Крестоносцы 1410

– Что же вы в дороге слышали? Ведь вы должны были идти через его край.

– А что я мог слышать, от костёла до костёла идя и по дороге молясь? – говорил старичок. – В костёлах – колокола, а по дороге – солнце, пыль и грозы встречал я.

– Всё-таки там, я слышал, всерьёз на войну с нами собираются?

– Мне о мире говорили, – отпарировал ксендз.

– Пусть нас Бог от него убережёт! – резко крикнул рыцарь. – Во сто крат лучше война, чем такой мир, какой мы имеем, во время которого мы должны быть в броне, а днём и ночью бодрствовать… Однажды с этими разбойниками нужно покончить.

И этими словами не склонил он старичка к разговору; затем все задвигались, потому что были принесены миски с рыбой, а запах имбиря и шафрана наполнил комнату. Затем нетерпеливо были заняты места, а кто мог, сел ближе к миске. Среди шума была прочитана Bеnеdicitе. Старичок смиренно расположился в сером конце.

Брат-лазарит остался здесь и присел на лавку, чтобы сопровождать ксендза, когда он поест. Ели спешно и в молчании, потом начали осматриваться вокруг себя. Один из старых рыцарей, который не владел раненой в бою рукой, подсел позже к пилигриму, с интересом глядя на него. Это был человек худой, с вытянутым лицом, впалыми щеками, большими глазами, со скудной растительностью на подбородке, а когда зубы ели, челюсти западали так необычно, что придавало его чертам издевательское и неприятное выражение.

Он осматривал старичка очень внимательно, а когда съели рыбу и были принесены вторые блюда, подтолкнул его, всматриваясь, и спросил:

– Где-то я вас видел?

– Возможно, – ответил старик, – я много по свету ходил, в разных местах бывал; но не помню…

– И я нет… – молвил воин, потерев лоб, – а клянусь, что где-то мы встречались, и это не тут, на нашей земле, а на чужой.

– Бывали вы где-нибудь раньше? – спросил старик спокойно.

– Много в Германии, Чехии, в Лужицах, Шлуцке, Польше, Литве и Руси, и даже на Рейна, у швабов и франконов.

– В Силезия моя отчизна, – ответил священник.

Рыцарь по-прежнему всматривался и думал, оперевшись на локти, искал, видимо, чего-то в памяти.

– Не бывали вы когда-нибудь с Витольдом у нас?

– Нет, – изрёк ксендз, – на его дворе я никогда не гостил.

– А на Ягайловом? – подхватил вояка.

Ксендз на мгновение замолчал.

– В молодости, много лет тому назад, я писарем был при епископе краковском, когда другого недоставало.

Рыцарь закусил губу.

– Видите, так мы наверняка на каком-нибудь съезде для переговоров встретиться должны были. Но теперь вы им не служите?

– Я Богу служу, и больше никому, – сказал старичок.

Рыцарь задумчиво начал смотреть в миску и молчал какое-то время, но иногда поглядывал на старичка.

– Это удивительно! Вы же как раз в то время, когда мы собираемся на войну с Ягайлой, прибыли сюда…

– Какое дело мне до войны? – молвил старик. – Я не воин… кроме Христова.

– Ведь вас легко заподозрить. Вы же сюда подглядывать за нами пришли? – пробормотал рыцарь.

Удивлённый старик посмотрел на него и рассмеялся.

– Я ксендз…

– А мы сами монахи, – ответил тоже со смехом крестоносец, – всё-таки, когда нужно, пускаемся на разведку. Я также не раз переодетым на королевском дворе у чехов гостил.

– Ваш орден – свободный, – сказал ксендз, – сегодня скорее солдатами, нежели монахами вы можете называться.

– Как это – сегодня? – подхватил крестоносец. – Разве что-то у нас изменилось?

Последние слова он произнёс обиженно и вызывающе. Старичок опустил очи и, казалось, думал.

– Ударьте себя в грудь, вспомните более давние времена… Действительно, действительно, вырос Орден в силу, но сила несёт в себе высокомерие, а высокомерие – это зло.

Рыцарь оперся на локоть и насторожился.

– Суровые слова и на моих глазах! – воскликнул он.

– За глаза бы я их не говорил, а скорее, защищал бы вас, – мягко протянул старец. – Вы видите мои седые волосы, и хоть убогую, но духовную одежду. Не годится мне врать, когда просите, чтобы я говорил.

– Ну ладно. Молчу.

Какое-то время затем дейстивительно длилось молчание. За столом велась беседа между всеми, полный рыцарь опустошал кружку с пивом, задыхался и вытирал пот.

– Итак, война, – сказал кто-то с другого конца стола, – и если разразится, мы знаем нашего магистра, не поведёт он её лёгкой рукой и в шутку: война должна быть – либо жизнь, либо смерть. С одной стороны король римский, венгры – мы с другой… Кто знает, к какому князю присоединится Витольд!.. Ягайло должен жизнь отдать, и в Кракове мы мир заключим.

– Аминь! – прибавил второй.

– Мы всегда грешили тем, что за рукав кому-то тянуть себя давали, а неприятеля щадили! Просили папа, король, император, мы договаривались и терпели, а спесь этого язычника росла.

– С позволения вашей милости, – прервал медленно старый ксендз, на которого все обратили взгляды. – Не мне судить, кто прав, а кто виноват, потому что это не моё дело, но что до короля Ягайло, правда велит сказать, он христианин и очень ревностный. Не проходит и дня, чтобы он не слушал святой мессы, хотя бы и в позднее время, а бывает по два и по три раза слушает. Даже на охоту духовенство с собой возит, по пятницам постится и молится на коленях.

Некоторые начали смеятся, иные разразились гневом.

– Кто же это? Поляк? – отовсюду посыпались вопросы.

– Я из Силезии…

– Э! Полполяка! – пробормотал кто-то с презрением.

– Почему же вы защищаете Ягайлу?

– Не Ягайлу, а правду защищаю.

– Наверное, не правда это, – вырвалось у кого-то из-за стола. – С покойным великим магистром Конрадом мы несколько раз ездили на границу для переговоров с королём. Я видел его вблизи. У него языческие обычаи. А вы знаете, почему он в лесу больше всего любит сидеть? Чтобы змеям молиться и под старыми дубами суеверие своё отправлять. Я сам видел, как, выходя с утра из палатки, он соломку сломал, бросил и обернулся вокруг, чиня какое-то колдовство.