100 знаменитых москвичей

Жизнь Высоцкого в тот период была заполнена не только творчеством, но и многочисленными любовными историями. Одна из них была связана с его увлечением партнершей по фильму «Вертикаль» Л. Лужиной, вторая – с романом Высоцкого и одной из актрис Театра на Таганке, в результате которого у него появилась внебрачная дочь. Эта разгульная и бесконтрольная жизнь доставляла немало огорчений его жене, дети видели его очень редко. Еще больше ухудшилась личная жизнь актера в связи с его любовью к обворожительной «колдунье» – европейской кинозвезде Марине Влади. Двенадцать лет, которые они проживут вместе, станут годами отчаянной борьбы: для Высоцкого – за признание и творческую свободу, для Влади – за его жизнь и здоровье. Долгое время актер был, как ангелом, храним этой сильной и талантливой женщиной с русскими корнями. Но даже любовь к ней оказалась не вечной. Когда Марина уезжала домой, во Францию или на съемки, Высоцкий снова срывался в запои, потом пристрастился и к наркотикам. В его жизни появляются другие женщины. Одной из них стала Оксана Афанасьева, которой не было и двадцати лет. Не оформляя развода с Влади, актер собирался обвенчаться с этой девушкой.

Последние годы жизни Высоцкого состоят из череды взлетов и падений, беспробудного пьянства, очередных курсов лечения и периодов просветления, озаренных гибнущим талантом. И без того расшатанное здоровье актера подрывала развязанная против него откровенная травля: его концерты отменялись, по надуманным причинам стихи не печатались, не выпускались пластинки с уже записанными песнями. При огромной популярности в народе он как будто и не существовал. Не лучше обстояли дела и в кино. Был снят с проката уже готовый фильм режиссера Г. Полоки «Интервенция», где Высоцкий сыграл роль большевика-подпольщика. Затем его не утвердили на главную роль в картине Г. Натансона «Еще раз про любовь». Едва не запретили Высоцкому сниматься в фильме «Хозяин тайги», а ведь именно в нем появились его знаменитые песни «Охота на волков» и «Банька по-белому».

В этот период актер все чаще попадает в Институт скорой помощи им. Склифосовского. Его чудом спасают, но даже самые близкие люди мало верят в то, что он сможет справиться с болезнью, хотя и стараются подать руку помощи. Именно в это время Высоцкий возрождается в Гамлете. Премьера спектакля состоялась в ноябре 1971 г. Актер, по его же определению, живший на лезвии ножа, все-таки победил тогда. Роль изменила его, заставила глубже задуматься над смыслом жизни и своим предназначением. Вопрос «Быть или не быть?» стоял тогда и перед ним самим. «Он ощущал себя проводником высших сил, – так охарактеризовала его состояние А. Демидова. – Отсюда и чувство долга. Громадная концентрация энергии. Боязнь не успеть отдать этот заряд».

И Высоцкий спешит. Не щадя себя. Дает концерты по всей стране, а с 1973 г. и за рубежом. Он побывал во Франции, Германии, Канаде, США, записал три диска своих песен. Его принимали везде, даже там, где не понимали языка, подчиняясь только невероятной энергетике исполнителя. Он покорил даже снобов Голливуда. Очевидцы его выступления там говорили, что на вечер пришли Влади с супругом, а ушли Высоцкий с женой. Он научился говорить и сочинять по-французски. Стал жить (по нашим меркам) шикарно: имел машины, деньги, строил дачу, щеголял в дорогой одежде, делал друзьям и любовницам щедрые подарки. И вызывал этим еще бо?льшую зависть и раздражение в идеологических верхах. Как выяснилось потом, в январе 1974 г. в КГБ готовился его арест, но беду удалось отвести. Зато многие творческие задумки осуществить не дали: сборник стихов так и остался не изданным, в ряде фильмов актер не смог сняться. Единственными значительными работами в кино в этот период стали роли, сыгранные в фильмах И. Хейфица «Плохой хороший человек» и А. Столпера «Четвертый».

С середины 1970-х гг. главное внимание Высоцкий уделяет работе над песнями. Он дает огромное количество концертов, только в 1978 г. выступил с ними 150 раз! На сцене он появляется в роли Лопахина в «Вишневом саду», играя ее блистательно.

Немало интересных работ удается сделать актеру и в кино. Кинематографисты, ухитряющиеся обходить запреты чиновников «на Высоцкого», снимают его в фильмах «Единственная», «Как царь Петр Арапа женил», «Бегство мистера Мак-Кинли», «Маленькие трагедии» и наконец в телесериале «Место встречи изменить нельзя» (1979 г.). Силы Высоцкого были уже на исходе. Он сам понимал это и потому убеждал постановщика фильма С. Говорухина: «Пойми, мне так мало осталось! Я не могу год жизни тратить на эту роль». Но когда фильм вышел на экраны, все поняли, что в замечательном актерском ансамбле, игравшем в нем, Высоцкий был фигурой первой величины.

Ролью Жеглова закончился путь В. Высоцкого в кино. Ни медицина, ни народные целители, ни экстрасенсы не могли уже помочь ему в борьбе за жизнь. Он, по собственному признанию, «устал бороться с притяжением земли». Вечером 24 июля 1980 г. он сказал Нине Максимовне: «Мама, я сегодня умру». Ночью это случилось, его привередливые кони примчались к последнему приюту.

В Москве в те дни проходила Олимпиада, и город был закрыт. Сообщение о смерти Высоцкого напечатали только в двух газетах – «Советской культуре» и «Вечерней Москве». Тем не менее проводить его в последний путь пришли тысячи людей. Марина Влади, пораженная стечением народа, говорила впоследствии, что такого количества прощающихся она не видела даже на похоронах президентов. Даже гробовщики не остались равнодушными: нашли для него самый лучший гроб, из тех, какие делали только по спецзаказу для членов правительства, да яму вырыли поглубже. Говорили, что умер народный артист Владимир Высоцкий. Он и вправду был народным, без всяких официальных званий.

Гастелло Николай Францевич

(род. в 1907 г. – ум. в 1941 г.)

Военный летчик, капитан, Герой Советского Союза (посмертно). Совершил таран, направив свой подбитый самолет вместе с экипажем на танковую колонну гитлеровцев.

Героями не рождаются, и нет на свете людей, лишенных чувства страха. Героизм – это воля, побеждающая в себе страх, это чувство долга, оказавшееся сильнее боязни опасности и смерти. О подвиге Николая Гастелло слышали не только в нашей стране, но и за рубежом. Он оказался наиболее известным из тех летчиков, которые применили таран в воздушном бою. В летописях Великой Отечественной войны отмечены 564 воздушных тарана и более 400 огневых, когда героический экипаж завершал свой последний бой ударом по наземному врагу. Подвиги советских летчиков, которые шли на смертельные тараны по велению души, не являются фанатизмом. Ими двигала безграничная любовь к Родине, вынуждавшая идти на последний, крайний шаг, если иного способа остановить врага не было…

В 1900 г. из небольшой белорусской деревушки Пружаны Невогрудского уезда в Москву на заработки пришел Франц Павлович Гастылло. Это уже потом в Москве на свой лад его начали называть Гастелло. Отец и мать Франца Павловича были крепостными, а сам он смолоду батрачил на помещика. Франц Гастелло поступил на металлургический завод, пройдя нелегкий путь от чернорабочего до вагонщика. Больше 20 лет он проработал на Казанской железной дороге в литейных мастерских. Когда Францу Павловичу исполнился 31 год, ему сосватали 16-летнюю белошвейку Анастасию Кутузову.

6 мая 1907 года в Москве в рабочей семье Гастелло родился первенец Николай, а позднее – дочь Нина и сын Виктор. Дружная семья поселилась в Сокольниках. Когда Николаю исполнилось 7 лет, он поступил в Сокольническое городское мужское училище (в наше время это школа им. А.С. Пушкина). Но закончить учебу ему помешала революция. В 1918 г. в Москве начался сильный голод. И маленького Николая вместе с другими детьми из Петрограда и Москвы вывезли в Уфимскую губернию. Через 11 месяцев он смог вернуться в родной город, где продолжал обучение еще пять лет.

В 1924 г. Франца Павловича перевели на паровозоремонтный завод в г. Муром. Именно там Николай постигал азы сталеварного дела плечом к плечу с отцом и младшим братом Виктором. Франц Павлович вспоминал: «Сыны мои – Николай и Виктор – с детства были приучены не бояться огня. Николай, как подрос, тоже в литейную определился. Сначала стерженщиком, а затем формовать стал. Я из вагранки сливаю, а он формует. Металл от отца к сыну плывет». Обратно в Москву семья смогла вернуться только через шесть лет. К тому времени Николай стал слесарем высокой квалификации и смог поступить на механический завод имени 1 Мая, где в 1928 г. был принят в ряды ВКП(б). Весной 1932 г. его вызвали на заседание цехового партбюро и направили в 11-ю летную школу г. Луганска, которую он закончил с отличием.

В декабре 1933 г. Николай Гастелло получил назначение в 82-ю тяжелобомбардировочную эскадрилью 21-й авиационной бригады, дислоцирующейся под Ростовом-на-Дону. Молодой летчик начал полеты правым летчиком на бомбардировщике ТБ-3. Целеустремленность позволила Гастелло уже в ноябре 1934 г. самостоятельно управлять самолетом. В 1938 г. он был назначен в 1-й тяжелый бомбардировочный авиаполк. Уже в мае 1939 г. Н. Гастелло стал командиром отряда, а спустя год – заместителем командира эскадрильи. Под Ростовом-на-Дону летчик прослужил 7 лет. Учебные будни прерывались: летчики полка принимали участие в боевых действиях в Китае и Испании, в районе реки Халхин-Гол и в Финляндии. Везде, где бы ни служил Николай Францевич, он проявлял мужество и героизм. Однополчане вспоминали, что во время привалов Гастелло часто ставил другим в пример своего наставника и друга, военкома авиаполка батальонного комиссара М.А. Ююкина, который ранее был его инструктором. Они вместе воевали на Халхин-Голе. Горячо любимый командир погиб, направив горящий самолет на японский дзот.

Весной 1941 г. Николай Францевич освоил новый дальний бомбардировщик ДБ-ЗФ и стал командиром 4-й эскадрильи 207 авиаполка дальних бомбардировщиков 42-й авиационной дивизии, которая располагалась на аэродроме Боровское под Смоленском. За короткое время он стал одним из лучших летчиков полка. К этому времени Николай Гастелло впервые получил благоустроенную двухкомнатную квартиру в небольшом военном городке. Вскоре он перевез туда семью – жену и сына Виктора, которому шел тогда девятый год.

В воскресенье 22 июня 1941 г. семья Гастелло собиралась отправиться на экскурсию в Смоленск. Но их планам помешала война. В 13 часов 40 минут с военного аэродрома Боровское начали взлетать первые самолеты. Один из них, едва взлетев, упал сразу же за аэродромом у кромки леса. В 15 часов 40 минут самолеты 207-го авиаполка нанесли первый бомбовый удар по большой мотоколонне противника в районе местечка Мерканс. По воспоминаниям сына Гастелло Виктора, в первый день войны отец пришел домой мрачный и усталый. Он долго ужинал, пил чай. На слезы матери, сжав кулаки, отвечал: «Они еще пожалеют. Станем бить их, как поганых псов».

В первые два дня войны 207-му авиаполку удалось избежать потерь. А с 23 июня самолеты не летали и были поставлены на колодки. Они спешно оборудовались нижними люковыми установками с крупнокалиберными пулеметами. Первый же боевой вылет показал, что наши бомбардировщики совершенно беззащитны перед вражескими истребителями, которые атаковали с нижней полусферы. После реконструкции самолеты ДБ-ЗФ имели уже экипаж из четырех человек. Люковые стрелки по штату не предусматривались, поэтому для участия в боях экипаж доукомплектовывался радистами, техниками и даже штабными работниками. Так, в последнем полете капитана Гастелло у нижнего люка находился адъютант эскадрильи Григорий Скоробагатый.

Ранним утром 24 июня на аэродроме Боровское послышался пронзительный вой сирены и тревожные крики: «Самолеты противника!» Буквально через несколько секунд возле аэродрома пролетел фашистский бомбардировщик Ю-88. А через несколько минут вражеский самолет появился с противоположного направления и, пролетая над аэродромом, открыл огонь по нашим самолетам. Мгновенно оценив обстановку, капитан Гастелло бросился к своему бомбардировщику. Одним махом вскочил на верхнюю турельную установку и начал стрелять по штурмовавшему аэродром фашисту. Всего на долю секунды Николай Францевич сумел опередить врага, когда в небе схлестнулись две пулеметные трассы. Юнкерс начал гореть и приземлился на колхозном поле. Для поимки экипажа командир выслал стрелковое отделение из 257-го батальона аэродромного обслуживания. Бойцы вместе с колхозниками прочесали местность и поймали фашистов. На допросе пленный немецкий летчик заявил: «Я много летал над Францией, Бельгией, Голландией, Норвегией. Стоило там появиться немецкому самолету, как все разбегались в разные стороны. А ваши летчики даже с земли ведут по нам огонь. У вас не только солдаты, но и крестьяне бросились на нас с дубьем. Непонятная страна…»

Изучение полетной документации, найденной в сбитом капитаном Гастелло фашистском самолете, показало, что немецкий экипаж производил разведку наших железнодорожных перевозок в направлении на Смоленск. А трофейный Ю-88 был доставлен в расположение авиаполка и весь личный состав знакомился с вражеской техникой, изучая ее уязвимые места. Благодаря героизму и мужеству капитана Гастелло противнику не удалось уничтожить советский аэродром с находившимися на нем самолетами. За этот подвиг Николай Гастелло был удостоен ордена Ленина.

24 июня 18 бомбардировщиков взлетели и взяли курс на запад в район Бобрин – Пружаны, где наблюдалось большое скопление мотопехоты противника. В тяжелейшем бою полк потерял 12 самолетов. 25 июня 207-й авиаполк пятью самолетами бомбил район Януши – Рудники южнее Вильно. После многочасового боя на аэродром вернулось только четыре самолета.

Ранним утром 26 июня 1941 г. Николай Гастелло помог своей семье собрать вещи к отъезду. Семьи летчиков эвакуировались. Он попрощался с женой и сыном и ушел на аэродром. Что произошло днем 26 июня, родные Гастелло узнали позднее из скупых строчек официальных сообщений. По железной дороге через месяц семья Николая Францевича прибыла в Москву. Они остановились у родителей Николая.

26 июня 1941 г. во второй половине дня капитан Гастелло вылетел во главе звена ДБ-ЗФ для нанесения авиаудара в районе Молодечно – Радошковичи по гитлеровским войскам, наступающим на Минск. В тот день истребителей прикрытия не было. Наши летчики, обнаружив колонну противника, движущуюся вдоль шоссе, начали сбрасывать бомбы на танки и автомобили противника. После успешной атаки благодаря штурману А.А. Бурденюку бомбы достигли цели. Капитан Гастелло приказал своим ведомым – лейтенантам Ф. Воробьеву и А. Рыбасу – возвращаться на аэродром, а сам отправился к другой дороге, проселочной, по которой тоже двигалась большая колонна техники противника. Бомбардировщик ДБ-ЗФ снизился до предельно малой высоты и начал атаку. Стрелок-радист сержант А.А. Калинин и люковый стрелок, адъютант эскадрильи, начальник штаба Н.Г. Скоробагатый вывели из строя 12 автомобилей противника. Немецкие зенитки открыли по самолету ответный огонь. От прямого попадания бомбардировщик загорелся. Объятая пламенем машина начала крениться вправо. Все попытки сбить пламя закончились неудачно. Встречный поток воздуха все сильнее и сильнее раздувал пожар. Командир экипажа отдал приказ прыгать, но никто из команды так и не покинул кабины. Невероятным усилием капитан Гастелло сумел выровнять самолет, а затем развернул машину в сторону скопления фашистов. Бомбардировщик спикировал, врезавшись в самую гущу вражеской техники. До последней секунды из самолета, напоминавшего факел, стрелки вели прицельный огонь по врагу. Экипаж советского бомбардировщика под руководством капитана Гастелло сражался до конца…

Командир 24-й авиационной дивизии полковник М. X. Борисенко доложил о героическом подвиге капитана Гастелло в штаб. На место тарана был послан специальный самолет с фотоустановкой с заданием сфотографировать место гибели экипажа. На следующий день в руках бригадного комиссара А.К. Одновола была фотография, на которой отчетливо можно было разглядеть огромную воронку, образовавшуюся на месте удара самолета о землю, разбросанные при взрыве части самолета, а вокруг множество обугленных немецких танков и автомашин. Дорогой ценой заплатил враг за гибель легендарного экипажа. Все без исключения летчики 207-го дальнебомбардировочного авиаполка были потрясены героической гибелью экипажа. И в то же время они испытывали гордость за мужество и героизм своих однополчан.

6 июля 1941 г. по радио было передано сообщение от Советского информбюро, в котором рассказывалось о подвиге легендарного летчика. Ровно через месяц после огневого тарана, 26 июля 1941 г., капитану Н.Ф. Гастелло было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Члены героического экипажа: штурман А.А. Бурденюк, воздушный стрелок-радист А.А. Калинин, люковый стрелок Г.Н. Скоробагатый были награждены орденами Отечественной войны I степени посмертно.

Многие герои Великой Отечественной войны повторили подвиг Гастелло. 5 июля 1941 года в соседнем 2-м дальнебомбардировочном авиакорпусе дважды был совершен воздушный таран за один день. В донесении командиру авиаполка говорилось: «Сегодня экипажи совершили коллективный подвиг при нанесении удара. Ведущий звена старший лейтенант Крымов по радио дал команду лейтенанту А. Булыгину покинуть бомбардировщик. Булыгин не задумываясь ответил: "Идем на таран". И направил машину на середину переправы. А через несколько минут второй экипаж 53-го авиаполка под командованием С.Д. Ковальца врезался в колонну гитлеровских танков, идущих из Борисова». Газета «Правда» в последние годы войны сообщала, что по уточненным данным 327 летных экипажей совершили огненные тараны. В списки героев навечно занесены имена 617 летчиков, штурманов, стрелков, радистов и борттехников, представителей всех республик СССР.

На Уфимском моторном заводе во время войны возникло движение комсомольско-молодежных бригад за право называться фронтовыми. А 1 июня 1942 г. фронтовая смена М.Д. Рахмангулова получила право носить имя Николая Гастелло. Летом 1943 г. на этом заводе работало уже 129 фронтовых смен и бригад имени Героя Советского Союза Н.Ф. Гастелло. Движение гастелловцев охватило всю страну.

Во времена перестройки стало модно развенчивать легендарных героев. В газетах то и дело печатались статьи, «раскрывающие правду» о людях, долгие годы считавшихся патриотами и защитниками родины. Не обошла эта участь и Николая Гастелло. В статьях «Два капитана» («Известия», 29 января 1997 г.) и «Тайна двух капитанов» («Московия», 7 сентября 2001 г.) авторы пытались опровергнуть рассказы очевидцев о подвиге Гастелло и его экипажа. Они старались обоснованно доказать, что именно экипаж Маслова совершил подвиг, а Гастелло вообще не находился в подбитом самолете. Он смог выровнять машину, вышел на крыло самолета и выпрыгнул с парашютом, а затем пропал без вести. В ответ на прямую клевету, написанную в статьях, директор белорусского государственного музея Г.И. Баркун писал: «26 июня 1941 года с аэродрома Боровское смоленского аэродромного узла поднялись в воздух не три самолета, как в статье, а три звена самолетов – по два в каждом – с интервалом 1,5 – 2 часа. Капитан Маслов вылетел первым в 8 часов 30 минут, а капитан Гастелло – только в 12 часов 30 минут третьим звеном, в составе которого во втором самолете находились Воробьев и Рыбас, ставшие впоследствии единственными свидетелями подвига и гибели капитана Гастелло и его экипажа». Это был единственный самолет, в тот день вернувшийся на аэродром.

После войны, в 1951 г., при перезахоронении останков погибших летчиков в районе Радошковичей были обнаружены останки членов экипажа Маслова, а не Гастелло, как когда-то предполагалось. Место гибели экипажа А.С. Маслова было найдено в 200 метрах от дороги. Это подтверждает теорию о том, что Маслов не мог направить свой самолет на колонну немецкой бронетехники. Хорошо сохранившиеся части самолета и тела летчиков подтверждают версию о том, что Маслов не мог совершить таран. Останков экипажа Гастелло так и не нашли.

«Правдоискатели» с фанатичным упорством, попирая здравый смысл, продолжали настаивать на том, что таран совершил А.С. Маслов, а не Н.Ф. Гастелло. Один из них сумел дойти в 1992 г. до самого Президента России Б.Н. Ельцина. В результате Президент подписал указ о присвоении звания Героев России А.С. Маслову и его экипажу, но с формулировкой: «В одно время, в одном месте и в одном и том же бою капитан Маслов предвосхитил подвиг Гастелло». Так в 1996 году Маслов и его экипаж – Балашов, Реутов, Бейсекбаев – посмертно стали Героями России.

К сожалению, еще не поставлена последняя точка в этой истории. С годами все меньше остается свидетельств тех событий. Единственными красноречивыми свидетелями служат пожелтевшие документы, хранящиеся в архиве 207-го дальнебомбардировочного авиаполка. Остается только надеяться, что люди, которые будут изучать историю первых дней войны, отнесутся к этому непредвзято. Приказом Министра обороны СССР имя Героя Советского Союза Н.Ф. Гастелло навечно занесено в списки Н-ской части. Свято хранится светлая память о членах «огненного» экипажа.

Неподалеку от Радошковичей стоит скромный обелиск легендарному экипажу. В благодарность белорусы приносят туда цветы, обычно розы. Это связано с тем, что в день, когда экипаж совершил свой бессмертный подвиг, у него был позывной «Роза». Именем Николая Гастелло названа улица в районе Сокольников в Москве. У входа на стадион Уфимского моторостроительного производственного объединения 8 мая 1985 г. был открыт памятник легендарному летчику. Николай Гастелло изображен в полный рост во время подготовки к полету в летной форме, шлемофоне, в руках – карабины парашюта. Он готов к выполнению боевого задания…

Герцен Александр Иванович

(род. в 1812 г. – ум. в 1870 г.)

Революционер-демократ, философ, критик, писатель и публицист, редактор революционной газеты «Колокол» и альманаха «Полярная звезда», один из основоположников народничества. Автор мемуарной эпопеи «Былое и думы» (1852 – 1868 гг.), романа «Кто виноват?» (1841 – 1846 гг.), повестей «Доктор Крупов» (1847 г.) и «Сорока-воровка» (1848 г.), а также философских и социальных трудов: «Дилетантизм в науке» (1842 – 1843 гг.), «Письма об изучении природы» (1845 – 1846 гг.), «О развитии революционных идей в России» (1851 г.), «С того берега» (1855 г.), «Русские немцы и немецкие русские» (1859 г.), «Концы и начала» (1862 г.), «Письма к противнику» (1864 г.), «Письма старому товарищу» (1869 г.) и др.

«Насилие может лишь расчистить место для нового общества, но оно не может его создать. Без развития народного сознания невозможна свобода: нельзя людей освободить в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри», – полагал революционер-демократ А.И. Герцен. Он также считал, что главной движущей силой истории является не государство, а народ, и поставил своей целью помочь крестьянам освободиться от крепостничества, а России – от самодержавия.

Родился Александр Иванович 25 марта (6 апреля) 1812 г. в Москве. Он был внебрачным сыном богатого помещика Ивана Александровича Яковлева и молоденькой немецкой мещанки Генриетты Луизы Гааг из Штутгарта. Россиянин, возвращаясь после многолетнего путешествия по Европе, взял ее с собой в Москву. Сыну он придумал фамилию, возможно, намекающую на сердечную привязанность родителей («герц» в переводе с немецкого – «сердце»).

У матери Александр научился немецкому языку, в разговорах с отцом и гувернерами – французскому. Детство мальчика прошло в основном среди книг. Яковлев обладал богатой библиотекой, и мальчик пропадал в ней целыми днями. Чтение возбудило в душе подростка множество вопросов. С ними он обращался к своим учителям, в числе которых были принимавший участие во французской революции старик Бюшо и студент-семинарист И. Протопопов. Последний, заметив любознательность подопечного, стал носить ему мелко переписанные и очень затертые тетрадки запрещенных цензурой стихов Пушкина, Рылеева и др.

Восстание декабристов 14 декабря 1825 г. в Петербурге определило направление мыслей и стремлений, симпатий и антипатий Александра. «Рассказы о возмущении, о суде, ужас в Москве, – писал он в своих воспоминаниях, – сильно поразили меня; мне открывался новый мир, который становился все больше и больше». Последовавшая казнь пятерых заговорщиков, чтение Шиллера, Плутарха, Руссо оказали сильное влияние на мировоззрение юноши. Вскоре он познакомился и подружился с сыном дальнего родственника Яковлева, Николаем Огаревым. Добрый, мягкий, мечтательный, готовый отдать всего себя на служение людям Николай превосходно дополнял живого, энергичного, импульсивного Александра. Летом 1828 г. на Воробьевых горах, в виду всей Москвы, друзья поклялись отомстить за смерть декабристов и продолжить их борьбу за справедливость и свободу народа.

Вопреки желанию отца, мечтавшего видеть сына дипломатом или профессиональным военным, будущий революционер в 1829 г. поступил в Московский университет на физико-математический факультет. Вместе с Огаревым он организовал кружок, ориентированный на взгляды французского мыслителя, социалиста-утописта Сен-Симона, в котором «проповедовалась ненависть ко всякому насилью, ко всякому правительственному произволу». Александр в это время сблизился с Н.И. Сазоновым (впоследствии известным эмигрантом), Н.М. Сатиным (переводчиком Шекспира), А.Н. Савичем (астрономом) и др. Это объединение задавало иногда «пиры горой», но их участники вели споры о науке, литературе, искусстве, философии, политике. Здесь зарождался если не тот «союз Пестеля и Рылеева», о котором мечтал, поступая в университет, 17-летний сын помещика, то зародыш оппозиции против самодержавия. Вскоре в глазах начальства студент Герцен прослыл смелым вольнодумцем, весьма опасным для общества.

В 1833 г. он окончил университет с серебряной медалью и степенью кандидата. Изучение сочинений утопических социалистов Сен-Симона, Фурье, Оуэна и др., революционные события 1830-х гг. во Франции и Польше способствовали формированию у вчерашнего выпускника собственного понимания исторических событий. В 1834 г. он и некоторые кружковцы были арестованы по ложному обвинению. Причиной был сам факт существования в Москве «неслужащих», вечно о чем-то спорящих, волнующихся и кипятящихся молодых людей. Поводом послужила вечеринка, на которой пелась содержавшая в себе «дерзостное порицание» песня и был разбит бюст императора Николая.

В тюрьме Александр пробыл девять месяцев, после чего, по его словам, «нам прочли, как дурную шутку, приговор о смерти, а затем объявили, что, движимый столь характерной для него, непозволительной добротой, император повелел применить к нам лишь меру исправительную, в форме ссылки». В 1835 г. осужденного отправили в Пермь, где он провел всего три недели, и затем по распоряжению властей его перевели в Вятку (Киров) с зачислением в качестве «канцеляриста» на службу к губернатору. Первый год в этой глуши «бунтовщик» считал свою жизнь пустой, поддержку находил только в переписке с Николаем Огаревым да своей дальней родственницей и невестой Натальей Александровной Захарьиной. С этой молодой девушкой, очень религиозной и влюбленной в него, Герцен познакомился незадолго до ареста.

Позже, как человека ученого и очень образованного, его поставили заведовать отделом в газете «Губернские ведомости». Ссыльный много ездил по всей Вятской земле, знакомился с жизнью и бытом людей, собирал материалы, публиковал статьи этнографического и экономического характера. Первое напечатанное произведение – очерк «Гофман» – Герцен подписал знаменитым впоследствии псевдонимом «Искандер». По ходатайству друзей его со временем перевели ближе к дому, во Владимир, где он в 1837 г. женился на своей Наташе. Спустя три года молодой революционер вернулся в родной город. Литературным итогом его первой ссылки была повесть «Записки одного молодого человека» (1840 – 1841 гг.).

Вскоре (за «распространение необоснованных слухов» – резкий отзыв в письме к отцу о царской полиции) Александра сослали в Новгород. Там его определили на службу советником губернского правления. Ссыльному пришлось заведовать делами о злоупотреблениях помещичьей властью, делами о раскольниках и… о лицах, состоящих под надзором полиции, в числе которых был и он сам. В этом городе Александр Иванович начал писать свой известный роман «Кто виноват?». Благодаря помощи и хлопотам друзей ему удалось в 1842 г. снова вернуться в родную Москву. Здесь он прожил с 1842 по 1847 г. Эти пять лет были наполнены очень интенсивной работой. Постоянное общение с В.Г. Белинским, М.А. Бакуниным, Т.Н. Грановским, П.Я. Чаадаевым и др. «западниками», споры со славянофилами, литературная деятельность составляли главное содержание жизни Герцена. Он вырастал все более и более в такую выдающуюся силу, что Белинский пророчил ему место «не только в истории русской литературы, но и в "Истории" Карамзина». За эти годы Александр Иванович опубликовал в «Отечественных записках» философский цикл статей «Дилетантизм в науке» (1842 – 1843 гг.) и «Письма об изучении природы» (1844 – 1845 гг.), занявшие достойное место в истории русской и мировой философской мысли. В 1846 г. писатель завершил роман «Кто виноват?», критикующий крепостнический строй в России. В произведении автор вглядывался и в другой вопрос, еще более сложный – об отношениях между полами.

В том же 1846 г. умер его отец, оставив богатое наследство, после чего Герцен стал очень обеспеченным человеком.

Несмотря на кипучую умственную жизнь, Александр Иванович чувствовал, что настоящего дела для его сил в России нет, и эта мысль приводила его иногда почти в отчаяние. «Спорили, спорили, – записывал он в своем дневнике, – и, как всегда, кончили ничем, холодными речами и остротами. Наше состояние безвыходно, потому что ложно, потому что историческая логика указывает, что мы вне народных потребностей, и наше дело – отчаянное страдание». В тех условиях, при которых протекала жизнь писателя в России, он мог высказать в печати лишь небольшую долю тех мыслей, над которыми усиленно работал. Его умственные интересы и запросы были громадны. Герцена тянуло в Европу, но на его просьбы о выдаче заграничного паспорта для лечения там жены император Николай I ответил отказом. И все же в январе 1847 г. он добился своего и уехал с семьей за кордон, не предполагая, что покидает свою дорогую Москву навсегда.

В Париже и Риме москвич быстро сблизился с видными деятелями французского и итальянского общественного и национально-освободительного движения, участвовал в массовых манифестациях, посещал революционные клубы. Позже об этих событиях русский демократ написал книгу «Письма из Франции и Италии» (1847 – 1852 гг.). В июньские дни 1848 г. он стал свидетелем поражения революции во Франции и разгула реакции, что привело его к духовной драме. «Я так еще не страдал никогда», – говорил Герцен. Ему пришлось во избежание ареста бежать из столицы Франции в Женеву. Там Александр Иванович написал под впечатлением двух потрясших его событий – расстрела Парижского восстания 1848 г. и своего решения о невозвращении на родину – серию очерков «С того берега» (1847 – 1850 гг.). Разочарованный поражением европейских революций, он разработал теорию «русского социализма». В 1850 г. теоретик-революционер отказался вернуться в Россию, за что Сенат постановил «лишить его всех прав состояния и считать вечным изгнанником». Из-под пера Герцена в те годы вышли также повести «Доктор Крупов» (1847 г.) и «Сорока-воровка» (1848 г.), обличающие крепостничество и другие пороки Российской империи.

Осенью 1851 г. он пережил личную трагедию: во время кораблекрушения погибли его мать и сын. В мае 1852 г. последовал новый удар судьбы – умерла жена. «Все рухнуло – общее и частное, европейская революция и домашний кров, свобода мира и личное счастье». В том же году писатель переехал в Лондон, где начал работу над книгой-исповедью, книгой воспоминаний «Былое и думы» (1852 – 1868 гг.). По его же словам, это была «не историческая монография, а отражение истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге».

В 1853 г. А.И. Герцен основал «Вольную русскую типографию», а спустя два года начал издавать революционный альманах «Полярная звезда». Летом 1857 г. он вместе с поэтом Огаревым приступил к выпуску газеты «Колокол». Это были две трибуны, с которых эмигрант обращался с вольным словом к русскому народу. Он обличал самодержавие, вел революционную пропаганду, требовал отмены цензуры, гласного суда, освобождения крестьян с землей и других реформ. Статьи Герцена имели огромное влияние на воспитание молодого поколения революционеров. Листы этой газеты, напечатанные на тонкой бумаге, нелегально перевозились через границу и получили широкое распространение в России.