Духовка Сильвии Плат. Культ

– Он должен быть Папой, – говорит Ленни.

– Он хочет быть Папой?

– Нет. Он предпочитает оставаться с нами. Но он мог бы.

– Значит, у него есть причина оставаться.

– Да, есть.

– Какая же?

– Он святой.

11

Юноша и девушка. Юноша и девушка мерещатся мне на обратном пути домой. Он – творческий беспорядок на голове, синяя ветровка, серый рюкзак, стоптанные кроссовки, запах апельсинов – догоняет ее, но она снова и снова ускользает. Я не вижу его лица, но чувствую его смятение, отчаяние, боль, нестерпимую нужду – коснуться ее. Жестокая девчонка. Я была жестокой с ним. Теперь я должна быть жестокой со всеми остальными, чтобы не утратить воспоминания о нем и не позволить Молли остаться лишь воспоминанием.

Я буду жестокой с ней. Хелен Гарднер – часть Йенса, его жена, правая рука, друг и соратник – знает его тайны и все равно поддерживает. Она ожидает на крыльце дома с фиолетовой крышей. На лице ни капли возмущения и злости – полное принятие и покой. Она в белом, словно ангел, а рядом с ней стоит корзинка, накрытая полотенцем. Когда она замечает меня, ее рот расплывается в самой доброжелательной улыбке, которую я только встречала.

– Благословенный день, Флоренс. Я постучала, но никто не открыл.

– Отец, наверное, ушел за водой, а Молли сказала, что пойдет в женский дом.

– Да, я немного нагрузила ее работой. Она меня попросила.

– И кого вы тут ждете?

– Я пришла к тебе, Флоренс. – Она спускается с лестницы и протягивает корзину мне. – Сегодня мы пекли, и я решила, что ты тоже захочешь попробовать.

Не советую принимать пищу в его доме.

– Могу я войти?

Она так мила, что я вынуждена впустить ее и принять выпечку – насилие добротой.

– Я хотела узнать, как чувствует себя Мэри, – говорит она, устроившись на диване.

– Вы же видели ее. Почему не спросили?

– Мэри – редкий человек, редкий ребенок. Никогда не пожалуется, не признает, что ей плохо, даже если в самом деле плохо.

– У нее умерла мать. Как думаете, она себя чувствует?

В ее тонком и изящном лице, в немолодых, но красивых глазах небесного цвета читается искреннее сожаление, глубочайшее сострадание. Господи, а она хороша! – я верю ей. Почти.

– А ты, Флоренс?

– Я?

– Как ты себя чувствуешь?

Этот вопрос ставит в безнадежный тупик. Я так долго училась подавлять чувства, тренировать мимику, что иногда и сама не знаю, что творится в глубине. Не припомню дня, когда кто-то так прямо и откровенно спрашивал бы обо мне. Все эти годы люди интересовались моей учебой, карьерой, банковским счетом и теми, кто бывает в моей постели, но не мной. Не тем, что у меня внутри. С тех пор как умер Патрик, никто этого не делал.

– Ты тоже потеряла близкого человека, – ее голос, мягкий и успокаивающий, выводит из забытья.

– Я должна быть сильной ради Молли.

– Молли! – Она улыбается, и в этой улыбке я узнаю? Джейн – она улыбалась так же – улыбкой, полной любви и принятия. – Так ты ее называешь? Мне нравится.

– Да, это ее имя. Ее отродясь никто Мэри не называл.

– Она была очень впечатлена подвигом Богородицы.

– Не думаю, что она хочет повторить ее судьбу.

– У нее была благородная жизнь.

– Где же счастье в этом благородстве?

– Я понимаю твое беспокойство, Флоренс. Оно совершенно справедливо. У меня тоже есть младшая сестра. Была. – Ее лицо сереет, с него сходят краски. – Когда она умерла, я пыталась держаться, быть сильной, но это было ошибкой.

– Почему?

– Чем дольше подавляешь боль, тем сильнее она становится. – То, как она это говорит, искренне и обреченно, – это не может быть ложью. Никто не может так лгать. – Мэри очень хорошая девочка. Она стала нам с Йенсом как дочь, и ее семья стала нашей, поэтому, Флоренс, и ты нам не безразлична.

– Вы меня не знаете.

– Это не важно. Молли хотела, чтобы ты вернулась, она молилась об этом – и ты вернулась. Это все, что имеет значение. Тебе нравится у нас?

– Не знаю.

– Понимаю. Мы можем показаться чудаками из-за оторванности от внешнего мира и приверженности старым устоям. Это непривычно, а порой дико для человека, который при обстоятельствах, подобных твоим, попадает в общину, но ты найдешь немало плюсов в нашем образе жизни, если познакомишься с ним лучше. Ты хочешь узнать нас лучше?

– Возможно.

Я вынуждена.

– Мы позволим тебе. Мы ничего не скрываем от новоприбывших и от тебя тоже не станем. Приходи к нам домой на ужин. Йенс будет рад тебе. Он был рад твоему возвращению.

Вы слеплены из того же теста и когда-нибудь вернетесь, чтобы присоединиться к нам.

– Мы хотим, чтобы ты знала, на что соглашаешься или от чего отказываешься. Йенс покажет тебе общину, ответит на любые вопросы. И тогда твое решение будет справедливым и взвешенным. Согласна?

– Кем вы были до того, как приехали сюда?

Она улыбается, вспоминая прошлое.

– Акушером-гинекологом.