Субмарины-самоубийцы. Секретное оружие Императорского флота Японии. 1944-1947

Поэтому мы все впали в уныние, когда было объявлено, что часть из нас переводят на новую базу «кайтэнов», которая организуется на Хикари. Никто не жаждал отправиться туда, поэтому все надеялись быть оставленными на старой базе.

Моему подразделению не повезло. Когда катер, на котором мы должны были отправиться туда, не смог появиться 15 октября, мы было воспрянули духом. Может быть, командование передумало? Увы, мы надеялись зря. Уже на следующее утро все сорок восемь из нас стояли на палубе катера, направляясь на новую базу, а через два часа выгружались на Хикари. И с первых же минут нам дали почувствовать, что представляет собой наше новое место службы.

Сойдя на берег, мы разобрали свои пожитки, построились в две шеренги и неспешной походкой направились было к зданию штаба, когда по дороге нас перехватил офицер.

– Что за выправка! – заорал он на нас. – Кругом! Вернитесь на пристань и пройдите как следует!

Мы бегом вернулись обратно, снова выстроились в две шеренги и строевым шагом направились к штабу.

– Так-то лучше! – удовлетворенно произнес офицер. – Надеюсь, урок пойдет вам впрок. С этой минуты, если вы сделаете что-то не по уставу, будете повторять снова и снова, пока не научитесь делать правильно!

Однако следующие слова, которые мы услышали от него, заставили нас тут же позабыть то первое неприятное впечатление.

– Вы уже получили достаточно основательную подготовку, – сказал он, – поэтому мы планируем допустить некоторых из вас к самостоятельным выходам в море. И сделаем это немедленно! Завтра же! А пока что устраивайтесь на новом месте. Я – старший лейтенант Кэйскэ Мията, являюсь заместителем начальника базы. Позднее вы увидите и других офицеров базы.

Но еще больше нас впечатлили отведенные нам помещения. Их вполне можно было назвать превосходными. Комнаты оказались очень просторными, а меблировка просто потрясла нас. На Цутиуре мы спали в гамаках, а на Оцудзиме – на татами. Здесь же у нас были настоящие кровати западного типа. Нам предстояло жить не в стандартной казарме, а как будто в большом современном отеле со всеми удобствами. Может быть, жизнь на Хикари окажется, в конце концов, не столь уж мрачной!

Тем же вечером был объявлен общий сбор, и нам представили наших новых командиров. Мы сразу почувствовали себя более спокойно. Речи, сказанные этими офицерами, ничем не отличались от тех, что нам уже приходилось и раньше слышать много раз, поэтому они не произвели на нас большого впечатления. Кроме того, мы начали понимать, что наша интенсивная подготовка на Оцудзиме сделала свое дело – мы уже знали «кайтэны» не хуже людей, стоявших сейчас перед нами. В нас начинало формироваться чувство превосходства, и первая резкая встреча с лейтенантом стала постепенно забываться. Слушая вполуха давно набившие оскомину речи, мы думали только о предстоящем ужине. За время дороги на базу мы все сильно проголодались.

Но под конец этого мероприятия мы здорово повеселились. Один из последних выступавших перед нами офицеров вышел вперед, держа в руке короткий стек. Он указал этим стеком на нас и произнес намеренно низким, идущим из самого нутра голосом:

– Я – младший лейтенант Мамору Миёси! Здесь все меня называют Миёси Сэйкай Нюдо!

Никто из нас не смог удержаться от смеха. Этот человечек с совершенно детским личиком присвоил себе известное всем из нашей истории имя, имя сильнейшего человека, создателя одного из самых популярных в Японии видов спорта – национальной борьбы сумо. Этот худощавый офицер, сто шестьдесят восемь сантиметров роста, стоявший сейчас перед нами и претендовавший на то, чтобы выглядеть более сильным и солидным, чем он есть на самом деле, представлял собой воистину комическое зрелище.

На следующий день мы все с горящими от оптимизма глазами принялись за работу. На базе Хикари имелось уже семьдесят «кайтэнов» и, хотя всего курсантов было более двухсот человек, мы, прибывшие с Цутиуры, чувствовали, что нам вскоре предстоит выйти в залив на настоящих торпедах. Примерно половина из этих двухсот курсантов совсем недавно прибыли из Нары, мы же, безусловно, были подготовлены гораздо лучше них. И хотя я еще не выходил на «кайтэне» в море, даже в качестве «пассажира», мои шансы выглядели достаточно хорошо. Если пока отбросить этих сто человек с Нары, получалось семьдесят «кайтэнов» на сотню курсантов. «Ждать осталось уже недолго», – твердили мы друг другу.

Но выйти в море в этот же день не получилось. Несмотря на то что имелось около шести дюжин «кайтэнов», ежедневно в море могли выходить только около двенадцати курсантов, человек шесть в первой половине дня, а остальные – во второй. Причина крылась в нехватке техников, обслуживавших торпеды. На базе имелось только примерно сорок пять технических специалистов, имевших опыт обслуживания торпед модели 93 и «кайтэнов». «Кайтэны» были новейшим оружием, и требовались усилия команды из семи техников, чтобы проверить и подготовить каждую из торпед к учебному выходу в море, а после выхода снова проверить ее и заправить жидким кислородом. Этот процесс занимал от четырех до пяти часов, считая с того момента, как «кайтэн» снимали с колодок, на которых он покоился на складе, и до того, как он снова оказывался там. Нас снова охватило уныние. Похоже было на то, что корабли врага успеют задымить во Внутреннем море Японии, прежде чем мы сможем нанести по ним удар.

Свою роль в снижении темпов нашей подготовки сыграли и американские подводные лодки. К этому моменту они потопили сотни наших судов, в том числе и много танкеров, которые доставляли сырую нефть из Голландской Ост-Индии в Японию. Каждый «кайтэн», выходивший в залив, сопровождался скоростным торпедным катером, аналогичным американскому катеру серии РТ. Моторы этих быстроходных катеров работали на высокооктановом бензине, который становилось все труднее и труднее доставать. Наши офицеры не уставали напоминать нам, что по всей Японии люди, даже военные, все больше и больше переходят на гужевой и газогенераторный транспорт.

– Извлекайте максимум пользы из каждой минуты, проведенной в воде, – говорили они. – Наши торпедные катера не могут крейсировать неограниченно долго. В наши дни каждая капля высокооктанового бензина столь же драгоценна, как и капля человеческой крови!

И вот при всем при том вечером 22 декабря на доске приказов я увидел свое имя в списке назначенных на выход в море на следующий день. Не веря своим глазам, я вчитался в текст приказа. Нет, все правильно: главный корабельный старшина Ютака Ёкота, «кайтэн» номер 27, выход назначен на утро следующего дня. Пришло, наконец, время и для меня! Это первое испытание в море выявит, смогу ли я управлять боевым оружием. И если я выдержу его, меня допустят к дальнейшей подготовке, а потом, возможно, и назначат на задание. Сломя голову я помчался в свою комнату поделиться новостями с моим лучшим другом, главным корабельным старшиной Ёсихито Ядзаки. Свой первый выход на «кайтэне» он совершил только вчера. Я засыпал его вопросами, так что он в конце концов поднял руки, сдаваясь.

– Да успокойся ты, Ютака, – остановил он поток моих вопросов. – Тебе вряд ли стоит меня так расспрашивать. Каждый из нас должен сам почувствовать «кайтэн». И все «кайтэны» хоть немного отличаются один от другого по своим свойствам. Так что ты должен сам все это освоить. Здесь я тебе не помощник.

Но он все же помог мне тем, что набросал на бумаге схему, которую я мог использовать для ориентировки под водой. На ней я отметил все курсовые углы, скорости и, самое главное, время в секундах, то есть обозначил свой путь на каждом отрезке своего маршрута. Шел уже двенадцатый час ночи, когда мы стали укладываться спать. Раздеваясь, Ядзаки приостановился и произнес:

– Не оплошай завтра, Ютака. Если все пройдет нормально, тебя допустят к дальнейшему. Здесь любят тех, кто лихо носится на своем «коне». – Сказав это, он лег и сразу же уснул.

Но мне не спалось. Я продолжал прокручивать в мозгу все те вопросы, о которых следовало позаботиться. Не села ли батарейка в моем карманном фонарике? Я не мог позволить себе остаться без запасного освещения, если бы вдруг вырубилось электричество в моей кабине. А мой секундомер? Как давно я проверял его на точность хода? Если он подведет меня, я могу врезаться в скалу или пойди на дно как камень. И вся моя предыдущая подготовка пропадет впустую.

Затем я подумал о своем завещании. Вдруг завтра под водой со мной что-нибудь случится? Я хотел бы оставить хоть несколько слов. Так что надо будет захватить с собой карандаш и бумагу.

Все эти мысли и множество других крутились у меня в голове, не давая заснуть. Не в силах лежать в кровати, я встал и начал разбирать свои пожитки. Будет нехорошо, если кто-то станет копаться в них перед отправкой на родину и обнаружит беспорядок. Я заглянул в свою тумбочку, и то, что я там увидел, заставило меня ужаснуться. Все ее верхнее отделение было забито грязным бельем и одеждой, являя собой в высшей степени отвратительное зрелище. Что же случилось с всегда щеголеватым курсантом летного училища Ёкотой с Цутиуры? В летном училище от меня, как и от всех других, требовали, чтобы мы хранили каждый предмет нашей одежды на раз и навсегда определенном для него месте. Каждый вечер я стирал все испачкавшееся за день, так что мои личные вещи на следующий день могли пройти самую тщательную инспекцию. Но в расслабляющей атмосфере Оцудзимы я явно забросил старые привычки. Ну и неряхой же я стал! Я отобрал грязные вещи, чтобы пойти их постирать. Старшина Одзава, разбуженный моей возней, сердито выглянул из-под одеяла.

– Что ты там затеял, Ёкота? – свирепым шепотом спросил он, старясь не разбудить остальных. – Мне кажется, тебе завтра утром надо выходить в море? Марш спать! Тебе надо отдохнуть.

– Никак не могу заснуть, Одзава, – ответил я. – Послушай, можешь выручить меня? Если завтра со мной что-нибудь случится, разбери, пожалуйста, мои вещи. То, что вам понравится, возьмите себе. Но там есть четыре или пять грязных фундоси. Так заверни их во что-нибудь и выброси, чтобы я не опозорился перед всеми.

Представив себе, что он выбрасывает мои фундоси, то есть набедренные повязки, Одзава расхохотался так, что едва ли не перебудил всех остальных.

– Да не волнуйся ты так! – отсмеявшись, сказал он. – Тебе ведь предстоит пройти четыре или пять миль по заливу. Ничего с тобой не случится!

С этими словами он снова нырнул с головой под одеяло, а я остался стоять, чувствуя себя дурак-дураком. В конце концов я плюнул на все, снова засунул вещи в тумбочку и тоже нырнул в постель.

На следующее утро, сразу после завтрака, я бросился в эллинг с «кайтэнами», находившийся недалеко от уреза воды. Вот и мой номер 27 покоится на двух опорах. Рядом с ним я нашел и Ивао Китагаву, старшего техника, начальника технической службы.

– Вы выходите сегодня на нем? – спросил он меня.

– Так точно! – ответил я, вытягиваясь по стойке «смирно».

– Вам с ним повезло, – сказал техник. – Двигатель в отличном состоянии. Хотя все же не помешает быть поосторожнее. Всегда с ними одна и та же беда, пока не разработаются. Клапаны несколько туговаты.

– И насколько они туги? – спросил я.

Тугие клапаны для меня означали то, что при управлении торпедой придется прикладывать большие усилия на рычаги.

– Да в общем-то ничего страшного, – успокаивающе улыбнулся он мне. – Думаю, вы сможете с ним справиться без особых проблем. Главное, не волнуйтесь. А сейчас садитесь и осмотритесь.

Мой «кайтэн»! Я быстро поднялся по приставной лесенке и через верхний люк опустился на место водителя. Этот же люк использовался для покидания торпеды, что было предусмотрено в соответствии с распоряжением Генерального штаба военно-морских сил. Но никто из нас никогда даже в разговорах не касался этого вопроса. Каждый намеревался оставаться в торпеде вплоть до попадания в цель.

Вокруг сиденья блестели и сверкали новенькие рычаги управления. Освещение работало безупречно, но везде виднелись следы тавота – механики не пожалели его на смазку. Рычаги ходили туговато, но я понял, что для тридцатиминутного маршрута «кайтэн» находится во вполне удовлетворительном состоянии. Теперь я должен был доложить командиру базы. Я выбрался из отсека, сказал старшему технику, что я удовлетворен осмотром, и отправился искать командира. Он стоял на ступенях здания штаба.

– Разрешите доложить! – отрапортовал я. – Главстаршина Ёкота готов к тренировочному выходу на «кайтэне» номер 27! Район действия – номер 1! Скорость не более двадцати узлов! Продолжительность выхода тридцать минут! Цель – отработка погружения, всплытия и ориентирования под водой! Выход назначен на 8.30!

– Ваш первый выход? – спросил он.

– Так точно!

– Видимость сегодня не очень хорошая, – предупредил он, – так что будьте очень внимательны при всплытии. «Кайтэн» проверили?

– Так точно!

– Кто вас сопровождает?

– Торпедный катер номер 220, сэр! Командует лейтенант Цубои!

– Отлично. Действуйте!

Вернувшись к эллингу с торпедами, я обвел взглядом поверхность бухты. Командир был прав относительно видимости. Над водой висел довольно плотный туман. Может быть, когда солнце поднимется повыше, он развеется? Волнения на воде не было – что идеально подходило для «кайтэна». Но от воды тянуло промозглым холодом. И это снова заставило меня вернуться к мыслям о моей возможной неудаче во время выхода. Не хотелось бы покидать торпеду в такой холодной воде.

Техники выкатили мой «кайтэн» из эллинга на пирс, и с этого момента все мое внимание было сосредоточено на нем. Лагом к пирсу стоял торпедный катер 220-й, ожидая, когда мой «кайтэн» спустят на воду. Я снова забрался через верхний люк и ощутил мгновенный приступ страха, когда люк над моей головой закрылся. Включив свет, я снова окинул взглядом все циферблаты и приборы управления, а затем занялся перископом. Изобретатели «кайтэна» предусмотрели совсем незначительное пространство для его водителя. Даже мне, не очень крупному человеку, было трудно поворачиваться в тесноте отсека.

Прямо перед лицом находился монокуляр перископа и две его рукояти. Справа от меня располагалась рукоять для подъема и опускания перископа. Справа вверху имелся рычаг скорости, регулирующий подачу кислорода в мощный двигатель, работавший в отсеке у меня за спиной. Опустив другой рычаг, я включал стартер и открывал кран подачи горючего. Вверху слева от моей головы имелся рычаг для изменения угла наклона горизонтальных рулей моего оружия. Отклоняя их в ту или другую сторону на больший или меньший угол, я мог изменять скорость погружения или всплытия. Слева от меня внизу, у самой палубы, находился вентиль клапана для впуска забортной воды в балластную цистерну. Это было предусмотрено для стабилизации веса «кайтэна» по мере расходования кислорода, используемого в качестве окислителя. Справа от меня располагался руль направления. Во время выполнения задания прикосновение его станет моим последним ощущением – его я буду сжимать в руке, направляя торпеду прямо в борт вражеского корабля.

Человеку, которому суждено управлять «кайтэном», надо было бы иметь шесть рук. И примерно столько же глаз, чтобы следить за всеми приборами на пульте управления. На нем располагались циферблаты гирокомпаса, часов, глубиномера, указателя расхода горючего и манометр, показывающий давление кислорода. Все эти параметры надо было постоянно отслеживать, а находившийся здесь же перископ так и норовил ударить вас по голове, если вы чересчур резко развернулись или врезались в какой-нибудь подводный объект. Недаром так много курсантов на базе Хикари постоянно красовались с забинтованной головой.