Многоэтажка. Повести и рассказы о любви

К тому времени я уже втер первую часть выдавленного крема в область лопаток девушки и, выдавив на ладонь следующую порцию, продолжил массажировать ей поясницу.

– А почему это она старая дева?

– Да потому… Она любила парня, ждала свадьбы, а он в армии женился на другой и приехал домой с женой и ребенком. Она всю свою жизнь теперь ненавидит мужчин. А тут и у мамы муж стал инвалидом и рано умер. Они теперь только и обсуждают, как бы я тоже не попала в такую же ситуацию раз у меня такая семейная карма.

– А ты сама-то веришь в карму? Ну, или в судьбу…

Я выдавил на руку следующую порцию и втирал теперь в ягодицы и наружную поверхность бедер. Я чувствовал, что от моих манипуляций тело девушки расслабилось, мышцы перестали контурироваться на поверхности, руки и ноги лежали без напряжения… Она словно обмякла под моими руками.

– Не знаю даже. Они столько об этом между собой говорят, что просто тошно слушать. Хотят привлечь меня к этим разговорам, но я убегаю в свою комнату и не слушаю. А они бубнят-бубнят-бубнят что-то в зале целыми вечерами…

– Так у Марии так и не было мужчины?

– Да откуда же он возьмется? Она как синий чулок, на километры к себе никого не подпускает. Да и кто работает в ЖЭКе, задумывались когда-то? В основном мастерами работают женщины. Ну там с инженерным образованием или просто волевые дамы. У них в подавляющем числе мужья дома по струнке ходят, – и вдруг рассмеялась в голос. – Или отпетые алкоголики. А именно алкоголиков преимущественное количество везде. Эти дамы в ЖЭКи приходят, чтобы квартиры получить, и больше их ничего не интересует, понимае-е-ете?…

Я массажировал ей внутреннюю поверхность бедер, и ее рассказ про сестру матери затормозился. Она как-то поплыла, поплыла. Но не будем торопиться. Я перестал касаться ее интимной зоны. Перевернул ее на спину, выдавил крем на ладонь и начал массажировать сначала всю грудную клетку, а потом обе груди обеими руками. Сначала по часовой стрелке, потом против часовой стрелки. Потом стал щипать соски, и снова мять и крутить груди.

Глаза Сашки закатились под лобную область, она дышала тяжело и прерывисто. Во всем ее теле стали появляться какие-то судорожные сначала вздрагивания, потом словно волны стали прокатываться по всему ее телу. Она дышала ну очень глубоко и хрипло, словно уставившись перед собой и ничего не видя.

Я выдавил снова крем на ладонь и, сидя верхом на кушетке, еще шире раздвинул ее ноги и положил их себе коленями на бедра. Мягкими движениями стал втирать крем сначала вокруг ее промежности, потом начал массажировать ее половые губы. Она не противилась, а только делала всё больше странных и не координированных движений руками, размахивала ими… Она сжала меня бедрами, придвинулась ближе, согнув ноги в коленях, дрожала и начала тихонько скулить. Я не стал ее отговаривать от такой реакции и медленно стал вводить средний палец ей во влагалище. Девственница или нет? При достижении пальцем какой-то глубины, палец обхватила какая-то субстанция, – нет не мышцы, – и словно сжала кольцом кончик пальца. Так, это уже интересно…

Я придвинул ее таз еще ближе к себе. Свободные «семейные» мужские трусы хороши тем, что они ничему не мешают, ничего не загораживают и в экстренных ситуациях не требуют снимания с себя. Словом, я отодвинул нижнюю часть своих «семейных» трусов и выпростал из них через этот «лаз» свой уже напрягшийся орган. Головку просто приблизил к ее мягкой и уже влажной «норке», – ну как еще назвать ласково влагалище предположительно девственницы? Взял рукой свой орган и стал водить головкой по наружным половым губам вверх-вниз, вверх-вниз… Сначала только водить вверх-вниз, вверх-вниз, потом задерживаться на несколько круговых движений вокруг ее клитора, снова вверх-вниз, вверх-вниз…

Из ее «норки» стала вытекать светлая на сильном солнечном свете жидкость, которой я не давал стекать без применения и стал головкой втирать в половые губы. Втирал, пока они не стали на столько влажными и скользкими, что головка стала проваливаться между ними. Теперь надо было следить за тем, чтобы я не провалился в девушку слишком рано и слишком глубоко. Я хорошо понимал, что она уже почти не владеет собой, и не хотел, чтобы она в этом сегодня разочаровалась. Что угодно, но только не разочарование!…

Сашка изгибалась, извивалась, что-то бормотала, немного поднимала по очереди руки, ноги. Потом сжала меня ногами, – как мне показалось, весьма осознанно, – и резко потянулась ко мне тазом и всем телом. Я только успел отдернуть руку от своего органа, как он оказался внутри девушки на всю длину. Ну, почти на всю… Одновременно раздался стон, появились судороги во всем ее теле, опять нажим ногами и стон… Она словно под воздействием собственной какой-то силы сама лишала себя девственности. Небольшое затишье, которое я не дал перерасти в успокоение. Я чуть привстал, приподнял ее таз, сел и теперь уже сам глубоко насадил ее на свой орган. Снова стон, но уже потише, а судорожные подергивания мышц ног стали как-будто активнее.

Уже сидя я несколько раз приподнимал ее и направлял на себя, а она следовала этим движениям. Потом я начал сильно придавливать и массажировать ее клитор, от чего она просто взревела и начала уже самостоятельно приподниматься и насаживаться-насаживаться-насаживаться на меня. Я массажирую клитор, а она продолжает непрерывно и очень быстро эти движения и стонет-стонет-стонет. Закончился этот танец сильным криком просто в пространство, какие-то горловым, чисто женским, очень пространственным и дающим понять всем слушателям, что она ощутила свободу во всех своих уголках тела. Обмякла и затихла.

Ну, не торопись, не торопись… Я дал ей отдохнуть буквально несколько секунд, после чего, не вынимая своего пока еще неудовлетворенного органа, начал сильно массажировать ее клитор, захватывая обеими руками всю промежность. Параллельно своему органу ввел ей во влагалище свой палец руки и начал массажировать переднюю внутреннюю стенку влагалища, пока не нащупал небольшой бугорок. Тогда введенным пальцем начал сильно массажировать этот бугорок, а большим пальцем той же руки стал так же сильно массажировать, прижимая в разные стороны клитор. Фактически я сдавливал ее лонную кость снаружи и изнутри ее. Конечно, неудобно одновременно двигать органом и производить описанные выше манипуляции, но чего не сделаешь для собственного и взаимного удовольствия.

Когда она опять билась в уже постоянных конвульсиях оргазма, я вынул свои пальцы, приподнялся немного над ней, уперся руками в кушетку и сильными хозяйскими глубокими движениями стал «долбить» ее своим органом. Крики усилились. Благо, что под нами тех-этаж и никто на улице или в доме не сможет понять, откуда идут столь соблазнительные звуки.

Уже перед своим собственным окончанием, я почувствовал распирание своего собственного органа и одел презерватив. Член выстрелил в девушку горячей струей. От этой струи или от распирания моим органом она опять завыла в голос и… Вдруг обмякла всем телом.

Я вышел из нее, аккуратно придерживая презерватив, чтобы потом не искать его в ней и не смущать ни ее, ни себя. Да и зачем напрягать ее столь прозаическими подробностями…

Уложил ее ровненько на живот, сложил вдоль туловища руки и ровненько ноги. Накрыл простыней, которую принес с собой для того, чтобы постелить на кушетку перед тем, как на нее лечь. Ага, где-то я принес с собой целую пластиковую полуторку просто чистой кипяченной воды. Отпил приличное количество. Потом попробовал потрогать и даже потормошить ее. Никакой реакции. Ну и что изменится, если мы продолжим упражнения по этому предмету? Ее девственную до сегодняшнего дня киску будет еще несколько дней «колошматить», болеть, гореть… Но это никак не усилится, если произойдет еще хотя бы один коитус. И я решился.

Лежащая со сдвинутыми ногами лицом вниз, она являлась очень простой целью для задуманного. Я откинул нижнюю часть простыли, раскрыл ее до самой нижне-ягодичной складки. Голова и остальные части тела мне уже были сегодня не нужны, потому остались прикрыты от солнца простыней. Сел ей на бедра, наклонился всем телом немного вперед и спокойно ввел вновь одетый в защиту мой орган. Мне не хотелось растягивать и играть в благородство, потому со «звездной» скоростью я начал ее «долбить», и «долбить», и «долбить»… Она только постанывала под простыней, немного неумело «подмахивала» мне тазом, – скорее чисто рефлекторно. Ну, т. е. пыталась в такт моим движениям двигаться то навстречу, то в противоположную сторону. Но я не стал ждать от нее адекватную реакцию и просто кончил.

Когда она пришла в себя, то откинула простыню и посмотрела на меня. Потом схватилась обеими руками за промежность и поморщилась. Я вполне понимаю ее новые ощущения, – огонь внутри, даже боль, сильное чувство потертости. Но так бывает у всех или у многих.

– Ты как, девочка? – тихо спросил я.

– Нормально. Вот только… – она показала на свою промежность.

– Я знаю, что у тебя сейчас там идет перестройка из девочки в женщину, и эта перестройка займет некоторое время. Прими любое обезболивающее и постарайся сегодня заснуть.

– А потом?

– А потом сама решай, что тебе делать. Тебе сегодня было очень плохо?

– Ну как же? Мне было так хорошо, что даже и рассказать невозможно.

– Вот ты и не рассказывай никому. Как мы договаривались. Кто-то позавидует, кто-то сглазит, кто-то…

– Я поняла, поняла. Я помню. Вот только… Могу я продолжать с Вами дружить?

– Конечно можешь. Только ключ никому не показывай и никому ни о чем не говори.

– Ладно, я пошла домой.

– Тебя проводить?

– Не надо… Сама доберусь.

Край крыши

В дверях стояла Мария, мастер нашего дома из нашего ЖЭКа.

– Я приношу свои извинения, но мне нужна Ваша помощь.

– Проходите в квартиру.

– Чуть позже. Сначала дело. Мне надо попасть на тех этаж и кровлю. Но у меня нет с собой ключа. Вы меня выручите?

– Да, конечно. Одну минутку, – я отошел в комнату, не закрывая наружной двери, быстро одел рабочие шорты, снял с крючка ключи и снова подошел к дверям. – Можем идти.

Мария уверенно зашагала по ступенькам к входу в тех-этаж, но потом пропустила меня вперед, словно понимала, что ключ я не отдам ей в руки. Я открыл дверь, пропустил ее вперед и закрыл ее на ключ за собой.

В помещении было очень мало света. Единственными источниками света были несколько вентиляционных отверстий в стенах с разных сторон дома. Детали скрадывались длинными тенями от вертикальных и горизонтальных конструкций. Фактически, на чердаке царила плотная полутьма.

– Да, здесь трудно без подсветки что-то хорошо разглядеть. Давайте поднимемся на кровлю, – и снова уверенно пошла к выходу на крышу.

– Погодите-ка, – я подошел к загородке, где были сложены кушетки и кресла, вошел туда через незапертую дверь и начал искать среди инструментов фонарик. – Вот возьмите. Думаю этого хватит, чтобы осмотреть детали чердака, которые Вас интересуют.

– О! Спасибо! Я об этом как-то не подумала, когда шла сюда. Да я как-то сегодня ни ключи, ни фонарик не взяла…

– Ничего страшного, работайте, а я пока открою выход на крышу, – сказал я и пошел в сторону выхода. Что там открывать? Я вышел на крышу на высоте птичьего полета и задрал голову к небу. Я здесь не был уже некоторое время, потому было приятно дышать полной грудью и представлять себя свободным. И как же без свободы-то, да на такой вот высоте?

Через открытую дверь я слышал шаги Марии, которая ходила и, видимо, рассматривала интересующие ее детали. Потом она поднялась на крышу и остановилась в дверях.

– Будете рассматривать и крышу?

– Если честно, то я панически боюсь высоты. До тошноты, до крика, до обморока. Но работа такая, что это надо осматривать регулярно и иметь для себя представление о состоянии крыш.

– Но разве мало у вас сотрудников, кто не боится высоты?