Разбрасываю мысли

Вряд ли здесь нужны доказательства. Каждый, кто углублялся в природу языка, не мог не отметить его структурную уникальность. Где еще в нашей повседневной жизни мы с такой очевидностью сталкиваемся с континуальностью?

Итак, путь найден, но только для изучения мозга, а отнюдь не сознания. Иначе – опять ловушка. Может оказаться, что мы будем изучать не то, чем в действительности владеем.

В своей модели сознания я обращаюсь к смысловому континууму. Это неожиданно.

Представление о континууме может вызывать раздражение у естествоиспытателей. Вот пример – высказывание физика [Митюгов, 1996]:

Любая область континуума (ее простейшая модель – отрезок прямой) содержит несчетное количество точек, поэтому в принципе не существует процедуры поиска или определения каждой из них. Далее, согласно Г. Кантору, континуум может быть однозначно отображен на свою малую часть. Иными словами, непрерывные множества безумно избыточны для описания наблюдений (с. 57).

На сказанное выше можно ответить так: да, континуум избыточен, но избыточно и наше сознание. В этой избыточности – его тайна, его величие. Если мы опять вернемся к языку, то должны будем признать, что отдельное (точечное) слово, взятое само по себе, ничто. Смысл слово обретает только тогда, когда появляется наблюдатель, «созидающий» вокруг него семантическое поле.

Проблема поднята. Однако следует быть осторожными. Не все еще ясно. Важно не забывать, что до сих пор естествоиспытатели (в своих исследованиях) не обращались к континууму из-за его излишней и удручающей сложности. Это не раз отмечалось. Теперь, пытаясь осмыслить сознание, мы оказались вынужденными иметь дело с континуумом. Горизонт нашего мышления неожиданно расширился. Это серьезно. Кажется, мы впервые осознали, что континуум все же существует в реальности нашего Бытия.

Пенроуз. Теперь, наконец, пришло время обратиться к Роджеру Пенроузу – математику, физику и философу Оксфордского университета. Его подход близок мне. Две его книги [Penrose, 1989; 1994] насчитывают 923 страницы укрупненного формата. Краткое изложение этих работ затруднено не только объемом, но еще и многогранностью темы. Чтобы составить некоторое представление о стиле изложения, ограничимся двумя небольшими цитатами из второй книги, после чего обратимся к обстоятельному сопоставлению двух подходов – моего и Пенроуза.

Прежде всего отметим его высказывание о роли свободы во Вселенной [Penrose, 1994]:

В квантовой физике есть некая дополнительная свобода, совершенно случайная по своей природе, превосходящая детерминистское (вычисляемое) поведение, что подтверждается уравнениями квантовой теории (особенно уравнением Шрёдингера) (с. 216).

Теперь несколько фрагментов из наиболее важной для нас главы этой книги – Квантовая теория и мозг. Здесь автор пишет:

Таким образом, широко распространилось убеждение, что наиболее подходящей моделью физического функционирования мозга в целом является классическая система, в картину которой не вписываются наиболее тонкие и таинственные свойства квантовой физики (c. 348).

При этом он, естественно, указывает и на возражения, ссылаясь, в частности, на известного нейрофизиолога Дж. Экклза ([Beck, Eccles, 1992], [Eccles, 1994]), который был вынужден обратиться к квантовой механике, углубляясь в изучение мозга. Пенроуз продолжает:

С учетом того, что квантовые эффекты действительно могут вызывать значительное усиление активности головного мозга, некоторые исследователи выражают надежду, что именно квантовая неопределенность в этом случае может оказаться тем, что позволяет сознанию (mind) влиять на головной мозг. И здесь с дуалистическим взглядом можно было бы согласиться, явно или неявно. Возможно, «свобода воли» «внешнего разума» способна воздействовать на квантовые выборы, которые фактически и определяются этими недетерминированными процессами (с. 349).

6. Сопоставление моей концепции с позицией Р. Пенроуза.

Удивительно, что Пенроуз, не зная (судя по всему) моих публикаций, в своем подходе в какой-то степени близок мне.

Отметим эти совпадения. Оба автора:

1) неоднократно обращаются к представлению о тайне мироздания;

2) обращаются к математическим моделям, хотя и существенно различно;

3) отказываются от причинно-следственных связей;

4) связывают свои построения с далеким прошлым, с идеями Платона.

Но есть и существенные расхождения:

1) В своих построениях я глубже проникаю в платоновскую мысль, признавая его утверждение об изначальном (дочеловеческом) существовании нераспакованных (как я представляю) смыслов. Именно представление о пространственно упорядоченных элементарных смыслах позволило мне построить вероятностно ориентированную модель сознания.

2) В отличие от Пенроуза, я отказываюсь от построения модели мозговой деятельности, поскольку мозг, скорее всего, является лишь приемником и передатчиком процессов, происходящих в таинственном сознании, видимо, не локализованном в мозге.

3) Я опираюсь на представление о семантическом континууме, что исключает обращение к квантовой механике.

4) Самым серьезным различием является то обстоятельство, что моя концепция полностью базируется на исходной аксиоматике.

7. Что же следует из всего сказанного выше?

Жизнь все же, кажется, идет вперед! Но что значит «идти вперед»? Вряд ли мы знаем, куда идем. Однако идем. Идем под натиском сознания, действующего, как мы уже говорили, спонтанно, вне отчетливо воспринимаемых причинно-следственных связей. Да, так мы устроены, и ничего больше сказать не можем. Но при этом понимаем, что:

(1) Человека нужно изучать в его совместном (коллективном) проявлении.

(2) Ранее я писал [Налимов, 1996] о неизбежности перемен в западной культуре. Теперь добавим: изменение культуры – это, прежде всего, изменение состояния сознания. Или, может быть, точнее надо сказать так: изменение состояния коллективного сознания изменяет облик культуры. Это изменение может протекать мягко или резко – революционно. Сейчас, скорее всего, следует ожидать второго.

(3) Из сказанного выше следует, что необходимо начать серьезно изучать сознание. В историческом проявлении сознание – это не предмет, а процесс.

(4) Нужно создать соответствующие межфакультетские кафедры, поскольку изучение сознания не может быть связано с какой-нибудь отдельной областью знания.

(5) Ведущая роль в изучении сознания, по-видимому, должна принадлежать математикам, физикам, биологам, но не психологам и философам. Последние оказались достаточно беспомощными – психологи наших дней ограничиваются преимущественно частными экспериментами, не пытаясь развивать всеохватывающие концепции, допускающие вездесущность сознания; философы же утратили связь с современной наукой, и прежде всего с математикой и физикой, которая становится философской дисциплиной благодаря мировоззренческой широте своих концепций. Вне этих дисциплин не может формироваться современное мировоззрение.

(6) В то же время мы не можем игнорировать метафизику, понимая, что далеко не все в Мироздании доступно нашему опыту. Нужно быть смелее и признавать, что мы живем в мире, сконструированном лишь из доступных нам фрагментов (обрывков) Вселенной. Недоступное может приоткрыться, если мы будем только ставить вопросы, ничего не утверждая. Обращение к вопросам, не имеющим ответа, – это уже метафизика. Только обращаясь к метафизике, мы можем приоткрыть тайну сознания Вселенной. Утверждение всегда сковывает мысль. В этом сила и слабость науки. Метафизика ограничивается вопросом – это расширяет горизонт мысли.

Сейчас мы подошли к необходимости понять Сознание как феномен Вселенной. Для этого нужна предельно свободная мысль.

(7) Отметим, что вопросы могут проявляться двояко: опираться на жесткую логику в поисках «безусловной истины»[22 - В Логическом словаре [Ивин и др., ред., 1994] вводится представление о Вопросе логическом:Правильный ответ на В. л. предполагает, что сам В. л. является корректным (правильно поставленным). Всякий корректный В. л. вида «??» предполагает, что входящее в него высказывание вида «?» является логически осмысленным (и субъект и предикат высказывания является не просто некоторым правильно построенным термом, но конкретным термином, в силу чего высказывание в целом либо истинно, либо ложно) (с. 27).] и на интуицию, изначально заложенную в нас неким непонятным образом. Здесь опять тайна.

(8) Важную роль в контексте обсуждаемого обретает интуиционистский подход. Предполагается, что вопросы – это спонтанно возникающие творческие процессы, не связанные (обязательно) с логикой. Они могут быть удачными или неприемлемыми, опережающими время. Таким образом, мы оказываемся вынужденными признать, что удачные вопросы сами по себе вносят новизну в наше мышление. Иными словами, свежесть мысли задается прежде всего вопросами. Порой дерзкими, алогичными. Мы часто слышим высказывания об упадке философии наших дней. Что может изменить ситуацию? Только смелость в постановке вопросов, запрещенных современной парадигмой. Вот один из таких вопросов: «Как можно осмыслить существование сознания непосредственно во Вселенной?» Может быть, этот вопрос надо сформулировать глубже, изящнее? – не знаю. Но важно, что он начинает нас преследовать. Нельзя представить себе, что сознание может быть только на Земле, – это «обвал мысли». Есть и прямые свидетельства – вот, скажем, антропный принцип. Осмыслить его можно, только обращаясь к неведомому во Вселенной. И еще одно – фундаментальные константы задаются безразмерным числом, природа которого семантическая, а отнюдь не предметная. Если число регулирует Мироустройство, то оно должно быть причастно Сознанию Вселенной. Можно поставить и такие вопросы: что объединяет нас, Землян, обитателей одной из космических гостиниц? Что делает уютным это убежище? Какую роль играют смыслы – как они порождают многообразие текстов? Текстами мы считаем все творимое в нашей обители – это изобретения, порождаемые человеком; биологические виды, возникающие сами собой; это и пейзажи Земли, создаваемые ею самой. Как можно понять самотворение, не обращаясь к Тайне Вселенной? Способна ли наша интуиция приоткрыть тайну Бытия?

А если сознание по-прежнему останется абсолютной тайной, что тогда?

Литература

Декарт Р. 1950. Начала философии. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, с. 426–544.

Кант И. 1964. Критика чистого разума. Сочинения в шести томах, т. 3. М.: Мысль, 799 с.

Ивин А.А. и др. (ред.). Логический словарь: ДЕФОРТ. 1994. М.: Мысль, 269 с.

Медведев В.В., Ширков Д.В. 1990. Квантовая теория поля. Физическая энциклопедия, т. 2. М.: Советская Энциклопедия, с. 300–311.

Митюгов В. В. 1996. Познание и вера. Вопросы философии, № 6, с. 54–65.

Налимов В.В. 1996. Критика исторической эпохи: неизбежность смены культуры в XXI веке. (Точка зрения). Вопросы философии, № 11, с. 65–74.

Платон. 1971. Государство. Сочинения в трех томах, т. 3, ч. 1. М.: Мысль, 686 с.

Юнг К.Г. 1996. Дух Меркурий. М.: Канон, 382 с.

Beck F., Eccles J.C. 1992. Quantum aspects of consciousness and the role of consciousness. Proc. Nat. Acad. Scien., 89, 11357—61 (ссылка дана по: Penrose R. 1994. Shadows of the Mind. A Seach for Missing Science of Consciousness. Oxford: Oxford Univ. Press, 457 p.).

Davies P. 1989. The Cosmic Blueprint. New Discoveries in Nature’s Creative Ability to Order the Universe. N.Y.: A Touchstone Book, 224 p.

Eccles J.C. 1994. How The Self Controls Its Brain. Berlin: Springer Verlag, 117 p.