Год Дракона

– Почему?!

– Я Дракон, а не пакостник, – с мягким укором пояснил Майзель. – Люди, которые мне дороги, обязаны быть счастливыми. У них нет выбора в этом смысле.

– А с тобой – что могло помешать ей стать счастливой? Чего ты не смог бы ей дать? – недоумённо спросил Андрей.

– Себя. А ей больше ничего не нужно. Все женщины одинаковы, Дюхон.

– А мужчины?

– Ну, – и мужчины, пожалуй, тоже.

– Человек не может быть один, Дань.

– В наши трудные времена человеку нужна жена, нерушимый уютный дом, чтоб от грязи укрыться в нем, прочный труд и зелёный сад, и детей доверчивый взгляд, – да-да, Дюхон, всё именно так. Если ты помнишь, Коржавина именно я тебе доставал. Но речь-то – о человеке, дружище. А я – Дракон. Дракон должен – и может – быть только один. Иначе – какой же это Дракон?

– Ты невыносим, – Корабельщиков сердито отложил вилку. – Какой ещё дракон?! Это же роль в спектакле! А жить ты когда собираешься?!

– А вот тут ты сильно, серьёзно не прав, – Майзель погрозил ему пальцем. – Я очень интересно живу. Короля по плечу похлопываю, да не одного, а целую роту. И вообще – что хочу, то и делаю. Это чертовски важно, дружище – иметь возможность делать именно то, что хочешь.

– Согласен. И я делаю, что хочу.

– Точно?

– Ты это о чём? – подозрительно уставился на Майзеля Корабельщиков.

– Да так, обо всём, в целом, – Майзель произвёл обнимающий жест. – Ты ешь, ешь, подкрепляйся.

– А ты договаривай, раз начал.

– Я договорю, когда увижу, что ты готов, – возразил Майзель. – Пока ещё нет. И не спорь лучше. Голову откушу. Что спросить-то хотел?

– У тебя в самом деле никого нет?

– Эк тебя разбирает, – поморщился Майзель. – Есть, нет – это неважно, пойми. Столько дел – а ты антимонии разводишь.

– Так есть или нет?

– Ты что, женить меня собрался?!

– Я не хочу иметь дело с психом, Дань. Я к этому очень серьёзно отношусь, ты уж поверь. У тебя как будто раскалённый стержень внутри, ни минуты покоя тебе не даёт. И знаешь – это заметно. Может, те, кто давно рядом с тобой, и привыкли, а я – нет. И не желаю привыкать.

– Всё-таки я в тебе не ошибся, – явно довольный, Майзель откинулся на спинку стула, – и как-то поутих, по крайней мере, Андрею так показалось. – Ты мне один давнишний разговор напомнил, с мельницким ребе.

– Зачем ты его сюда приволок? Ты же во всё это не веришь.

– Я?! – изумился Майзель. – Опамятуйся, пан Онджей. Да я с Вацлавом чуть вусмерть не поцапался, когда он решил завести себе настоящих ручных хасидов.

– Так это не твоя идея?! – ответно удивился Корабельщиков. – А Вацлаву они зачем понадобились?

– А вот когда он мне объяснил, зачем, я и махнул рукой. Вацлав – стратег, у него ходы на сто лет рассчитаны.

– Попутчики мои в самолёте, москвичи, обсуждали – якобы Вацлав дворец себе в Иерусалиме строит. Это правда?

– Правда, – утвердительно кивнул Майзель. – Только это, понимаешь ли, не совсем дворец. Это крепость – современная, конечно – из которой он будет контролировать Восточный Иерусалим. И Святые места, или как там это у боговеров называется.

Андрей поскользнулся ножом в тарелке:

– Ни фига себе. Как?! А израильтяне?!

– А это уже ребе уладил. Как – не спрашивай. Я к этому проекту не прикасался, даже технически. Ребе такое условие поставил – чтобы духу этого апикойреса[21 - Апикойрес (искаж. идиш от эпикуреец) – еврей, отрицающий ценность еврейской религиозной традиции, сознательно нарушающий её предписания.], то есть меня, там не было.

– А Вацлав?!

– Вацлав – не еврей, и он – король, Дюхон. К нему подход совершенно другой. Ребе, понимаешь ли, вроде тебя, упрямец – не верит, будто я Дракон. Думает, я еврей. А что должен делать еврей, согласно единственно верному учению? Он должен бубнить Тору с утра до вечера, а с вечера до утра – делать ребе новых евреев. А я чем занят? Ерундой какой-то. Ребе – очень славный старик, но некоторых вещей понять ну никак не желает. Упрямый, как осёл.

– Дань, – укоризненно посмотрел на Майзеля Андрей. – Это же Мельницкий ребе!

– И что? – отпарировал Майзель. – Никто не может повышать голос и стучать палкой – на Дракона. Вот Рикардо это прекрасно понимает.

– Рикардо?

– Тебе он знаком как Урбан Девятый.

– Он вообще очень вежливый человек, – вспомнив аудиенцию у понтифика, Андрей улыбнулся. – Потрясающий человек.

Да, вздохнул Корабельщиков. Полтора года назад, на саммите в Риме, он удостоился – вместе с Брудермайером и Герстайном – аудиенции у наместника Святого Петра. Молниеносный взлёт ещё буквально вчера безвестного веронского аббата Бонелли сначала в кардиналы Ломбардии, а затем – в понтифики под именем Урбана IХ, оказался зубодробительным сюрпризом для многих. Оказывается, и тут без Дракона не обошлось!

– А ребе – хам обыкновенный, – проворчал Майзель. – Пусть орёт и стучит палкой на своих хо?сидов, им это, похоже, нравится.

– Да ладно тебе, – примирительно поднял руку Корабельщиков. – Не сошлись вы характерами. Бывает.

– Одно радует – с Вацлавом у них отношения совершенно безоблачные.

– Хотел бы я хоть одним глазком взглянуть на его посох, – мечтательно поднял глаза к потолку Андрей. – По легенде, внутри – части посоха Моисея.

– Да перестань, – скривился Майзель. – Какой там ещё Моисей?! Боговерские бредни. Моисей, Аарон, палки из змей, змеи из палок… Чепуха на постном масле.

– Но в это верят миллионы людей. И не только евреев, кстати.

– И это делает авторитет ребе материальной силой. Знаю, знаю, – махнул рукой Майзель. – Вацлав мне всё это чуть ли не теми же словами объяснял. В конце концов, ни ребе, ни его воинство мне нисколько не мешают. Пусть растят своих коров и снабжают кошерным мясом евреев от Шпицбергена до Кейптауна и обратно – нашему проекту это только в плюс. Теперь нас даже в антисемиты записать не получится.

– А что – были попытки? – удивился Корабельщиков.

– Нет такого приёма, какой не попытались бы использовать против нас проклятые империалисты Европы и Северо-Американских Соединённых Штатов, – Майзель хмыкнул и щёлкнул зубами. – Могу сообщить тебе наилучший, абсолютно гарантированный способ получить ярлык антисемита и повесить на себя всех соответствующих собак под аккомпанемент возмущённых воплей так называемой «свободной» прессы и шелест ордеров Интерпола. Достаточно потрогать за жабры Ротшильдов, которые перестали быть евреями лет сто пятьдесят тому назад.

– Ты называешь это «потрогал за жабры»?! – уставился на Майзеля Андрей. – Так это правда, ты действительно… – Он осёкся. – Чего скалишься?

– Так, личико его вспомнил, – охотно поделился Майзель. – Правильное такое. Да. Он думал – он бессмертен: со своим баблом, наёмной охраной, никому неведомый, паук такой, – сидит, за ниточки дёргает. А вот тебе.