Дождевом промокшем Ленинграде,
Рядом с беспокойной ледяной водой
Глубокой плещущейся Невы,
Сливающейся с бурным Балтийским морем,
А икра для меня была выброшена
На остров под
Названием Васильевский…
Эй, Нева – от устья до истока!
Перестань, Владимир!
Опять твои небылицы!
Моя медитация прерывается…
О! Снова появляется дьявол
В медицинском белом и
Грубо хватает меня!
Затем дьявольские резиновые руки
Пытаются что-то тоже явно резиновое
Запихнуть
В мои детские маленькие уста…
«Эй! Это не та соска!
Давай другую! Импортную!»
О! Настоящий дьявол манипулирует
Чем-то пахнущей скользкой фигой
И моим младенческим ртом,
Сопротивляющимся и невинным!
Боже мой! Что это? За что я это заслужил?
Такое унизительное упражнение!
Я возмущен!
Эй, прекратите это издевательство!
Эй! Может быть, я святой младенец –
Новый Христос! (Но увы!
Эта чёртова Голгофа не в Ленинграде!)
Эй! Остановитесь! Хоть немного уважения!
Я плююсь так настойчиво, как
Только могут это делать
Ещё слабо
Сформированные младенческие мышцы!
Собираю все слабеющие силы
Своих новорожденных легких,
Чтобы кричать так громко,
Как будто Бог изобрел этот шум для меня!
Этот космический пронзительный крик!
Суровая реальность!
И – о! Неожиданно! Внезапно!
Что это? Нежное, мягкое, сладкое, теплое
Достигает меня,
Касается моих натерпевшихся уст,
Чего у меня ещё не было
В моей генетической памяти и практике!
Всё? Достаточно? Я надеюсь,
Моя садистская медитация закончена!