Кыш и Двапортфеля (сборник)

Самого петуха со связанными ногами переложили в огромную, с десятком «молний» сумку. Он не вырывался. Только тихо и печально говорил: «Ко-ко-ку-ко», – и глаза его были полузакрыты.

– Простите, сколько рыбок можно было купить вместо петушка? – всё так же вежливо поинтересовался папа.

– Три! – радостно сказала тётенька и охотно добавила: – На даче в траве он будет ужасно красив.

– Не забудьте повесить на заборе дощечку: «Осторожно! Злой петух!» – посоветовал папа.

Очень довольная тётенька улыбнулась и ушла, а из сумки торчал петушиный хвост, похожий на целую связку воронёных сабель.

Мы пошли дальше, туда, откуда всё громче доносился до нас птичий свист. Но я не мог забыть печальное «ко-ко-ку-ко» и спросил у папы:

– Петухи бывают почтовые, как голуби?

– А как же! И рыбы бывают, и птицы, и кошки. Даже черепахи бывают почтовые. Только они долго возвращаются, – пошутил папа.

– Ну, а теперь тебе всё не кажется серым?

– Пожалуй, мир расцвёл. «Всё стало вокруг голубым и зелёным…» – пропел папа и потащил меня за руку к воротам, совсем в другую сторону от птичьего свиста.

6

Мы прошлись вдоль чугунной решётки скверика, за которой прогуливались люди с собаками. И все собаки были разных пород.

– Вот главный собачий пассаж, – сказал папа, когда мы свернули в переулок за Птичьим рынком.

Здесь продавались не только взрослые собаки, но и щенки.

Взрослые собаки прижимались к ногам хозяев, не обращали внимания друг на дружку и совсем не лаяли, когда их осматривали.

А щенки так же, как и кролики, тесно лежали в корзинках, сумках и коробках.

Самые маленькие спали, устроившись поудобней. Те, что постарше, копошились, взвизгивали и щурили подёрнутые светлой плёнкой глаза.

Изредка нам попадались люди, продававшие кошек и котят.

Папа объяснил мне, что жёлтые, длинные, голубоглазые кошки с тёмными носочками на лапах и такими же тёмными кончиками ушей привезены из Азии. Из страны Сиам. Это дорогие кошки, но папа купил бы, если бы не длинные когти и скрытный, как у всех кошек, характер.

Мне показалось: кошки не понимают, что их продают, а собаки понимают и чувствуют. И от этого мне стало так жалко собак, что я захотел уйти опять к птицам.

Но папа не торопился. Он брал щенков на руки, гладил их, приценялся, а у хозяина здоровенного пса спросил:

– Простите, а почему вы продаёте собаку, если, как вы говорите, она хороший сторож, умница, жрёт что попало и к тому же не имеет блох?

Хозяин пса немного смутился и хмуро сказал:

– Надо – покупай. Не надо – проходи. Уезжаю я.

Пёс вдруг вскочил и залаял на папу. Папа после этого погрустнел и сказал, когда мы отошли:

– Если бы у нас была собака и мы бы всей семьёй поехали в командировку, скажем, на полюс, – папа помахал рукой над головой, а потом показал под ноги, – или в Антарктику… я бы взял собаку с собой… В крайнем случае, оставил бы соседям, родственникам или друзьям.

– А вдруг они не взяли бы?

– В тот самый момент они перестали бы быть моими друзьями и родственниками.

– Правильно, – сказал я.

7

Конечно, на Птичьем рынке разных животных было меньше, чем в зоопарке, но зато я первый раз в жизни как следует рассмотрел острую мордочку ежа с зоркими глазёнками, намотал на руку безвредного желтопузика и увидел сиамских котов с голубыми глазами.

Я всё время тянул папу пойти посмотреть канареек и волнистых попугайчиков, но он никак не хотел уходить с собачьей площадки.

– Давай купим щенка. Что же ходить и смотреть? – предложил я, ни капли не веря в то, что папа купит собаку.

Я предложил просто так. Мы с папой не раз просили у мамы разрешения привести домой собаку, но мама ни за что не разрешала. Она говорила, что щенок – это грязь, блохи, вечные заботы и огромная ответственность.

В ответ на мою просьбу папа молча на меня посмотрел долгим взглядом. Это означало, что он сам всё знает и понимает и нечего делать ему подсказки.

И мы продолжали ходить и смотреть на собак, которые от тоски даже не бросались на кошек. Да и сами кошки при виде унылых псов не шипели…

И вдруг сзади меня кто-то громко и радостно крикнул:

– Двапортфеля-а!

Я вздрогнул, но не обернулся. Мне не хотелось, чтобы папа и все люди на рынке узнали моё прозвище. Я зашёл за папу, а кто-то ещё два раза крикнул, но уже совсем тихо. Наверно, подумал, что с кем-нибудь меня перепутал.

Немного погодя я выглянул из-за папы и увидел Тигру. Папа и мама уже строго отчитывали его за крик в общественном месте.

Тигра заметил, как я выглянул, и погрозил кулаком. За это его взяли за руки и повели дальше от собак.

Вдруг папа с силой дёрнул меня за руку. Мы очутились в толпе, окружавшей кого-то. Папе было тяжело. Он одной рукой тащил меня за собой, а другой – загребал так, словно боком плыл по Чёрному морю, борясь с волнами.

Наконец, запыхавшись, папа пробился в первый ряд. Я задрал голову на человека в очень помятой шляпе. Он держал на руках собаку.

Шерсть у неё была как у козлёнка – длинная, серо-белая, волнистая, а нерасчёсанная чёлка закрывала глаза, и казалось, что собака спит. Но она не спала, потому что чёлка над глазами всё время вздрагивала. И шевелились тёмные курчавые уши.

Я цокнул языком.

Собака потянула носом, направленным прямо на меня, вскинула чёлку. И в это мгновенье я успел взглянуть в блеснувшие на солнце, полные слёз собачьи глаза.

Не успев ни о чём подумать, я потянул папу за пиджак. Он нагнулся. Я сказал:

– Давай унесём его отсюда! Давай купим!

– Ты думаешь, это будет то самое необычное?

– Конечно! Ушли без собаки, а приходим с собакой. Мы уже переглянулись. Давай быстрей, а то кто-нибудь другой захочет купить!