежкиных слов, где-то далеко впереди раздался громкий волчий вой.

– Как ни хитри, а правды не перехитришь, – сказала Сыроежка. – А без правды не житьё, а вытьё. Пойдём, Вова, поквитаемся с серым разбойником. Отольются Волку овечьи слёзки.

Сыроежка быстро взбежала вверх по земляной стене, а Вовка выбирался, цепляясь за торчавшие со всех сторон корни. Пролезать сквозь густые заросли вслед за Волком было намного легче – трава была примята, ветки кустов сломаны, в чаще образовался похожий на туннель проход. Сыроежка снова сидела у Вовки на плече, подсказывая мальчику, как лучше пройти, чтобы не раздавить гнёзда, не потревожить муравейники и не провалиться в норы. Волчий вой становился ближе и жалостнее. Он раздавался уже совсем рядом и был похож на плач нашкодившего ребёнка, которому себя жалко за то, что его наказали.

Когда Вовка увидел Волка, мальчик понял, о чём говорила Сыроежка. Волк сам себя поймал в ловушку. Не заметив, как и куда они исчезли, Волк бежал вперёд, думая, что преследует свою добычу. Заросли становились всё гуще, и Волк уже еле протискивался между кустами, царапавшими его, цеплявшимися за шкуру, хватавшими его своими ветками. Жадность не давала Волку отказаться от погони. Он протискивался в чащобу до тех пор, пока не застрял. Молодые берёзки и дубки цепко обхватили Волка своими тонкими, гибкими стволами. Если бы Волк сразу остановился и отпрыгнул назад, он мог бы спастись. Но Волк поторопился, идя напролом, пролез в самую гущу юных деревцев и застрял намертво. Увидев его в живом древесном капкане, Вовка сначала даже обрадовался, что Волк не может причинить им вреда. А потом мальчик задумался, как без инструментов достать Волка из ловушки. А Сыроежка очень развеселилась.

Глава 13

Сыроежка так обрадовалась, что не могла удержаться от смеха. Она упёрла лапки в бока и заливисто смеялась.

– Поделом тебе! Поневоле завоешь по-волчьи. Веселье волку – как гоняют по колку. Присмирел, что волк под рогатиной.

Отсмеявшись, Мышка стала серьёзной и учинила Волку разнос:

– Не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел. Овце с волком плохо жить, стань овцой, а волки готовы: телята пропали, овец покрали. Ты откуда взялся такой? Из какой сказки явился и всё стадо наше перетаскал?

– Эки чудны толки, что съели овцу волки! Вали на серого, серый всё свезёт. Вали Волку на холку, – осклабился Волк. – Такова наша доля, на то, знать, мы родились.

– Ты бедненьким-разнесчастненьким не прикидывайся! – возмутилась Сыроежка. – Кто веру имеет, что волк овцу лелеет? Разбойник серый, говори, почто нас обкрадывать повадился?

– Дак жизнь такая, – разнылся Волк. – Каков ни есть, а хочешь есть. Хоть песни пой, хоть волком вой. Да что вам объяснять, сытый голодного не разумеет. Это мы с тобой цветом токмо одинаковы, Мышка, а жизнь у нас разная. У тебя каждый день молока реки разливанные и масла целые горы. Есть припас, да не про нас. А у меня хлеба ни куска – везде тоска, а хлеба край – и под елью рай. Гонит голод и волка из колка. Приходится мне, сиротинушке горькому, сызмальства добывать себе пропитание. С волками жить – по-волчьи выть. Проголодаешься, так еды достать догадаешься. Не прав волк, что корову съел, не права и корова, что в лес зашла. Упрямая овца – волку корысть, сама от стада отошла.

– Ты на чужой каравай рот не разевай, а пораньше вставай да свой затевай. – Сыроежка явно решила устроить Волку хорошую взбучку. – Видит собака молоко, да рыло коротко.

– А что, – оживился Волк, – встарь, бывало, собака с волком живала. Мы ж с ней родственники. Кабы мне хозяев приветливых, я б добро им сторожил. Возьмите меня к себе, я буду службу караульную нести. Сытый волк смирнее собаки. И волки будут сыты, и овцы целы.

– Может, правда, взять его домой? – спросил Вовка. – Будет дом охранять.

– Не верь речам, верь своим очам. Слушать его можно, а верить нельзя. Врёт что блины печёт: токмо шипит, – ответила Сыроежка и повернулась к Волку: – Ты ври больше – наперёд пригодится. Не волчий зуб, так лисий хвост, не силой, так хитростью решил спастись, – презрительно фыркнула она. – Недаром говорят: поджал хвост, как волк на псарне. Уживёшься ты мирно с собакой, как же! Когда волк будет овцой, медведь стадоводником, свинья огородником!

– Не любо – не слушай, а врать не мешай, – огрызнулся Волк. – И что я в поле за обсевок? Что на меня все напраслину возводят?