Годы, тропы, ружье

Дикие птицы! Пахнет от них степной волей, неведомой широкой жизнью. Я не испытал ее, но разве кровь моя не кричит о ее радостях? Все мое существо томит неуемная тоска по степным просторам, по бродяжничеству, тоска, не покидающая меня и по сей день.
Валериан Правдухин был заядлым охотником, и "Годы, тропы, ружьё" -- серия, прежде всего, охотничьих очерков. В этой книги описаны истории из разных уголков Советского Союза, в которых автору удалось поохотиться: уральские степи, горы Кавказа, северо-восточный Казахстан, Саяны, Алтай. Начинаются "Годы..." описанием жизни в Калёном, казачьем поселке на Урале, где Правдухин провел детство, самое счастливое время его жизни. Честно говоря, я ожидала более подробного описания быта и культуры тех мест. Но, к сожалению, всё внимание автор уделяет охоте: десятки названий птиц, да бесконечные сцены их убийства. Вообще, терпимо я отношусь лишь к той охоте, в ходе которой убивается не больше дичи, чем охотник может съесть. Увы, у Правдухина охота не такая: с огромной жадностью он и остальные герои стреляют по всему, что движется, и возвращаются иногда с десятками птиц. Как он сам пишет:
Животная радость хищника, не омраченная и тенью человеческих чувств.Лишь вскользь автор упоминает о других сторонах казачьей жизни: скачки на верблюдах, рыбалка, бишбармак.Часть книги, посвященная Кавказу, Саянам и Алтаю, читалась еще тяжелее: если Урал мне интересен сам по себе и я была рада и крупицам, посвященным ему, то к перечисленным регионам теплых чувств нет, а не-охотничьи их описания были слишком скудны. Самое неприятное впечатление вызвал рассказ одного из героев об убийстве медведицы с медвежатами, сопровожденный комментариями "Умора!", "Люблю я с медвежухой играть". Хорошие игры, что уж...Заканчивается книга снова Калёным, куда Правдухин возвращается в 1927 году, через полвека после отъезда. И эта часть настолько отличается от остальных, что кажется, будто бы автору нужно было куда-то вставить этот текст, потому что отдельно его бы не опубликовали. Тут охота отходит на третий план. На втором плане -- ожидаемые мною быт и культура (с цитированием песен целиком), а на первом -- описание того, что стало с уральским казачеством после Революции и Гражданской войны. Хоть Правдухин, конечно, и пишет с позиции красных и одобряет новые порядки (ну а как иначе, если книга выходит в 1930?), но скрыть тоску по прежним временам не получается.
Так он описывает новый Уральск:
Народу на площади много. Немало и скота. Но нищим мне показался базар в сравнении с прежними уральскими торговыми гульбищами...и еще
Длинная широкая улица глядела на меня заброшенной большой дорогой, давно не знающей путников. Никого! Словно я находился не в губернском городе, а где-нибудь в степном покинутом ауле.
А так выглядел край в целом:
Теперь вместо улиц повсюду высились беспорядочные кучи кирпича. На самой длинной улице богатого Лбищенска я насчитал не больше десяти жилых домов. Казалось, мы проносимся по старым степным кочевьям, давным-давно покинутым людьми.

Ну и комментарий казака, давнего приятеля автора:
А живем мы, прямо надо сказать, плохо. За что боролись, то и получили. Нажитки, пожитки размотали вконец. А ведь были — куды там! — прямо буржуями.

Взорванные церкви, сожженные станицы, кости и черепа на берегу Урала -- вот что видит и описывает Правдухин.В общем, "По Уралу на лодке" -- самая сильная и интересная часть книги. А вот остальное -- сугубо для охотников :)"Последний рейс", "Последние выстрелы" -- так называются заключительные главы. Автор в них пишет:
Теперь отца уже нет в живых, а через два, самое большее три десятка лет не станет и меня.Предсказания его не сбылись: Правдухина расстреляли в 1938.