В поисках праздника

– Палыч, ты будешь пить? – спросил Андрей.

– Нет, нет, нет, – словно по нарастающей кривой, заговорил он.

И словно проснувшись, Палыч агрессивно заработал тряпкой, ему было очень неудобно, что все это случилось с ним и что чувствует он себя отвратительно. Для трезвых аргонавтов наступал обед, а наши Тарзаны еще и не завтракали.

Я спрыгнул с полки на свои кроссовки и извлек из рюкзака банку китайской ветчины, огурец с помидором и половинку дарницкого черного хлеба. Убрав остатки ночной трапезы, я постелил свежую газету и ножом вскрыл банку.

– Слушай, давай попьем чайку для начала, – предложил Андрей.

Саша перестал мять голову и выглянул на проход, ища проводницу. Она разносила новую порцию чая. Андрей спикировал на полку к Саше и возмущенно произнес:

– Мы с тобой пьем, как дураки, а Виктор все время ест, что за дела?!

– Ешь, кто тебе не дает, – сказал я и придвинул банку к себе.

Андрей, словно шаолиньский монах, срывающий кору с дерева, вырвал кусок хлеба и подхватил красный круглый помидор.

– Нам четыре стакана, – жуя, сказал Андрей.

Проводница ловко поставила стаканы с чаем на столик и, уходя, сказала:

– Вам нужно одеться, так в поезде не ездят.

– Андрей, разве мы не одеты? Я что, похож на Адама? – заговорил Саша, вновь обретая себя. – Разве это чай, это помои. Я сейчас вылью ей на голову…

– Прекращай, посмотри, на кого ты похож, – вмешался Женя.

– А ты вообще молчи, пить не давал, – все больше воодушевляясь, заводился Саша.

– Да нас тут за идиотов держат. Вместо чая туфту подсовывают, – взорвался Андрей, окончив жевать.

Словно наш стремительный поезд на полной скорости влетел в таинственный Бермудский треугольник, который родил отрицательный разряд, и голодные аргонавты Орфей и Геракл ожили, подпитанные темной силой.

Прополоскав горло чаем, они, словно полководцы, сдвинули в сторону стаканы с сомнительной жидкостью и, сорвав золотую печать (естественно, не со свитка) со столичной бутылки, налили в граненые стаканы прозрачной и губительной для них жидкости. Длинноволосый Орфей, а может шаолиньский монах, нарезал белого хлеба. Геракл достал из рюкзака большие красные помидоры, и вновь к нашему «Арго» стали подступать штормовые волны, предупреждая, что на пир едет Посейдон в обнимку с Бахусом на морской колеснице. Забросив в морские волны царский трезубец, он держал в руке пенящийся кубок. Андрей сидел рядом с Сашей, закинув ногу на ногу, пепельный хвост волос, как у девушки, лежал на груди, в руке он держал граненый стакан с колыхающейся водкой. Саша сидел в лотосе и пьяным взглядом бродил уже где-то там, в облаках святого Олимпа.

– В Алуште мы только с тобой. Они нам не чета, – махнув рукой наотмашь, сказал Андрей.

– Андрей. Выхожу один я на дорогу… – пытался начать Саша, но всякий раз сбивался.

– Нет, ты скажи, мы будем с тобой, – допытывался Андрей.

– Ночь тиха, улыбка внемлет Богу, – кивая, соглашался Саша.

Звучный голос Геракла бился о качающиеся стенки вагона. Палыч, словно бродяга, испуганно жался в уголке, Орфей часто вскидывал руку над головой, и теплая водка проливалась на его белое плечо, а над головами аргонавтов носился опьяневший Посейдон в обнимку с Бахусом.

– Вы, наконец, оденетесь, или нет? И прекратите пьянствовать, скоро Запорожье, я вызываю милицию, – отчеканила проводница.

– Вам не нравятся эти стихи? Я могу прочесть сонеты Шекспира. Стойте, Адам будет читать сонеты.

Мимо проводницы проскрипел сгорбившийся Андрей в направлении туалета, шел он в одних белых трусах, поэтому ему вслед летели разные по форме и содержанию слова. Проводница действительно связалась с милицией, и наш поезд подъезжал к злополучной станции.

– Андрей, это же общественный транспорт, а не твоя квартира. Пора, наконец, понять, сколько можно испытывать терпение проводницы, – сказал я.

– Вы пьете, а с вами и нас заберут. Володя, что ты накрылся одеялом, это не поможет, нечего теперь тихим прикидываться, – возмущался Олег.

– Доигрались, сейчас мы вас сдадим, голубчиков, в каталажку, – потирая руки, язвил Женя.

– Значит так, хватит тарзанить, одевайтесь и затихните, хотя бы на время, – отрезал я.

– А не то сдадим вас тепленьких, а они уж найдут для вас холодненькую, – не унимался Женя.

Орфей и Геракл облачились в свои хламиды и постарались изобразить на лицах некое достоинство, окутанное водочным туманом. Змеевидное тело поезда плавно остановилось у низкой платформы, и Посейдон с Бахусом, еще немного покружив над поездом, куда-то исчезли. Орфей с Гераклом затихли, словно перед боем, а бродяга Палыч припал в ожидании к окну, с тайной надеждой в душе, что буйных соседей высадят, избавив его от неожиданностей. Мы стояли в тамбуре и с волнением наблюдали, как наша уважаемая проводница, размахивая руками, разговаривала с милиционером, профиль которого напоминал черта в милицейской фуражке. Женя, Олег и я вышли из вагона и, подойдя к представителю власти, наперебой стали убеждать в обратном, что справляли юбилей и юбиляры явно перебрали, что это недоразумение и больше это не повторится. Говорили о том, что раз живем и раз гуляем, и какой русский не любит быстрой езды, создавая у милиционера иллюзию случайной композиции. Все это говорилось с серьезными лицами людей, всецело понимающих трагичность положения в данную минуту. Властитель улыбался мефистофелевской зловещей улыбкой и постукивал переносной рацией по бедру, нахмурив брови, он пригрозил нам известным адом и, сказав несколько слов по рации, исчез с платформы. Неожиданно с подножки вагона на серую злополучную платформу соскочил Андрей, он грозно метнул взгляд туда, где стоял милиционер, и, рванувшись на прямых, как колья, ногах, начал извергать реплики, но, сдержанный нами, он еще немного подергался, выдержав до конца свою роль, после чего, словно победитель Ахиллес, он вернулся в плацкартную каюту.

Конечно, читатель меня может упрекнуть, что это он обещал южные красоты, а описывает пьяный дебош в дороге, да еще так подробно, но я бы позволил себе не согласиться, в нашей жизни дорога играет роль связующего звена. И поэтому является неотъемлемой частью нашей жизни, а тем более невыносимые российские дороги. А, кроме того, на плацкартной сцене вы увидели показательные выступления наших «скромных» героев. Итак, наш поезд, стуча стальными колесами, уносил нас к желанной цели. Через несколько минут, доблестные алконавты, то есть, я хотел сказать, аргонавты, посапывали на своих нарах, словно их заключили под домашний арест. За окном мелькали белокаменные домики и кукурузные поля, в которых свободно затеряется человек с вытянутыми вверх руками. Я думал о том, отчего люди так любят куда-нибудь ехать, наверное, дорога является тем нейтральным отрезком, в котором каждый человек, когда он едет, живет добрым ожиданием.

Редкие остановки убеждали нас в том, что, кроме сладких булок и газированной воды, мы больше ничего не купим.

– Виктор, как ты выдержал пьяную ночь? Наверное, не раз просыпался? – интересовался Олег.

– Не волнуйся, я спал, как убитый спартанец в ущелье Фермопил, – парировал я слова Олега.

– Виктор, а что ты сейчас пишешь? – усмехаясь, заговорил Олег. – Он у нас поэт.

– Пестрая у нас компания. Виктор, в столь живописных местах тебе понадобится буквально гомеровский талант, – язвил Женя.

– Я надеюсь, для этого не надо лишать меня зренья, – заявил я.

– Нет, мы найдем для тебя благородную и поэтическую болезнь, если поэт без изъяна – это не поэт, – философски заключил Женя.

– И все-таки, лучше без кровопролития, – настаивал я.

– Виктор, о чем же пишут сейчас поэты, а…? – с иронией интересовался Женя.

– Да, обо всем, что на глаза попадется или душу заденет.

– И как, задевает? – не унимался Женя.

– Иногда случается.

– И что же получается?

– Да вы уже рифмами заговорили, – вклинившись в разговор, сказал Олег.

– Такая пестрая компания обещает веселую жизнь, только одно интересно, как мы, все такие разные, сможем ужиться под одним пузатым солнцем, – прыснув от смеха, сказал Женя.

Наш змеевидный «Арго», стуча стальными веслами, незаметно влился в синеву вечера, и неизвестность сладким туманом окутала мою голову; обнимая теплую подушку, я уснул в ожидании конца нашего дорожного плаванья. Наш поезд, с трудом переварив нашу пассажирскую массу, выстрелил нами, как горохом, и мы покатились по симферопольским платформам в поисках нового «Арго». Раннее утро еще напоминало ночь, и сонный Симферополь еще кутался в темное одеяло, мы сложили рюкзаки у ствола морщинистого тополя. Женя с Семенычем пошли искать аргоробус, мы с Олегом занялись поисками пищи, Геракл, развалившись на рюкзаках, храпел на весь вокзал, Орфей целовал обетованную землю. Обогнув мощные колонны, мы, словно два заговорщика, приблизились к желанным автоматам, выдававшим горячий кофе и бутерброды с копченой колбасой. Удобно устроившись на высоких табуретах за круглыми столами, мы чинно пили кофе и изящно двумя пальчиками отправляли в голодный рот ароматную колбасу.

– Виктор, ах вы, недобитый польский князь, да вы опять едите, вам все мало, вот она барская потребность. Придется вам выписать таблетки от жадности, – накинулся на меня Андрей.