Лягушка на стене

Большим специалистом по добыче таких нелетных птиц был шустрый Женя. Однажды Нинка стала выспрашивать охотника, почему ему так везет, и как он ловит птиц.

– Руками, – отвечал Женя.

– Врешь, ты, наверное, их сеткой ловишь, как Трофим Данилович, – не верила пытливая студентка.

– Да нет, не сеткой. а просто руками, – упирался Женя, – но при помощи особой методы. Вот, хочешь, заказывай, завтра любого кулика принесу.

– Ну, тогда, – и Нинка задумалась, перебирая в уме встречающихся здесь зимой куликов, – принеси турухтана!

У Жени, у которого, конечно, не было ни сетки, ни заветного способа, ёкнуло сердце. Он почувствовал, что попался. Но вскоре успокоился, решив, что утро вечера мудренее. Вдруг завтра погода испортится, и все неудачи можно будет списать на ненастье. А может Нинка, как всегда, чем-нибудь увлечется и забудет о своем заказе. Но уж точно есть сутки, чтобы придумать отговорку.

Но на следующий день погода была отличной. По-апрельски синело небо, дул слабый ветерок, а солнечные лучи вызолотили сухие тростники, оживили темную зелень ежевики и заплясали на невысоких волнах залива.

Женя вернулся под вечер. Дежурившая в тот день Нинка поставила перед ним миску с супом, положила ложку и хлеб. Студентка села рядом и стала нетерпеливо ерзать, показывая этим, что не забыла о вчерашнем уговоре. Женя выждал паузу, отхлебнул из миски и только потом, будто вспомнив, небрежно произнес:

– Ты, кажется, вчера турухтана просила, – и он вытащил из рюкзака полотняный мешочек, в котором что-то трепыхалось, – я двух штук принес. Больше ловить не стал: это довольно утомительное занятие.

Жене в этот день чрезвычайно повезло. На границе заповедника резвились охотники, которые и оставили после себя множество подранков, в том числе и куликов, бегающих по берегу Каспия. Была среди прочих и пара турухтанов, которых и принес Женя.

– Ну давай, выкладывай, в чем метода, – поверила, наконец, Нинка.

– Так и быть, тебе откроюсь. Только ты никому не говори!

Студентка обещала молчать.

– Всё на самом деле очень просто, – начал Женя. большой любитель розыгрышей, – некоторые куличные стаи летят сюда в Азербайджан с другого берега Каспия, из Казахстана и Туркмении. Ну и, конечно, очень устают во время перелета. На этом и основан мой метод. Ты затаиваешься на берегу и дожидаешься прилета вот такой стаи. И, когда кулики попытаются сесть на землю, надо подбежать и вспугнуть птиц, не дать им приземлиться. Большая часть из них, конечно же, улетит, но самые утомленные так и посыпятся на землю. Останется выбрать птиц нужного вида, Но конечно придется побегать: ноги-то у них во время перелета не устают! Можешь попробовать сама, только никому не говори!

Нинка была хорошей девушкой, доброй, хозяйственной и в меру умной. Она имела всего один недостаток (а может, тоже достоинство): безотчетно верила мужчинам. Так поступила она и на этот раз, забыв, что уже сдала экзамен по зоологии позвоночных.

Поэтому наутро хорошо замаскировавшийся Женя с удовольствием наблюдал, как грациозная тогда еще Нинка прыгала, словно косуля, сверкая белым полиуретановым тюрнюром, по пляжу и на манер голубятников палкой пугала подлетающие куличные стаи. Птицы с недоумением смотрели на нее и, озадаченные таким приемом на азербайджанском берегу, перелетали метров на сто в сторону. Но неугомонная Нинка сгоняла их и там.

Студентке удивлялись не только кулики. На берегу появился доцент. Увидя его, охотница вошла в еще больший раж.

– Трофим Данилович, – заорала она любимому педагогу. – Сейчас мы с вами куликов наловим. Мне Женька методу открыл, – она с палкой металась по пляжу. – Помогайте!. Не давайте им садиться! Гоните их! Только не давайте им садиться!.

Трофим Данилович еле успокоил возбужденную студентку. Он, сдвинув ей сидушку на положенное место, усадил раскрасневшуюся Нинку на сухую кочку и напомнил ей экзамен по зоологии, на котором она отвечала ему, что кулики совершают почти беспосадочные перелеты из Евразии до Африки и Австралии. А это расстояние больше, чем ширина Каспийского моря.

Нинка дулась на всех, особенно на любимого доцента, полдня, потом решила отомстить. Естественно, с помощью того же Жени.

На следующий день после обеда, когда насытившиеся Трофим Данилович и Женя легли на раскладушки, а Белкин устроился на полу, студентка, отлучившись во двор, быстро вернулась взволнованной.

– Трофим Данилович! – воскликнула Нинка, – там какая-то неизвестная птица сидит!

Трофим Данилович, который в этот заповедник ездил более десяти лет, на этот возглас отреагировал спокойно: все птицы ему здесь были хорошо знакомы.

– Нина, – произнес лежащий преподаватель, глядя сытыми глазами на студентку, – ты ведь почти квалифицированный орнитолог, если, правда, не считать твое недавнее пугание куликов (Нинка прикусила губу). И ты должна всех здешних птичек уже выучить, – настоятельно продолжал педагог. – Ну, что ты там видела? Давай, описывай, сейчас определим. – И Трофим Данилович прикрыл глаза.

– Сверху она синяя, – точно на экзамене начала перечислять полевые признаки Нинка. – Клюв большой.

– Зимородок, – сказал погружающийся в послеобеденную дремоту Трофим Данилович. – Сколько раз я тебе их показывал, а ты опять забыла: зимуют они здесь. Обычные птицы.

– Я сама знаю, что зимородок, – прервала его Нинка, – только размером он с голубя.

– Что!? – встрепенулся Трофим Данилович, открыл глаза и привстал.

– Да! – продолжала Нинка. – И голова и брюхо коричневые!

– Где!? – закричал Трофим Данилович, хватая ружье, бинокль, пантронташ и взявшись за сапоги.

– И хвост длинный! Голубой сверху, бурый снизу, – как по написанному шпарила Нинка.

– Где?! – педагог, забыв про сапоги, бросился к двери, на ходу заталкивая патроны в стволы.

– И на груди белое пятно! – торжествовала студентка.

– Где?! – уже c улицы со двора раздался крик доцента.

– Сразу же за сараем! Вы его увидите! Он на кусте сидит! И клюв красный! – крикнула она в окно вслед убегающему преподавателю. – Пошли, Женя, посмотрим, как он охотится будет, – уже спокойно обратилась она к своему приятелю.

Трофим Данилович тем временем достиг досчатого домика и осматривал куст в бинокль. Он, мельком взглянув на сидевшую там птицу, опустился на четвереньки и стал к ней подкрадываться.

Нинка злорадно следила, как Трофим Данилович передвигается между куч сухого буйволиного помета.

А преподаватель, не отрываясь, смотрел на желанную добычу. Он сразу же узнал птицу по описанию студентки. Это был красношей-ный зимородок – редчайший залетный вид с юга. Их добывали на территории Азербайджана дважды: в конце прошлого и в начале этого века. Трофиму Даниловичу очень хотелось, чтобы кафедральная орнитологическая коллекция пополнилась этим третьим экземпляром.

Доцент, наконец, подполз на подходящее расстояние, поднял ружьё, тщательно прицелился и выстрелил. В правом стволе патрон оказался дефектным, и зимородка обнесло дробью. Трофим Данилович торопливо выстрелил из другого ствола. Из-за поспешности он промахнулся. Но, к счастью, птица и на этот раз не улетела. Трофим Данилович, лежа, быстро перезарядил ружье, и выстрелил дуплетом. Зимородок всё так же неподвижно сидел на ветке. Недоумевающий преподаватель снова потянулся к патронташу. Но тут подул ветерок, и четырёхкратно расстрелянный Трофимом Даниловичем, тщательно перерисованный Женей и аккуратно вырезанный Нинкой из бумаги контур птицы согнулся пополам. Трофим Данилович, кряхтя, поднялся, обернулся и погрозил кулаком хохочущим студентам.

* * *

После нескольких совместных экскурсий участники экспедиции распределили между собой роли: Женя вольным охотником бродил по заповеднику, Трофим Данилович с Нинкой углубились в изучение птиц тростниковых зарослей, а Белкин дни напролет наблюдал за куликами. Вася, не найдя в прилегающей к Каспию полупустыне ни одного полноценного дерева, а в связи с этим – ни одного дятла, слегка приуныл, но воодушевился, когда ему показали куличков-чернозобиков.

Длинноклювые птички напомнили ему любимых дятлов, и он с удовольствием стал наблюдать за этим орнитологическим суррогатом. Белкин выходил на илистое побережье Каспийского моря, садился на раскладной алюминиевый стульчик и смотрел в стоящую перед ним на треноге сорокократную зрительную трубу на чернозобиков. Исследователь тщательно хронометрировал, кто из них сколько бегает, спит, дерется с соседом, кормится или наоборот, занимается противоположным процессом.

А студенты с доцентом, в свою очередь, иногда приходили на берег Каспия – понаблюдать за Белкиным.

Плотная фигура восседала на хилом стульчике. Его тонкие алюминиевые ножки медленно погружались в ил, и субтильное седалище кренилось под тяжестью Васи. Исследователь при этом, по-черепашьи вытягивая шею, пытался дотянуться до окуляра зрительной трубы.

Наконец наклон становился совершенно невыносимым. Вася, еще несколько минут, чудом, как Пизанская башня, сохранял равновесие. Наконец физика брала свое, и он боком, с глухим всплеском падал в сметанообразный ил.

Чернозобики после этого некоторое время находились в замешательстве. Кормежка и сон этих занимательных птичек прекращались. Но кулички, привыкнув к методам наблюдения безобидного дятловеда, быстро успокаивались и снова принимались за свое.

А Вася, полежав немного, со вздохами и сопениями поднимался, переставлял стульчик и треногу на метр в сторону и снова прилипал к окуляру. От такой манеры вести исследование весь берег был покрыт бесформенными неглубокими ямами и множеством маленьких круглых отверстий, как будто здесь проскакало стадо газелей, а потом вывалялся в грязи косячок кабанов.

– Вот пример научного подвига, – наставительно говорил доцент, и все расходились по своим делам.

Некоторые наблюдения Белкина за птицами заканчивались не столь благополучно. Прошлой зимой Вася в одиночку подался в Карпаты, чтобы изучить, как тамошние дятлы расправляются с еловыми шишками, раздалбливая их в так называемых «кузницах» – трещинах в стволах или развилках деревьев. И Белкин в хороший февральский морозец ежедневно простаивал несколько часов под такой «кузницей», подсчитывая число ударов, которые совершает объект исследования, добывая из шишки семена.

На кордон лесничества, куда его поселили доброхоты, орнитолог возвращался поздно и, наскоро попив чаю и откусив от круга карпатской колбасы, ложился спать, как всегда, для экономии времени не раздеваясь.