Современные проблемы Российского государства. Философские очерки

Российские ученые внесли огромный вклад в развитие нового взгляда на Мироздание, доказав, что за пределами физического мира существует еще более сложно организованный волновой мир. Иными словами, все, что имеет место быть в этом мире, есть одновременно и материальная, и волновая структура. Именно волновая функция (его синоним – Дух в ненаучной системе понятий) управляет материальным миром, который без нее оставался бы мертвым. Теоретические доказательства были затем экспериментально подтверждены. Учеными были разработаны жидкокристаллические датчики, которые фиксируют волновые функции. Каждая такая функция – это носитель сущности, которая, как выяснилось, организована куда более сложно, чем физический мир, и потому управляет нашим миром. Эти волновые сущности были названы учеными электронными «матрицами».

Информационный контур, связанный каким-то образом с нейро-соматическим и нейрогенетическим контурами человека, о которых речь шла в предыдущем параграфе, замыкает на себе потоки энергии и получает возможность целенаправленно перестраивать, т.е. менять конфигурацию бытия, объективный мир, который есть не что иное, как доступная человеку часть мультиверсума. Иллюстрацией этого положения, очевидно, и может быть пример чудесного освобождения Москвы от Тамерлана и другие подобные явления.

В идущих от древности пластах родовой памяти вера в Бога, волхование, магия были способами воздействия сознания на реальность. Это были своего рода способы воздействия информационной субъективной компоненты мира на его материальную составляющую, воспринимаемую как обыденность, что, в конечном счёте, представляет собой особый тип технологий, где всё зиждется на особых способностях и знаниях человека, раскрытии его потенциала. В этом смысле святоотеческий подход к чуду как к результату особого душевного настроя, духовного подвижничества и святости, не противостоит, но подводит незыблемую духовную основу под понимание чуда как результата применения особых «технологий».

Что касается разработанных Лосевым и Переслегиным теорий, которые, исходя из разных концептуальных оснований (но дополняющими друг друга), хотя и не являются исчерпывающими и всеобъемлющими, тем не менее, дают некие методологические подходы для понимания сложной социальной системы, каковой является Россия, в ее ключевых, судьбоносных моментах. Но самое главное – помогают увидеть «технологию» чуда, так необходимую России в современной непростой ситуации с тем, чтобы понять, какие «командующие» и каким образом на всех главных направлениях созидательного строительства способны осуществить жизненно необходимые преобразования.

Для наглядности приведем некоторые примеры из военной области, где все проявляется особенно выпукло и ясно. Уже упомянутый Гланц в общих чертах раскрыл технологию «русского чуда». Он развенчал многие мифы как в немецкой, так и американской историографии и неопровержимо доказал, что решающая победа над Германией была одержана именно на Восточном фронте и стала отнюдь не случайной; что исход войны решили не «генералы Грязь и Мороз», не глупость и некомпетентность Гитлера (который на самом деле был выдающимся нацистским стратегом), а мужество, самоотверженность и стойкость русского солдата, а также возросшее мастерство советского командования.

Мужество, самоотверженность и стойкость – это ставшие как бы привычными слова, над которыми мы не очень задумываемся. Но ведь именно они выражают те свойства, которые, по Лосеву, могут иметь разные степени полноты воплощения, достигая своей предельной черты, когда человек ставит на кон свою жизнь и делает свой ценностный выбор. Это есть момент высшего проявления человеческой личности, совпадение ее с идеалом, именно тогда и случается чудо.

Чтобы выжить в пограничных, экстремальных условиях, народ вынужден был творить «чудеса». В такие моменты словно какая-то волна входила в состояние резонанса в душах всего народа и вчерашние обычные, скромные, ничем не примечательные люди становились героями самой высшей пробы. Когда накапливалась критическая масса людей, входящих в «состояние героя», начиналась цепная реакция.

Объяснить это непротиворечиво, рационально можно только одним способом: если понять, что русский народ может находиться в двух стабильных психологических состояниях – «серой массы» и «героя», переход между которыми может происходить незаметно и молниеносно. Это напоминает квантовые состояния атома, в которых он может находиться и которые являются, по сути, уровнями духовной энергии. Состояние героя сопровождается сильнейшей генерацией духовной энергии. Именно сила Духа не раз спасала страну и жизнь тех, кто остался в живых. Характерным признаком состояния духовной активности является сильнейший энергетический подъём, который в качестве награды даёт неописуемое ощущение высшего счастья.

Кстати говоря, в погоне за подобным состоянием адепты религий и психотехник проводят долгие годы, разыскивая Учителей и мечтая о Просветлении. А здесь под влиянием длительных неблагоприятных обстоятельств такой древней, невероятной силы психотехникой овладел практически целый народ и всё это происходило почти мгновенно. По большому счету, это вообще никакая не психотехника, а особое состояние Духа, при котором происходит как бы настройка человеческих душ на героическую волну и в результате возникает чудо. Все эти качества были включены в том числе и в стратегию советского командования, они были ее основой и движущей силой. Без них такая стратегия была бы просто невозможна.

Таким образом, главным ключом «возросшего мастерства» советского командования и соответственно стратегического военного чуда было доминирование субъективных факторов над объективными, в основе которого была заложена логика невозможного, включавшая в себя не только рациональные, но и иррациональные моменты. В этой логике невозможного речь идет, по сути, об индукции некоего подобия безумия. Сторона, дерзнувшая подготовить и осуществить невозможную операцию должна быть чуть-чуть (или не чуть-чуть) «не в себе» с точки зрения обыденного здравого смысла. Здесь главная роль отводится не разуму, а бессознательному, таящему в себе неисчерпаемые запасы энергии. Немцы столкнулись с неукротимым потоком энергии, способным преодолеть любые трудности и препятствия, т.е. с неким подобием сумасшествия, которое и в самом деле заразительно, а также с яростной, почти религиозной верой в неизбежность чуда. В чуде, как отмечал Лосев, возрождается память веков и обнаруживается вечность прошедшего, неизбывная и всегдашняя[113 - Лосев А.Ф. Указ соч. С. 229.].

Контрнаступления советских войск под Москвой и Сталинградом, упреждающий удар на Курской дуге, операция «Багратион» в Белоруссии – все это было для немцев словно гром с ясного неба, настолько неожиданными они оказались. Хотя объективно в указанных сражениях внезапности не было, субъективно она была достигнута в полной мере: обороняющийся оказался психологически не готов оказать сопротивление и принял в качестве истинной ту картину мира, которую построил для него наступающий. Другими словами, не только советские войска должны были поверить, что они сильнее и способны выиграть, но и немцы вынуждены согласиться с тем, что проиграли. Их уравновешенное мировоззрение оказалось бессильным против такой веры. Как пишет Переслегин, «и с этой точки зрения мы должны признать правоту Ф. Фоша: ’’Выигранная битва – это та битва, в которой вы не признаете себя побежденным”»[114 - Цит.по: Переслегин С.Б. Указ. соч.].

Эти слова с полным правом можно отнести к выдающимся советским командирам. Примечательно в этой связи высказывание генерала Эйзенхауера: «Я восхищен полководческим дарованием Жукова и его качествами как человека… Я и мои генералы, буквально затаив дыхание, следили за победным маршем Советских войск под командованием Жукова на Берлин. Мы знали, что Жуков шутить не любит. Если уж он поставил цель сокрушить главную цитадель фашизма в самом сердце Германии, он это непременно сделает»[115 - Гареев М. Полководцы победы. М., 2005. С. 122-123.].

Можно привести еще один яркий военный пример из более ранней истории России – истории суворовских походов. Замечательным эпизодом Швейцарского похода Суворова был известный штурм «Чертова моста». Когда русские войска подошли к «Чертову мосту» в Швейцарии, то обнаружилось, что штурмовать его нельзя: в явном меньшинстве, без снабжения, без конницы, практически без артиллерии войска Суворова не имели шансов на успех в борьбе с французами, т.е. не было ни сил, ни средств, ни боевого духа. Несмотря на это, Суворов пришел к своим генералам и офицерам и сказал, что штурм состоится. Те решили, что Александр Васильевич не в себе. То же самое было, когда он пошел к солдатам. Тогда Суворов предложил им сдаться французам, но только через его труп. Дальше история известна – русские атаковали «Чертов мост», что само по себе было безрассудством. Солдаты, в которых Суворов стремился пробуждать чувство национального самосознания и любви к Родине, сражались настолько яростно, с таким невероятным мужеством, что по свидетельствам очевидцев, потеряв в бою оружие, хватались за камни или бежали на противника с одними ножами. Французы, прекрасно вооруженные и обладавшие численным превосходством, были разбиты. Недаром французский генерал Массена со временем скажет, что все свои победы – а их у него было немало – он отдаст за один Швейцарский поход Суворова, за 17 дней беспримерного военного подвига[116 - Швейцария. У Чертова MOCTa//http://botinok/eo.il/node/60966]. Эта битва не только для нашей страны, но и для всего мира стала символом духа русского солдата.

Однако западные комментаторы, как правило, склонны объяснять героические поступки людей, таинство русской души, ее духовность исключительно сумасшествием или «дуростью» (как считал последний немецкий император Вильгельм II) только потому, что не в состоянии понять и объяснить поступки «ненормальных» русских. А объяснить не могут потому, что не могут принять то, что определяет сознание русских. Ведь в западном сознании понятие «подвиг» давно уже утрачено и заменено понятием «успех».

На приведенных выше военных примерах можно наглядно увидеть условия, контуры и механизмы «технологии» чуда. Сегодня соответствующие условия в стране налицо: против российского государства разворачивается масштабная, жесткая, целенаправленная борьба со стороны внешних и внутренних сил, а самой России уже нет места в старом мире. И остается только один выход: отчаянно рвануться вперед, совершить чудо, т.е. актуализировать субъективный фактор – колоссальные внутренние возможности человека – как это всегда происходило в годы великих испытаний. Но как раз это последнее и представляет проблему, если вспомнить одно из метких замечаний последних лет: они знали, за что умирали, а ты даже не знаешь, зачем живешь. Немалая заслуга в этом принадлежит явным и неявным врагам России, о которых речь пойдет ниже.

Враги явные и неявные

Несмотря на то что Россия, пережив огромное количество войн, неизменно демонстрировала военное чудо и решимость к победе, мир по-прежнему рассматривает Россию как объект для тотального сокрушительного удара. Уже вполне открыто пишутся книги с названием вроде «Мир без России». Наша страна объявлена главным призом в геополитической схватке XXI века. Президент Дж.Буш в 2002 г. назвал Россию одной из враждебных стран и санкционировал расширение НАТО на восток, к границам страны. 3. Бжезинский называет Россию «главным геополитическим призом для Америки», а пока что – «черной дырой» «между расширяющейся Европой и приобретающим влияние на региональном уровне Китаем». Он цинично замечает, что «потеря территорий не является главной проблемой для России», так как «Россия геополитически нейтрализована и исторически презираема»[117 - См.: Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М., 2010. С. 43, 231,108, 239, 219.]. Кандидат в президенты США Митт Ровни в интервью CNN (27 марта 2012 г.) назвал Россию главным противником США и подтвердил это позднее во время предвыборной кампании. Очень откровенно высказался на этот счет и старейшина американской дипломатии, считающийся почему-то «голубем», Генри Киссинджер, который, оценивая итоги военной кампании на Ближнем Востоке, заявил еще в ноябре 2011 года: «Если вы не слышите, как гремят барабаны войны, вы, должно быть, глухие… Мы позволили Китаю увеличить свою военную мощь, дали России время, чтобы оправиться от советизации, дали им ложное чувство превосходства, но все это вместе быстрее приведет их к гибели. Мы сказали военным, что должны будем занять семь ближневосточных стран, чтобы овладеть их ресурсами, и они почти закончили свою работу… Соединенные Штаты минимизируют Китай и Россию, и последним гвоздем в их гроб будет Иран… Грядущая война будет настолько серьезной, что только одна сверхдержава может выиграть, и это будет глобальное правительство, которое выигрывает. Соединенные Штаты имеют лучшее оружие, которого не имеет никакой другой народ, и мы покажем это оружие миру, когда придет нужное время»[118 - Генри Киссинджер об Иране, России, Китае. 15 января 2012. Газета «Знание-Власть» (http://znanie-vlast.ru/news/genri_kissindzher_ob_irane_rossii_kitae/2012-01-15-617)]. Пережив неисчислимые бедствия и понеся огромные потери в войнах, наш народ особенно чувствительно относится к угрозе войны и поэтому готов был идти на любые жертвы, самоограничения и самопожертвование «лишь бы не было войны» (фраза, в постсоветское время часто подвергавшаяся издевательскому осмеянию). На этом страхе перед врагом и войной и спекулировали американцы во время холодной войны, вынудив Советский Союз пойти на колоссальные военные расходы как вынужденный ответ на агрессивные намерения Запада, что в значительной мере разорило СССР и в последующем привело его к краху.

Между тем, философия так и не создала основательного труда, посвященного проблеме врага. Психология также не уделила этой проблеме должного внимания. Основная заслуга в теоретической разработке проблемы врага принадлежит немецкому политологу и юристу К. Шмитту. В работе «Понятие политического» он обосновал необходимость разграничения между «другом» и «врагом», считая это политическим императивом истории[119 - См.: Шмитт К. Понятие политического. М., 2011.]. В реальности, политическое разделение на «наших» и «ненаших» существовало при всех политических режимах во все времена и у всех народов. Без такого разграничения, по мнению политолога, ни одно государство, ни один народ, ни одна нация не смогли бы сохранить своего особенного лица, не смогли бы иметь своего собственного пути, своей собственной истории. Это обусловлено тем, что понятие «друг-враг» имеет глубокие корни в истории человечества. В традициях народов тысячелетиями живут так называемые бинарные оппозиции: друг-враг, свой-чужой, добро-зло, жизнь-смерть и т.д., хранящие память о самой архаичной классификационной схеме, с помощью которой человек осваивал окружающий мир. Важнейшей из них является «друг-враг», поскольку эта оппозиция, к сожалению, до сих определяет главную линию взаимоотношений народов на планете.

В генетической памяти русского народа понятие «враг» имеет особое значение, так как история России – это история войн, оборонительных главным образом. Наличие врага всегда было мощным детонатором духовной и физической активности, поскольку его образ всегда очень эмоционально окрашен и поэтому оказывает более быстрое и глубокое воздействие на людей. Вокруг него организуется коллективная воля народа. Конкретное же наполнение «образа врага» подчинено исторической и политической детерминации и зависит от характера эпохи, но функция остается неизменной.

Эту трагическую линию взаимоотношений народов на планете и зафиксировал Шмитт. Категория «враг» связана у него с категорией «реальная опасность», под которой понимается в основном война. «Реальная опасность» – не юридическое, не общественно-научное понятие, это пограничное понятие, имеющее отношение к исключительной ситуации. «Реальная опасность» не допускает долгих дебатов, компромиссов и промедлений, она требует немедленного решения и тем самым реализации фактической власти и силы. Другими словами, речь идет о принятии авторитарных решений, направленных на установление твердого порядка. Определение врага – суверенный акт, не подлежащий обсуждению.

Следует отметить еще важный момент в концепции Шмитта. Он считает, что фундаментальность пары «друг-враг» для политического бытия состоит в том, что при выборе в рамках этой пары решается глубинная экзистенциальная проблема, так как теоретически предполагаемая возможность войны ставит проблему «жизни и смерти». В этой связи Шмитт критиковал парламентаризм и либерализм за их неспособность определить действительного врага как такового, что не позволяет в «исключительных обстоятельствах» соединить множество разнородных органических факторов, относящихся как к традиции, историческому прошлому, так и к героическому преодолению, страстному порыву, внезапному проявлению глубинных экзистенциональных энергий. Как показал Шмитт, политик, рассуждающий в категориях «враг»—«друг» с ясным осознанием смысла этого выбора, оперирует тем самым экзистенциальными категориями, что придает его решениям, поступкам и заявлениям качество реальности, ответственности и серьезности. Этих качеств лишены все утопические гуманистические и либеральные абстракции, превращающие драму жизни и смерти в войне в одномерную химерическую декорацию, в которой нет места победе и выживанию народа.

Шмитт убежден в том, что пара «враг»—«друг», являющаяся и внешне– и внутреннеполитической необходимостью для существования политически полноценного общества, должна быть холодно принята и осознанна, в противном случае, «врагами» станут все, а «друзьями» никто. Это есть, убежден политолог, политический императив истории, и, похоже, современная реальность в полной мере подтверждает его правоту. Однако, если в России в 1990-е годы под флагом благостного «стремления» к миру во имя всего человечества и заявления о том, что у России нет врагов, был совершен радикальный отказ от базовых стратегических интересов и позиций нашей страны со всеми вытекающими отсюда последствиями, то совсем иначе дело обстояло на Западе. Образ нового врага создан 3. Бжезинским и С. Хантингтоном, которые формулируют политику США и ЦРУ. Уже в середине 1990-х гг. Хантингтон полагал, что люди Европы и Штатов нуждаются в том, чтобы кого-то ненавидеть – это помогло бы им отождествлять себя со своим обществом.

Предыстория создания образа нового врага началась с середины 1960-х гг., когда США осознали, что их стратегический противник достиг уровня ядерной мощи, достаточного для причинения «неприемлемого ущерба». В Америке тогда начались лихорадочные поиски альтернативных сценариев воздействия на Советский Союз с целью нанесения ему поражения без угрозы развязывания новой мировой войны, т.е. «небоевыми» (в традиционном понимании) средствами. Таким образом, «ядерный тупик» открыл новую страницу в развитии военного искусства. Поскольку явная, «горячая» мировая война стала неприемлемой, ей на смену пришла новая форма войны – «холодная», проявлявшаяся в «конфликтах низкой интенсивности» и «тайных операциях».

Руководители Советского Союза в свое время не поняли значение эпохальных изменений в методах ведения войны. Неудивительно поэтому, что наличие многочисленных вооруженных сил, оснащенных самым современным и эффективным стратегическим ядерным оружием, не спасло СССР от поражения в холодной войне, так как угрозы, которые привели к его распаду, пришли совершенно из иной – не-боевой, в традиционном понимании этого слова – сферы[120 - См.: Гавриш Георгий. «Комбинация потрясений»: сетецентричное военное искусство /http: //www. noravank. am/rus/articles/security/detail.php 7ELEMENTID=5316].

По мнению американских теоретиков войны нового типа, могущество приходит сегодня из другого источника, используется по-другому и способно вызывать эффекты, которых не было никогда раньше[121 - В конце 1990-х гг. в США появилась концепция «сетецентричных войн» (“network-centric warfare”), отражающей принципы ведения войны в условиях информационного общества. Высокопоставленными покровителями и политическими лоббистами новой теории стали Д. Рамсфельд, П. Вульфовиц и ряд других видных фигур в стане американских неоконсерваторов. К разработке указанной темы подключилось множество подразделений Пентагона и «мозговых центров» (think-tanks), что привело к учреждению в рамках военного ведомства США специального структурного подразделения – Департамента преобразования войск (Office of Force Transformation), ответственного за реформирование вооруженных сил США на принципах теории «сетевых войн». См.: Гавриш Георгий. «Комбинация потрясений»: сетецентричное военное искусство / Там же.]. В Докладе Министерства обороны США Конгрессу «Сетецентричное военное искусство» от 27 июля 2001 г. в работе «Реализация сетецентричного военного искусства», изданной Департаментом преобразования войск в 2005 г., а также в ряде монографий американских военачальников и экспертов были сформулированы ключевые положения концепции «сетевых войн».

Американские стратеги пришли к выводу о важности понятия «сети» как парадигмы возникновения социальных связей в новых условиях информационного общества.

На смену иерархической логике, считают адепты «сетевых войн», идет логика самоорганизующихся, нелинейных, принципиально не структурируемых систем. С одной стороны, у таких систем отсутствует «ядро», то есть четко выраженный «центр», с другой стороны, предполагается, что любая ячейка такого множества может при определенных обстоятельствах взять на себя функцию «центра» (метафора «клубня»).

В настоящее время разработчики теории «сетевых войн» фактически отождествляют трансляцию на другие народы собственного «культурного кода», мировоззрения, системы ценностей с самой сущностью современной войны. Это – фундаментальный тезис, согласно которому сегодня война с использованием оружия (от примитивного до самого совершенного) трансформировалась в войну идей, а сами идеи превратились в единственное по-настоящему эффективное оружие[122 - Гавриш Георгий. «Комбинация потрясений». Там же.].

Многие «сетевые гипотезы» впервые были апробированы еще во второй половине XX века. Одним из наиболее характерных примеров является создание на территории Афганистана спецслужбами США и Пакистана таких террористических организаций, как «Аль-Каида» (al-Qaida network) и «Талибан», служивших первоначально инструментом глобального противоборства с Советским Союзом. Эти террористические структуры формировались по лекалам американских «мозговых центров» в соответствии с сетевыми принципами («паучья сеть», «пчелиный рой», «клубень»). Управленческая пирамида этих террористических группировок изначально была чрезвычайно гибкой, входящие в нее отдельные «ячейки» могли действовать почти автономно, отличались большой живучестью, способностью приспосабливаться к изменяющейся общественно-политической обстановке[123 - Там же.].

Новый порядок управления современной международной глобальной политической реальностью состоит в комбинации потрясений – демонстративных убийств, непонятных зверств, упакованных в политическую форму и превращенных в события для мирового информационного поля. Обычно такого рода пусковые, стартовые кризисы становятся началом возможного внешнего вмешательства. Для описания и моделирования того, как в сетевых условиях должны вестись войны, американские эксперты разработали концепцию операций, названных «effects-based operations» (ЕВО). Операции данного типа могут проводиться в любое время и в любой пространственной точке; они считаются краеугольным камнем и основной формой ведения «сетевых войн» и определяются как «совокупность действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны» (sets of actions directed at shaping the behavior of friends, neutrals, and foes in peace, crisis, and war)[124 - Там же.].

Что касается России, то, пожалуй, стоит последовать совету социолога О.Крыштановской, которая выступает против застенчивости в нашей политике, за большую определенность в ней и призывает называть вещи своими именами. В самом деле, уже давно всем ясно, что все эти разговоры про «победу демократии», «крушение тоталитаризма», «безальтернативность реформ», «приоритет общечеловеческих ценностей», «гармоничное вхождение России в мировую экономику и международные структуры», «свободу слова», мягко говоря, не отражают действительной сути происходящих процессов. В реальности же российской государственности объявлена война, которая ведется пока в основном тайно, но не знает никаких ограничений в выборе сил и средств.

История предупреждает об опасностях и свидетельствует о том, что у России всегда были враги, желавшие ее захватить. Попытки же некоторых политиков внушить народу, что у России нет врагов, с точки зрения истории, можно определить как происки этих самых врагов, которые сегодня пытаются заставить стыдиться любой национальной сильной государственности в принципе, объявляя ее тоталитарной.

В связи с этим ведется активная атака в отношении исторического сознания нашего народа, которому таким образом дают понять, что сильная государственность – это аналог тирании и преступления. Поэтому она не должна быть предметом гордости, от нее следует отказаться как от чего-то преступного и перестать быть патриотом. Именно поэтому враги так не хотят, чтобы мы понимали историю, помнили ее, обращались к ней, ибо связь с нашей историей – это связь с нашей государственностью. Если разорвать эту связь, то оборвется нить исторического существования нашего Отечества. А если вспомнить, что Россия составляет 2% населения планеты, а владеет 40 % ее ресурсов, то все становится предельно ясным.

Убедившись на историческом опыте, что уничтожение русских извне, войнами, вторжениями, ордами невозможно, «мировое сообщество» все силы, все средства, все технологии бросило на закулисные игры, на тайные операции против СССР и России.

Критерием прежней, традиционной войны всегда считались средства ее ведения. То есть, если применяются огневые средства – это война, если нет – следовательно, это мир. Постсоветская Россия столкнулась с продолжением этой войны в тайной, тщательно скрываемой форме, ведущей к исчезновению границы между состоянием войны и мира, что оказалось непривычным и очень опасным для российской государственности.

В настоящее время критерием войны являются не средства, а достигнутые цели, сопоставимые с целями, которые обычно преследуются в ходе традиционной войны. Сегодня эти цели эффективно достигаются без применения оружия. Если к неявной войне применить критерий достигнутых целей, то перед нами предстанет довольно зловещая картина. Здесь есть все то, о чем мог мечтать Гитлер, предпринимая вооруженную агрессию против нашей страны. Цели же абсолютно идентичны: уничтожение СССР (России), разграбление национальных богатств, смена режима, оккупация политического, экономического и информационного пространства.

Сутью тайной, неявной войны является именно тайна – сокрытие собственного существования: ведь нельзя организовать оборону от того, что не существует. Новейшая, неявная война использует широчайший диапазон средств: подписание обманных договоров, утечку нужной информации, проталкивание на руководящие посты агентов влияния, вбрасывание компромата против соперников, контроль над СМИ, навязывание ложных направлений научного исследования и дискредитацию правильных направлений; формирование системы образования, научной и культурной среды с целью изменения идеологических ценностей, влияние на терминологию и даже на языковые нормы, дирижирование движениями протеста и выступлениями деструктивных сект, создание «пятых колонн», манипуляцию внутренней оппозицией, поддержку диссидентов и перебежчиков, политические убийства и перевороты[125 - Назаров М. Апокалипсис и Россия: вождю Третьего Рима. М., 2012. С. 147.].

Важное место в этом арсенале занимает разработка и последующий вброс опасных мировоззренческих и идеологических концептов. Так, например, россиян все время пытаются ввести в заблуждение и поймать в капкан двух ложных стратегий. Первая состоит в том, что Россия будто бы должна вписаться в существующий мир, «интегрироваться в мировое сообщество» любой ценой. Очень многие в нашей стране такую позицию не разделяют. И поэтому их пытаются загнать в другую ловушку – в людях разжигают самый примитивный, племенной национализм.

Если Россия попадет в первый капкан, то очень скоро перестанет быть страной с тысячелетней традицией, а ее коренное население уменьшится в несколько раз. Если же двинется по второму пути, то ее легко спровоцируют на серию «локальных» конфликтов, которые окончательно добьют страну.[126 - См.: Образ молнии. Стратегическое введение: чудо как наша цель. (http://bookap. info/okolopsy/kalashnikov4 /gl 12. sytm)]

Сегодня контуры неявной войны становятся все яснее. Из России по-прежнему уходят колоссальные средства, народ по-прежнему, во всех смыслах, разоружается, деградирует, его численность стремительно сокращается. Из логики современных событий следует, что к самым страшным последствиям приводит не реалистическое признание качественной специфики политического существования народа, за которое ратовал Шмитт, и которое всегда предполагает деление на «врагов»—«друзей», а стремление к втискиванию наций и государств в клетки утопических концепций «единого и однородного человечества», лишенного всяких органических и исторических различий.

Средствами неявной войны идет методичное строительство Нового мирового порядка. Как видно из книг немецкого политика и ученого А. фон Бюлова, швейцарского историка Д. Гансера и др., мировая закулиса еще в годы холодной войны под предлогом «борьбы с коммунизмом» создала уникальные и бесконтрольные структуры тайной власти и теперь эти структуры способны, наконец, установить Новый мировой порядок, лишив будущего целые народы и общества.

Смысл всех враждебных действий нового, неявного типа сегодня сводится к одному – лишить будущего целые народы и общества, уничтожив вековые духовные традиции. Участь побежденных в этой борьбе трагична – они должны быть навсегда вычеркнуты из мировой истории как неудачная версия, как тупиковое направление. В борьбе за будущее умение и желание ясно видеть противника является главным условием успеха. Но именно его не видит или не хочет видеть российская элита, подверженная влиянию западничества и в массе своей состоящая из так называемых «западников»[127 - В данном контексте абстрагируемся от определения и рассмотрения западничества как философского направления. Нас интересует западничество как социально-политическое явление.].

Западнические настроения зарождались в России в результате всемирной экспансии западноевропейской цивилизации и при близком соприкосновении с Западом. Начало этому было положено еще в 1602 г., когда в Лондон прибыли на учебу несколько отпрысков знатных родов – «робяты» (как они именовались в документах того времени) из министерских семей. Сделав там завидную карьеру, на родину вернуться не захотели. Впитав западный образ жизни, вели себя гордо и заносчиво в ответ на призыв вернуться домой. Впрочем, дальнейшая их судьба каким-то непонятным, мистическим образом оказалась печальной.

Большое количество западников появилось в Петровское время, и в последующей истории они были достаточно влиятельным слоем. Им было свойственно бездумное, беспечное, даже развязное пренебрежение к родным традициям, к своей Родине в целом, легкомысленное устремление к Западу как источнику всякого блага и всего привлекательного, и забвением того, что именно Запад инициировал многие бедствия и войны против России. Подобного западничества нет нигде в мире: Китай, например, смотрит на всех с высоты своей 6—7 тысячелетней империи, которая разваливалась и снова созидалась, но при этом все остальные для него – просто карлики. Американцы обуреваемы идеей пятого или шестого Рима. А постсоветская Россия, встав на путь вестернизации, отмечала свое двадцатилетие как великое достижение.

Российские западники – особое явление в истории культуры, нигде более не наблюдающееся. А.С. Хомяков отмечает, что в своем западничестве мы, русские, просто уникальны. Беспредельность этого явления очень огорчала и С.Соловьева, который отнюдь не был склонен к наивному русофильству. В 1844 г. он не сдержался и написал М.П. Погодину: «Скажите мне, господа цивилизованные европейцы, почему вы, замечая с таким тщанием все полезное и бесполезное на Западе, до сих пор не заметили одно – того, что здесь каждый народ гордиться своей народностью, любит и хвалит ее, отчего одни русские лишены права делать то же? Кто из нас более европейцы – вы ли разнитесь с ними в самом существенном, или мы, подражающие им в этом… Зачем вы не хотите позволить нам также показать парижский тон, ставить свое и своих выше всего на свете, как то водится в парижском обществе?.. У меня есть доказательство моего европеизма: когда я говорю с европейцем, хвалю, защищаю Россию, то он понимает меня, находит это естественным, ибо сам поступает так же в отношении к своему отечеству, вас не понимает он, считает уродами, презирает»[128 - Цит. по: Цимбаев Н. Сергей Соловьев (Жизнь замечательных людей). М., 1990. С. 136.].

В историческом плане появление слоя «западников» – результат поспешного создания европейски образованного слоя, когда перенапряженная и оглушенная войнами Россия осознала, что войны стали причиной ее отсталости, лишений и упущений. Она увидела свои социальные раны и опасности и стала создавать у себя в срочном порядке это сословие, которое в силу обстоятельств встало в позу послушного ученика и последователя западного стиля жизни и мышления. Но при этом в данном сословии начались процессы ментальной мутации, трансформации, вырождения, которые были унаследованы последующими поколениями «западников». С цивилизационной точки зрения это можно рассматривать как результат давления более развитой в материальном смысле цивилизации на менее развитую при неравенстве условий развития. Исторические этапы такого давления обнаруживают движение российского государства от все большего ограничения целей страны и их трансформации до полной утраты смыслового горизонта развития, что и наблюдается в современной России. В духовном плане «западничество» отделяло государство от нации.

В этой связи необходимо вспомнить и о ситуации в российской философии, которая всегда находилась под влиянием Запада в такой степени, что это дало повод В.В.Розанову в свое время (XIX в.) заявить о том, что у нас германская философия становилась мировоззрением людей и определяла все их жизненные взгляды и отношения. Тогда как в других странах она, если и входила в убеждения людей, то всего лишь в ряду многих других ей чуждых идей и была скорее известна, нежели влиятельна. Причину такого положения Розанов видит в том, что «мы не уважали себя. Суть Руси, что она не уважает себя»[129 - http: /www. hrono. ru/biograf/bior/rozanovw.php]. А не уважали себя потому, что Россия – сильно травмированное общество, которое всегда жило на пределе возможностей.

Сегодня травматизация общества достигла небывалых масштабов, свидетельствующих о том, что Россия не справляется с вызовами времени. В современной российской философии это трансформировалось в почти полную ее вестернизацию, по крайней мере, в лице ее ведущих представителей. И, кажется, не все отдают отчет в своей всепоглощающей увлеченности и включенности в западное мышление. В основе этой добровольной вестернизации, как представляется, лежит некий, не вполне осознаваемый комплекс неполноценности, выражающийся в чувстве собственной ущербности как представителей российской философии и, соответственно, уверенности в превосходстве западного философствования над собственным духовным и культурным наследием. Ведь с точки зрения европейской рациональной традиции, русская философия как бы и не существует. А две с половиной тысячи лет европейской мысли выглядят Голиафом в сравнении с российскими анналами разума. Интеллектуальный опыт Запада в наши дни действительно достиг своей вершины, но возникает вопрос: как оценить этот успех западной цивилизации с позиции вечности, истинности, выявления своего предназначения, к которым и должна апеллировать философия?

Следует также добавить, что свойственное современным «западникам» чрезмерное высокомерие в свою очередь свидетельствует о внутренне нарушенном чувстве собственного достоинства. Этот комплекс захватывает человека только тогда, когда происходит отказ от самого себя, от согласия с самим собой, собственным наследием, государством и родиной. Тогда он упрямо будет следовать за Западом, чтобы не отстать, стремясь преодолеть комплекс неполноценности в индивидуальном порядке и с эгоистическими целями – повысить свой личный статус и улучшить материальное положение. Он думает о том, как блистательно осуществит себя в мире, проявляя амбицию, тщеславие, но все это будет лишь компенсацией ощущаемой им своей ущербности[130 - Косвенным доказательством низкой самооценки россиян служит и их оценка стоимости собственной жизни. По словам руководителя Центра стратегических исследований «Росгосстраха» Алексея Зубца, в Европе оценка гражданами их стоимости жизни составляет 0,5—1,5 млн. долларов. Россияне (с высшим образованием) оценили собственную жизнь в 5,7 млн. рублей.].

Важно отметить, что среди «западников», которые, возможно, слишком увлекаются западным образом мысли и стилем жизни, есть и откровенная «пятая колонна». Термин «пятая колонна» все плотнее входит в современный политический лексикон. Рожденный в далекие 30-е годы во время гражданской войны в Испании[131 - Позднее, термин «пятая колонна» прочно закрепился за фашистскими сетями, которые действовали в различных европейских государствах в период доминации Третьего рейха. В дальнейшем, термин «пятая колонна» потерял привязку к конкретным событиям или идеологии фашизма/нацизма и стал общепринятым обозначением для внутренних подрывных элементов, действующих в интересах иностранного государства.], он переживает неожиданный ренессанс, наполняется новым и актуальным содержанием. Пятая колонна не существует сама по себе, она всегда действует в чьих– то интересах. Но именно это обстоятельство и делает проблему «пятой колонны» табуированной. Кажется, делается все, чтобы эта проблематика не выходила на теоретический уровень.