В споре с Толстым. На весах жизни

* * *

Очень интересно суждение Вл. Соловьева о евреях. Говорю только об одном пункте, ценном и любопытном для меня не потому, что он касается именно евреев, а потому, что я нахожу здесь подкрепление своей антитолстовской позиции отрицания неограниченного идеализма, отрицания учения о «недостижимом» идеале.

По мнению Вл. Соловьева и по моему мнению, еврейскому национальному характеру присущ материализм, но только не просто материализм (как на это смотрит толпа), а религиозный материализм

. Что это значит? А то, что евреи не хотят отделять идеального начала от его реального воплощения. Так что их «религиозный материализм» происходит не от слабости, а от избытка веры, стремящейся к конкретному воплощению. Проще говоря: для религиозного еврея больше, чем для христианина (занесшегося в облака), «верить» – значит «жить по вере». Тут могут быть извращения религиозного чувства, материализм «религиозный» может переходить в самый вульгарный материализм житейский, в культ Маммона, что мы и видим у иных евреев, но все же, в основе, замечание Соловьева верно.

Чувства реализма, почвы под ногами не должен терять и религиозный человек. Верящие в Бога, но не пошедшие за Христом евреи знают и понимают это, кажется, лучше, чем христиане, и, во всяком случае, лучше, чем «толстовцы». Последним остается только ссылаться на то, что у так называемых последовательных людей и вера приспособлена к их возможностям, подогнута под их «вкусы», но если «конкретность» и «чувство реализма», с «толстовской» точки зрения – пороки, то зато и лицемерие «толстовцам» не приходится и не гоже провозглашать добродетелью.

* * *

Примечательна уравновешивающая, позитивная роль Аристотеля в Древнем мире. Любя своего учителя Платона, он все же разошелся с ним – во имя истины, во имя логики. Он старался привести платоновское учение об идеях в более тесную связь с эмпирическим знанием. Преклоняясь перед разумом как высшей способностью человека, Аристотель и на добродетель смотрел как на развитие в себе человеком, путем постоянного упражнения, способности делать разумное единственным предметом своих желаний. А так как истинно разумный человек всегда выбирает справедливую середину между двумя крайностями, то за высшую добродетель Аристотель признает справедливость, знающую меру. Эта уравновешенность в характере, индивидуальности и мировоззрении древнего грека поражает. Это стремление к внутренней и внешней гармонии очаровывает. И разве оно не более достойно человека, чем христианское самоотречение, мучительная аскеза и вечная, не перестающая лихорадка сознания и воли у Францисков и Антониев? или у яснополянского Льва? Найти «справедливость, знающую меру», во всех проявлениях жизни – какая это высокая, благородная задача и для каждого современного человека!

* * *

Задача самосовершенствования – не только отрицательная: подавление своих грехов и недостатков. Но и положительная: формирование характера, развитие способностей, борьба за личность. Думают, что христианство требует предельного самоунижения и отказа от личности. Если бы это было так, то я бы отказался от христианства. Человек должен стоять на своих ногах твердо. Религия может только поддерживать его в этом отношении.

* * *

Встретясь с умным словаком, другом Л. Н. Толстого доктором Альбертом Шкарваном, ныне покойным, я, между прочим, обсуждал с ним предполагаемые причины, – не внешние, собственно, а внутренние причины, – поразившего всех самоубийства другого друга Толстого и общего нашего друга, тоже словака доктора Душана Маковицкого. И тут Шкарван, между прочим, очень хорошо сказал, что «каждый человек должен иметь свою жизнь», – я понял так, что – в смысле; должен иметь свое «я». Да, да! Тут-то, в этом пункте, я и сам ищу причину самоубийства Душана. Он не хотел утверждать себя, он не устроил своей жизни, расплескивался, отдаваясь весь другим, не выявил и не утвердил своего «я» (что вовсе не мешало бы самоотречению в религиозном смысле), – и, при столкновении с Великой Губительницей – Жизнью (болезнь, семейные неудачи и т. д.), он погиб.

Вспомнился «Пер Гюнт» Ибсена и выразительный символ Пуговичника. Не приложима ли идея Пера Гюнта к Душану? Слишком понадеялся на Толстого и не имел ничего своего. Толстой ушел – и для Душана все пошло под гору. Беспечному путнику жизни оставалось только погибнуть.

* * *

Душан Маковицкий – не единственный известный мне пример людей, пренебрегавших созданием своего «я» и живших духовной жизнью другого, учителя или старшего и более развитого друга. Я знавал и других, таких же, как Душан, чудных и самоотверженных, но внутренно несамостоятельных людей, людей, не хотевших или не умевших сберечь для себя не только своего личного, временного «я» (допустим, что христианину этого не жалко), но и своего высшего, духовного «я». Они слишком опирались на других, слишком прилипали к ним душой. Им бы надо научиться жить самим по себе, независимо от учителя или друга или кого бы то ни было другого, а они все искали, к кому бы прислониться духовно. Сказать правду, и у меня был такой, безгранично привязанный ко мне друг. Люди, которые живут не сами собой, а жизнью других, подобны омеле. И это не «оскорбительно», а это трагично: паразитизм духовный! «Милый друг, люби меня поменьше!» – бывало, хотелось мне сказать своему сателлиту: «люби больше всего Бога в самом себе!»

IV. Мужчина и женщина

Мужчина и женщина…

Вопрос – вечный. Вопрос – ясный. Не допускающий двух решений. Тем не менее, и в него спиритуалистами, буддистами, христианами, монашеством – православным и католическим, изуверами-сектантами, вроде скопцов, и, к сожалению, также нашим великим писателем и мыслителем Л. Н. Толстым внесено начало скепсиса и разложения, доходящего до отрицания естественных отношений между мужчиной и женщиной, до провозглашения брака грехом и падением.

Человечество в целом этим скепсисом и разложением, конечно, не затронуто. Оно продолжает жить, как жило испокон веков, с браком и в браке, но отдельных, оторвавшихся от «земли», от брака и, по большей части, жестоко искалеченных душ в нем, со времен Cредневековья, было и теперь найдется, конечно, немало. Закон о стремлении к «недостижимому идеалу», созданный крайними идеалистами, находит и тут свои жертвы.

Ренессанс чуть было не уничтожил старое суеверие, но, пересолив в обратном направлении, в увлечении примером языческой древности и культом плоти, должен был со временем отступить и снова освободить поле битвы врагам тела и плоти, врагам женщины, низкая духовная оценка которой удерживается до сих пор даже и там, где этого как будто совсем нельзя было ожидать.

В наши дни социалистическое и коммунистическое движение снова ставит мужчину и женщину как равных, как две составные части существа и рода человеческого, на одну платформу, соединяя их в жизни, труде, борьбе за лучшее будущее. Изуверов от религии, вроде католических ксендзов и православных монахов, не говоря уже о каких-нибудь скопцах, никто из сознательных, прогрессивных людей всерьез не принимает. Но такие мощные представители интеллектуального мира, как Лев Толстой, находили и находят еще, если не в Советском Союзе, то в других странах, последователей среди идеалистически настроенной молодежи, бегущей от разврата и прислушивающейся к раздающимся со страниц толстовских брошюр призывов к полному целомудрию и к отказу от полового общения с женщиной. Они-то и несут на себе всю тяжесть последствий за уклонение от правильного, нормального ритма жизни, ритма природы, страдают, портят нервы и характеры, иногда уклоняются в извращения всякого рода – воображая, что тем самым они выполняют какую-то особо высокую, духовную миссию, а на деле лишь пополняя собою всемирную галерею уродов.

Ради этих-то людей, ради каждого, очутившегося в их положении, хочется снова и снова разобраться в вопросе об отношениях мужчины и женщины, в вопросе о браке и в том, как решал эти вопросы Л. Н. Толстой.

* * *

Читателю этой книги, наверное, ясно, что как в других вопросах, так и тут, я буду отстаивать психофизическую, а не духовную и не материальную только, точку зрения на сущность отношений между мужчиной и женщиной. Будучи противником легкомысленного и поверхностного отношения к вопросу о половом общении мужчины и женщины, я отвергаю также церковное и светское монашество и становлюсь в ряды сторонников брака и взаимной верности в браке. Весьма вероятно, что и такое мнение для многих покажется своего рода идеалом (если только не «недостижимым идеалом»), но только я думаю, что человечество, спасая себя от нравственной порчи и пагубы, должно твердо охранять этот идеал, порицая всякую «игру с огнем» в половом вопросе, всякую нарочитую несдержанность и эгоистическое самодурство, проявляемое, по большей части, мужчиною и обходящееся слишком дорого несчастной женщине.

* * *

Брак – великое дело – трафарет, истина которого не перестала быть истиной оттого, что стала трафаретной. Березы весной распускаются – это тоже трафарет, но мы не в силах, даже если бы хотели, его уничтожить. То же и с браком. И в жизни человека, и во всей природе – это величайший закон, величайшее таинство, которое лежит в основе «всех вещей», которое наполняет все живущее радостью и счастьем и без которого не было бы жизни. В судьбе человека это непременно – союз и дружба на всю жизнь, с первого дня сочетания и до могилы. Физиологическое, психологическое, социальное, государственное и вселенско-метафизическое значение института брака таково, что нельзя этого значения преувеличивать, но преуменьшать его – грешно и непозволительно. Между тем именно в этот-то уклон преуменьшения или отрицания значения брака впал русский великан поэзии и мысли Лев Толстой. Недоразумение более печальное, чем это можно себе сразу представить, недоразумение – поистине драматическое.

* * *

Брак рождается из любви. Любовь – это огонь, зажигаемый небесными сферами в душе человека, это – главное выражение всей его духовно-материальной сущности. Высшая ступень, на которую человек поднимается в жизни. Основная жизненная задача. Источник воли и счастья. Победа над эгоизмом и себялюбием. Великий долг по отношению к избранным спутнику или спутнице жизни. Чудо явления нового человека в мир: дети. Преодоление внутреннего одиночества. Товарищество в труде и в борьбе с жизненными невзгодами, внутренними и внешними. Поражение страха перед могилой. Передача детям, новым людям, связи с жизнью и с миром. Отказ от иных, излишних требований к жизни.

И это все – несмотря на те дефекты и недостатки, от которых не свободен вполне почти каждый брак.

* * *

Люди невольно влекутся к взаимному общению, к любви. Духовная основа их едина. «Родство духов, – говорит И. Г. Фихте, – из невидимого мира переходит в их телесную природу и воплощается в двух полах, которые – если бы даже всякая духовная связь между ними могла разорваться – все же, уже как естественные существа, были бы вынуждены любить друг друга»

. И, следовательно, – добавим, – они, как духовные существа, тем более стремятся к любви.

* * *

«Мы видим, что, благодаря живому обмену мужских и женских сил, всюду в природе происходит процесс роста, цветения и плодоношения. Это – закон полярности, с которым жизнь стоит и падает» (Гуго Гертвиг)

.

* * *

«Любовь половая хотя и связана с известным общим физиологическим инстинктом, но не может быть к нему одному сведена, а несомненно имеет и нравственное значение. В самом деле, в половой любви (и даже в ней обыкновенно более, чем в какой-нибудь другой) мы находим, что одно существо внутренно и непосредственно отождествляет себя с другим, благо и страдания этого другого становятся для него непосредственным мотивом, и следовательно здесь происходит то внутреннее снятие безусловной границы между я и не я, которое составляет всю материальную суть нравственности» (Вл. Соловьев).

* * *

Любовь всегда – соединение, и не внешнее соединение, а соединение по внутреннему сродству, нахождение себя в другом, превращение двух в одно, прорыв метафизического одиночества, торжество духа, узнавшего себя, и притом подлинного, лучшего себя, в другом. «Любовь не совершается между двумя личностями до тех пор, пока один другому не скажет: я есмь ты» (Шейх Сиры Сактинский).

* * *

Любовь к женщине… – плотская? духовная?

Любви только духовной и любви только плотской не бывает. Эрос – закон взаимного притяжения мужского и женского начал, подобный закону взаимного притяжения светил небесных, – лежит в основе всякой любви. Он, с одной стороны, является естественным восполнением и разрешением любви духовной; с другой, спасает любовь плотскую от обращения в низменное, чисто животное чувство. Границы точной между любовью духовной и любовью плотской, таким образом, провести нельзя.

Существо человеческое – едино. Любовь – целостное его выражение. Поэтому оба его элемента – и духовный, и плотский – в ней соприсутствуют.

* * *

«Это так дешево – судить о любовных отношениях людей односторонне – только по мотивам телесным, чисто половым или только по душевным и духовным мотивам. Проблему человека следует брать во всей совокупности. Во всяком случае, природа, которая при всех противоречиях стремится к гармонии, требует этого» (Гуго Гертвиг).

* * *

Физическое общение является естественным завершением глубокого чувства любви. Это – последняя мыслимая интимность в отношениях любящих, акт исчерпывающего доверия, теснейшего сближения, взаимного проникновения, не только физического, но и душевного, когда ты превращается в я, когда два «я» сливаются в одно. Это – кульминационный пункт, апогей любви, венчающий ее, доставляющий высшее счастье любящим. И не чувственная сторона здесь – главное, а именно этот пафос взаимности, это сознание полного слияния, последней близости с любимым существом.

«Любовь» продажная, ограничивающаяся одним половым актом, не имеет ничего общего с любовью подлинной, где духовное сближение является необходимой предварительной ступенью для сближения физического. Равным образом, духовное сближение между мужчиной и женщиной, любовь, отказывающаяся от своего воплощения – осуществления «во плоти», никогда не может достигнуть полноты блаженства любви всеобъемлющей, двумерной. И проституция, и так называемая «платоническая» любовь (если она существует) – это лишь одинаково жалкие суррогаты любви, любви-брака, единой истинной любви, живящей человека и мир.

* * *

«Было время, когда любовь небесная и земная еще не представлялись людям чем-то раздельным. Тогда человек жил еще в тесной природной и любовной связи со всеми космическими и теллурическими явлениями. И только развивающаяся доместикация положила начало разделению земной и небесной любви. Это разделение – наше несчастье и страдание. Когда нам удается в жизни найти настоящего партнера, то небесные и земные силы объединяются сами в мужчине и женщине. Тогда рождаются здоровые, счастливые дети и получается брак, путь которого ведет с земли на небо» (Гуго Гертвиг).

* * *