Охранительная функция уголовного права

В своих рассуждениях Ю. А. Демидов не учитывал следующих обстоятельств.

Во-первых, то, общественно опасное поведение невменяемых и опасности, порождающие состояние крайней необходимости, создают угрозу причинения вреда тем же самым общественным отношениям, какие охраняются правовыми нормами, предусматривающими ответственность за совершение конкретных преступлений (личности, собственности и др.). Поэтому объект уголовно-правовой охраны в том и в другом случае один и тот же.

Во-вторых, Ю. А. Демидов не учитывал того, что, называя объектом преступления конституционный строй Российской Федерации и по существу все другие охраняемые уголовным правом объекты, причем как родовые, так и видовые и непосредственные, мы допускаем определенное упрощение. Та или иная совокупность общественных отношений становится объектом преступления только во время осуществляемого в отношении нее преступного посягательства. Кроме того, в качестве объекта преступления при этих условиях выступает не вся совокупность тех или иных общественных отношений, а лишь известная ее часть, ее структурный элемент.

Отвергает отождествление объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления также Г. П. Новоселов. Его позиция по этому вопросу основывается на защищаемой им трактовке понятий преступных последствий и преступного вреда, а также объекта и предмета преступного поведения.

По мнению Г. П. Новоселова, понятие преступных последствий шире понятия преступного вреда, поскольку включает в себя как прямой причиняемый преступлением ущерб, так и доход от результатов преступного поведения и полученные от него выгоды (возможности распоряжаться чужим имуществом в своих интересах). «Исключать последнее из числа преступных последствий, – пишет он, – значит не только не считаться с реальным смыслом термина “последствие”, но и вновь оставлять открытым вопрос о месте признака “извлечение дохода” в структуре состава преступления, в частности, применительно к уголовно-наказуемой незаконной банковской деятельности (ст. 172 УК РФ)».[4 - Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. М., 2001. С. 48–49.]

Г. П. Новоселов не учитывает в данном случае того, что извлечение дохода в крупном размере как признак состава незаконной банковской деятельности (ст. 172 УК РФ) представляет собой один из видов юридического выражения причиненного этим преступлением крупного ущерба гражданам, организациям или государству. Незаконный доход – это по существу один из юридических критериев крупного ущерба. Его использование позволяет следственным органам и суду устанавливать наличие состава незаконной банковской деятельности без выявления конкретных источников незаконного извлечения денежных средств.

Что касается выгоды, полученной в результате возможности распоряжаться похищенным имуществом, то она, хотя и является отдаленным последствием совершенного преступления, находится за пределами умысла виновного и поэтому уголовно-правового значения не имеет. По этой причине она не может охватываться понятием преступных последствий. Причиненный собственнику ущерб в данном случае может быть компенсирован в гражданско-правовом порядке.

Таким образом, оснований для разграничения преступного вреда и преступных последствий не существует. Поэтому связывать причиненный преступлением вред с объектом преступления, а некие дополнительные преступные последствия – с отдельно существующим объектом уголовно-правовой охраны также нет никаких оснований.

Другое обоснование разграничения объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления Г. П. Новоселов, как уже было сказано, связывает со своим своеобразным представлением об объекте и предмете преступления.

В дальнейшем мы продолжим рассмотрение его точки зрения по этому вопросу. Здесь же применительно к проблеме соотношения понятий правоохраняемого объекта и объекта преступления отметим, что проводимое Г. П. Новоселовым отождествление объектов уголовно-правовой охраны, перечисленных в ч. 1 ст. 2 УК РФ, с предметом преступления и рассмотрение им потерпевших от преступного поведения в качестве объекта преступления[5 - Новоселов Г. П. Указ. соч. С. 50–53.] противоречит реальной действительности.

Следует согласиться с А. В. Пашковской в том, что представление Г. П. Новоселова об объекте преступления «противоречит как позиции законодателя, так и обыкновенному здравому смыслу. Подобная трактовка как бы меняет местами понятия объекта и предмета преступления, необоснованно примешивая сюда и категорию потерпевшего; при этом объект – всегда лишь лицо или множество лиц, предмет – определенные материальные или нематериальные ценности этих лиц. Помимо того, что не совсем ясен смысл такой “рокировки”, данная позиция не отвечает главному требованию понятия объекта преступления – определению того, чему именно причиняется или может быть причинен вред в результате преступного посягательства. При таком подходе невозможно разграничить отдельные преступления между собой: так, например, и диверсия и терроризм совершаются против множества лиц, следовательно, разграничить эти преступления можно только по “предмету” (согласно данной трактовке) – тем ценностям, которым причиняется вред. Именно эти ценности и должны признаваться объектом преступления. Смешение же объекта и предмета преступления нивелирует сущность и значение как первого, так и второго».[6 - Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1. М., 1999. С. 199–200.]

Несостоятельность позиции Г. П. Новоселова по вопросу о соотношении объекта и предмета преступления приводит его к неверным выводам о соотношении правоохраняемого объекта и объекта преступления. Утверждая, что «объектом любого преступления, а не только направленного против личности, выступают люди, которые в одних случаях выступают в качестве отдельных физических лиц, а в других – как некоторого рода множество лиц, имеющих или не имеющих статус юридического лица, в-третьих – как социум (общество)»,[7 - Новоселов Г. П. Указ. соч. С. 60.] он в то же время не может игнорировать, что согласно прямому указанию закона (ч. 1 ст. 2 УК РФ) охраняемыми российским уголовным законодательством ценностями являются те, которые он считает не объектом, а предметом преступления. Отсюда и проистекает его необоснованный вывод о том, что объект уголовно-правовой охраны и объект преступления – различные явления.

В конечном счете мы приходим к следующему заключению: понятие объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления отражают признаки, характеризующие одно и то же явление.

Признание этого обстоятельства имеет важное уголовно-правовое значение.

Разграничение объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления неизбежно привело бы к постановке вопроса – какое влияние тот и другой объект может оказать на размер уголовной ответственности. Если объект преступления является элементом состава преступления, т. е. основания уголовной ответственности, то объект уголовно-правовой охраны как уголовно-правовое явление, обладающее по сравнению с объектом преступления большим объемом, должно было бы считаться обстоятельством, находящимся за рамками состава преступления. Но, как уже давно известно, такое обстоятельство не может определять основание уголовной ответственности.

Могут сказать, что все это – надуманное преувеличение, что авторы, разграничивающие объект уголовно-правовой охраны и объект преступления, не имели в виду ничего подобного. Тогда в чем смысл разграничения объекта уголовно-правовой охраны и объекта преступления? Ведь речь идет не просто об охране чего-либо или кого-либо, а об уголовно-правовой охране. Потребность гарантировать соблюдение и укрепление законности в нашей стране требует отказа от такого рода позиции.

2. В советской юридической литературе утвердилось представление об объекте преступления (объекте уголовно-правовой охраны) как об общественных отношениях, которым причиняется вред в результате преступного поведения.

В юридической литературе постсоветского периода наметился отход от этого представления. По справедливому замечанию Г. П. Новоселова, «в настоящее время впору говорить об обозначившейся в отечественной юридической литературе тенденции к негативной оценке признания общественных отношений объектом преступления».[8 - Там же. С. 43.]

Существуют ли достаточные основания для такой негативной оценки?

Судя по опубликованным работам, никаких научных исследований, опровергающих представление об объекте преступления как об общественных отношениях, проведено не было. Отказ от прежней позиции производится, как нам представляется, по одной единственной причине – такую трактовку объекта преступления связывают с марксистским подходом к исследованию общественных явлений. Другими словами, отказ от прежнего представления об объекте преступления обусловлен не научными, а идеологическими соображениями.

Что предлагается взамен?

В опубликованных в последние годы работах объектом преступления чаще всего предполагается считать благо.

Так, А. В. Наумов, хотя и считает, что «во многих случаях трактовка объекта преступления как определенных общественных отношений вполне справедлива», полагает «возможным возвращение к теории объекта как правового блага, созданной… в рамках классической и социалистической школ уголовного права». Основанием для этого, на его взгляд, является то, что теория объекта как общественного отношения в ряде случаев «не срабатывает». По его мнению, это особенно относится к преступлениям против личности, в первую очередь к убийству.[9 - Наумов А. В. Уголовное право. Общая часть. М., 1996. С.147; Российское уголовное право. Общая часть. М., 1997. С. 91; Курс российского уголовного права. Общая часть. М., 2001. С. 168–170.] В конечном счете он приходит к выводу, что «объектом преступления следует признать те блага (интересы), на которые посягает преступное деяние и которые охраняются уголовным законом».[10 - Наумов А. В. Указ. соч. С. 149.]

Сходную позицию по этому вопросу занимает А. В. Пашковская. С ее точки зрения, «объект преступления – это охраняемые уголовным законом социально значимые ценности, интересы, блага, на которые посягает лицо, совершающее преступление, и которым в результате совершения преступного деяния причиняется или может быть причинен существенный вред».[11 - Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1. М., 1999. С. 202.]

Как уже отмечалось выше, особую позицию по вопросу о понятии объекта преступления занимает Г. П. Новоселов, считающий, что в качестве такого рода объекта выступают люди «как физические лица, или как множество лиц, или как социум (общество).[12 - Новоселов Г. П. Указ. соч. С. 60.]

Насколько обоснованы высказанные этими авторами представления?

Для того чтобы ответить на вопрос, может ли благо рассматриваться в качестве объекта преступления, необходимо предварительно выяснить, что оно собой представляет.

Л. М. Архангельский по этому поводу пишет: «Категорию блага можно рассматривать в качестве собирательного понятия по отношению ко всей совокупности конкретных благ, фиксирующего их отношение к человеческим потребностям… В процессе практики люди обнаруживают те или иные свойства вещей, оценивают их полезность или вредность с точки зрения насущных потребностей. Так возникает необходимость в особом понятии, которое в общей форме способно фиксировать отношение человека к явлениям, с которыми он имеет дело, с точки зрения их полезности. Таким понятием как раз и является благо».[13 - Архангельский Л. М. Курс лекций по марксистско-ленинской этике. М., 1974. С.161–162.] Далее он указывает: «Благо как ценность… предполагает, с одной стороны, наличие определенных свойств, объективно присущих явлениям внешнего мира, способных служить так или иначе удовлетворению человеческих потребностей, а с другой стороны – познание и оценку субъектом способности объектов быть полезными людям».[14 - Там же. С. 162.] И еще одно очень важное замечание Л. М. Архангельского: «Попытка отождествлять благо с самой вещью (предметом) или сведение блага к оценке должны быть подвергнуты критике. Дело в том, что один и тот же реальный объект может выступать и как благо, и как зло в зависимости от того, какие из его свойств обнаруживаются в том или ином взаимодействии с субъектом».[15 - Там же. С. 163.]

Приведенные положения позволяют сделать следующие выводы.

Во-первых, благом могут быть вещь или какое-либо явление (например, явление природы – дождь во время засухи), которые обладают способностью удовлетворять человеческие потребности.

Во-вторых, благом могут быть и общественное отношение или общественные отношения, поскольку они также способны удовлетворять человеческие потребности.

В-третьих, все виды благ обладают свойствами, объективно присущими им. Удовлетворять человеческие потребности они могут потому, что способны познаваться и оцениваться людьми.

Наконец, один и тот же объект (вещь, общественное отношение) может выступать и как благо, и как зло, в зависимости от положения в системе социальных связей.

Только с учетом этих свойств блага мы можем ответить на вопрос, следует ли его рассматривать в качестве объекта преступления. При этом мы не можем не обратить внимание на следующие обстоятельства.

1. Как явление объективной действительности благо может рассматриваться в качестве объекта преступления. Необходимо только учитывать, что объект – это объективный признак преступного поведения.

2. Как отношение человека к потребительским свойствам вещи оно в качестве уголовно-правового явления рассматриваться не может. Уголовное право, как и любая другая отрасль права, регулирует отношения между людьми, а не между вещами и людьми.

3. Благо может выступать как объект общественного отношения (например, имущество, обладающее потребительскими свойствами, может быть объектом отношений собственности).

4. Благо может выражаться в общественном отношении, так как те или иные общественные отношения способны удовлетворять различные потребности людей.

5. Рассматривать благо в качестве объекта уголовно-правовой охраны вне связи в общественными отношениями нельзя. Его потребительские свойства в разных общественных отношениях могут использоваться не только в социально-полезных, но и в антиобщественных целях. Например, потребительские свойства оружия в одних общественных отношениях будут служить средством защиты государственных интересов, в других – средством совершения тяжкого преступления. Если оружие похищается с целью помешать защите государства – это преступление, если это делается в целях предупреждения преступления – это правомерное деяние. То же самое можно сказать, например, и в отношении такого блага, как жизнь человека: лишение жизни потерпевшего в процессе разбойного нападения – преступление, лишение жизни нападающего в состоянии необходимой обороны – правомерное поведение.

Таким образом, в качестве объекта преступления благо может выступать в тех случаях, когда оно, во-первых, выражается в социально-полезном общественном отношении, во-вторых, является объектом социально-полезного общественного отношения. В том и другом случае преступное поведение приводит к нарушению или подрыву социально-полезного общественного отношения. В связи с тем, что благо не всегда представляет собой общественное отношение или включается в качестве объекта в его содержание, использование терминов «благо» и «общественные отношения» как взаимозаменяемых при определении объекта преступления нельзя. Потому объектом преступления правильнее считать общественные отношения.

О несостоятельности точки зрения, рассматривающей в качестве объекта преступления людей, уже говорилось в этой работе. К изложенному выше необходимо добавить следующее.

Люди в том виде, в каком они представлены в теории Г. П. Новоселова, не могут рассматриваться в качестве объекта даже преступлений против личности.

В этом легко убедиться путем мысленного исключения из содержания личности всего того, что Г. П. Новоселов не относит к содержанию объекта преступления.

Не относит же он к содержанию объекта все то, что, по его мнению, представляет собой предмет преступления. Рассматривая предмет преступления в виде «различного рода материальных или нематериальных благ (ценностей), способных удовлетворять потребности людей, преступное воздействие на которые (или незаконное обращение с которыми) причиняет или создает угрозу причинения вреда»,[16 - Новоселов Г. П. Указ. соч. С. 53.] Г. П. Новоселов, как мы уже отмечали выше, относит его не к объекту преступления, а к объекту уголовно-правовой охраны. Он пишет: «Перечисляя объекты уголовно-правовой охраны, законодатель всегда относил и ныне относит к ним некоторого рода ценности, способные удовлетворять потребности индивидов и всего общества…».[17 - Там же. С. 197.] Если учесть, что в содержащемся в ч. 2 ст. 2 УК РФ перечне объектов, охраняемых уголовным правом, содержится указание и на права, и на свободы человека и гражданина, получается, что они исключаются из объекта преступного поведения. Едва ли нужно подробно доказывать, что все это находится в явном противоречии с позицией законодателя, выраженной в содержании раздела VII Особенной части УК РФ (преступления против личности).

Совершенно необоснованным, с нашей точки зрения, являются утверждения Г. П. Новоселова о том, что физические лица являются объектом преступления и в тех случаях, когда оно направлено против общественных объединений или государства. Неверно, что последние представляют собой лишь «некоторого рода множество лиц». Убеждения автора полностью игнорируют смысл существования общественных объединений и государства, основания и цели формирования общественный объединений, причины возникновения государства.

Надуманность концепции Г. П. Новоселова легко обнаруживается при анализе составов конкретных видов преступлений. В каком виде можно усмотреть в качестве объекта преступления физических лиц при совершении, например, таких преступлений, как дезертирство или уклонение от уплаты налогов?

Подводя итог анализу тех представлений об объекте преступления, которые были высказаны в течение последних лет и которые, по убеждениям авторов, способны заменить его трактовку как общественных отношений, мы приходим к выводу, что все они лишены необходимой убедительности.

3. Объект преступления – то или иное общественное отношение может сформировать лишь такое благо, которое имеет общественную ценность.

Если, например, какая-либо вещь, хотя и имеет очень большую ценность для отдельных лиц, общественной ценностью не обладает, она не может образовать объект преступного поведения. Так, в частности, фотографии близких родственников могут представлять для членов семьи очень большую ценность, однако их похищение или уничтожение не будет считаться ни преступлением против собственности, ни преступлением против порядка управления. Поскольку общественной ценности они не составляют, уголовное законодательство ответственности за такие действия не устанавливает.

Любое благо становится общественной ценностью тогда, когда оно оказывается объектом общественных отношений, когда возникает потребность общества обеспечить благоприятные условия для существования этого блага и его использования и соответствующая ей необходимость для каждого члена общества вести себя таким образом, чтобы не противодействовать реализации этой потребности.