Клио и Огюст. Очерки исторической социологии

2. Эксперимент. Это метод, которым историки практически не пользуются – лишены такой возможности. А социологи по своей экспериментаторской изобретательности могут соперничать, пожалуй, даже с физиками. Впрочем, в последнее время поле проведения экспериментов в социологии несколько сузилось, поскольку социологический эксперимент – это эксперимент над людьми. И хотя физически люди в этих экспериментах не страдают, но возникают другие трудности, которые и дают повод задуматься о научной этике.

Одним из первых социологов-экспериментаторов был Элтон Мэйо. Его эксперименты носили утилитарный характер: он изучал возможности повышения производительности труда в пригороде Чикаго – Хоторне, в фирме, производившей телефоны и называвшейся «Western Electrics». Однако выводы, сделанные на базе этих экспериментов, превзошли узкий утилитарный уровень и вошли в золотой фонт мировой науки.

Мэйо прибыл на предприятие, где для экспериментов ему были выделены группа работниц и специальное помещение. Для начала он увеличил освещенность рабочих мест. Это действие сразу возымело эффект – работницы стали мотать электрические катушки быстрее. Можно было бы считать, что дело в шляпе – ключ к повышению производительности найден. Однако Мэйо не прервал эксперимента и через некоторое время начал замечать, что производительность труда начала снижаться.

Тогда он приказал убрать дополнительное освещение. Как ни странно, работницы и на это действие отреагировали повышением производительности. И снова через некоторое время производительность стала снижаться. Прочного эффекта добиться не удавалось.

Тогда Мэйо решил по-другому поставить рабочие столы. Изначально они стояли как парты в аудитории – одна за другой. Теперь столы были поставлены в круг. Работницы, занятые чисто механическим трудом, получили возможность общаться. И производительность труда снова выросла. А потом снова проявила тенденцию к снижению. И что бы Мэйо ни делал – вводил дополнительные перерывы, ликвидировал перерывы, менял режим, освещенность, расстановку столов и пр. – производительность сначала всегда несколько повышалась, а потом падала.

Выводы из этого эксперимента были сделаны самим Мэйо, его коллегами-учеными, проводившими с ним этот эксперимент, социальными психологами и социологами, знакомившимися с результатами эксперимента по отчетам и публикациям. И все выводы были разными. Кроме прочего, было сформулировано понятие так называемого «хоторнского эффекта», согласно которому сам факт вовлеченности в эксперимент существенно влияет на эмоциональный фон его участников, и значит, ведет к заведомому искажению результатов. Вывод же самого Мэйо заключался в том, что сами по себе освещенность, расстановка столов и пр. не влияют на производительность труда, а важна атмосфера в коллективе. Этот вывод, хотя и был неоднократно оспорен критиками Мэйо, оказался полезен для нужд производства и послужил основой для разработки «теории человеческих отношений», доказавшей свою результативность на практике.

Опыт Мэйо оказался полезен и интересен. Социологи принялись широко внедрять эксперименты в своих исследованиях. Самым, пожалуй, замечательным экспериментатором был Стенли Милгрем. Он занимался исследованием социологии авторитета (более подробно речь об этом пойдет в соответствующей главе).

3. Моделирование. Важную роль в социологических экспериментах играет построение моделей. Модель повторяет оригинал не целиком, но в каких-то отдельных его качествах, оставляя за скобками все иные. Так, например, модель ручной гранаты, используемая в качестве метательного инструмента, подобна настоящей гранате по форме и весу, но не может взрываться. Сувенирная модель автомобиля воспроизводит его форму, но в сорок три раза меньше размером и непригодна для езды. Модель на подиуме воспроизводит внешний облик успешной красивой горожанки, но может не обладать ни умом, ни состоянием и т. д. Обычный человек может представить себе социологические модели на примере компьютерных игр-стратегий. Есть некая страна, обладающая определенными ресурсами. Есть население – гоблины. У гоблинов есть враги. Их задача – разрушить замок врагов, орков. Игрок моделирует различные стратегии «государственного» развития.

Обычно новичок сначала увлекается развитием военной сферы. Производит огромную армию боевых гоблинов и устремляется в поход на врага. Проходит несколько успешных битв. И вот когда победа кажется уже близкой и возможной – гоблины вдруг перестают воспроизводиться и войско гибнет от бескормицы.

Игрок начинает заново. На сей раз он кидает силы на строительство ферм. Гоблины рубят лес, добывают золото и разводят свиней. Страна богатеет с каждым днем. Экономический потенциал оказывается на недосягаемой высоте. Кажется, теперь можно создать несокрушимую и подавляющую по своим размерам армию. Но в самый неудобный момент врывается отряд орков, и расцветающая империя гибнет под ударами врагов. Во всех последующих случаях игрок вынужден балансировать между описанными крайностями. В этом и состоит соль игры. Азы социологического и экономического моделирования строятся на тех же основах. Только вместо «вселенной Варкрафта» перед социологами лежит карта, например, России, вместо гоблинов действуют ее граждане, и отсутствует возможность «сохраниться» – т. е. зафиксировать достигнутый результат и попробовать продолжить игру с этого момента.

4. Одним из специфических и важных методов социологии является опрос. Различают два вида опроса: анкетный опрос и интервью. Анкетный – наиболее распространенный. Хотя бы раз в жизни с ним сталкивался каждый второй городской житель. Построение анкеты требует определенного навыка и осуществляется по правилам. Вопросы в анкете бывают открытые – в них ответ формулирует сам респондент. И закрытые – в них набор формулировок дан заранее, и респонденту нужно только выбрать ту, которая больше соответствует его мнению. Закрытые вопросы, конечно, ограничивают возможность индивидуального выражения предпочтений респондента, но значительно упрощают обработку данных в специальных статистических компьютерных программах (типа SPSS). Поскольку социология – наука о коллективном, а не об индивидуальном, повышению релевантности данных в большей степени способствует массовость и репрезентативность выборки, чем учет небольших расхождений в позиции отдельных индивидов.

Репрезентативная выборка – важнейшее условие получения подлинных социологических фактов. Например, если поставлена задача выяснить уровень удовлетворенности граждан своей жизнью («индекс счастья»), необходимо опрашивать и посетителей фешенебельного ресторана, и людей, ждущих приема в очереди районной поликлиники. Причем их удельный вес в опросе должен соответствовать удельном весу в обществе. Огрехи репрезентативности – одно из самых опасных и трудно раскрываемых нарушений исследовательской технологии. Абсолютно все полученные анкеты могут быть подлинными, все высказавшиеся респонденты могут быть полностью откровенны. И тем не менее результат может оказаться далек от истины, если выборка нерепрезентативна.

Об этом нужно помнить и историкам, имеющим дело с многочисленными свидетельствами эпохи. Как правило, время доносит нам нерепрезентативный набор мнений. Скажем, русская культура XVIII в. говорит с нами почти исключительно дворянскими голосами, а древнерусская книжность дает представление о церковной и официальной точках зрения. Это не означает, что выводы историков обречены тем самым быть ошибочными. Но в процессе работы исследователь обязательно должен иметь в виду этот перекос и вносить поправки. Поскольку выборку мы регулировать не можем, важно правильно конструировать границы самой генеральной совокупности, не проецируя выводы, релевантные для узкой социальной группы, на общество в целом.

Весьма остро стоит перед социологами проблема откровенности респондентов. Проводить опрос следует так, чтобы у респондента не возникло сомнений, что ответы его буду использованы исключительно во благо науки и не будут развернуты против него. Взрослому человеку необходимо разъяснить цель исследования и заверить в полной анонимности полученных ответов.

Если этого недостаточно, нужно создать располагающую атмосферу и продемонстрировать надежную защиту анонимности. Прекрасный пример грамотного построения вводной части анкетирования продемонстрировала группа исследователей, проводившая опрос среди школьников на весьма деликатную тему: изучалось употребление наркотиков среди школьников 8–9-х классов. В данном случае вопрос доверия респондентов исследователям был особенно важен. Наркотики – непростая для детского (да и не только детского) восприятия тема. Дети, не употреблявшие наркотики, вполне могут написать, что употребляли – для того чтобы выглядеть в глазах товарищей более опытными. И, напротив, дети, имеющие реальный опыт употребления, склоны его скрывать, опасаясь наказания. То есть перед исследователями стояла двойная задача: продемонстрировать детям, что их ответы буду закрыты для просмотра одноклассниками, и показать, что полученные данные будут закрыты для школьной администрации и учителей. Поэтому для начала вошедшие в класс социологи по заранее обговоренному сценарию, вежливо, но твердо попросили учителя покинуть класс. Учитель мог и вовсе в класс не заходить. Но в данном случае было важно показать детям, что ученые имеют власть закрыть исследование от учителя. Затем школьники были посажены по одному человеку за парту, им розданы анкеты, а к ним приложены конверты. После ответа на вопросы ученик заклеивал анкету в конверт и бросал в объемный ящик, который тоже был приготовлен заранее. Ученикам даже разрешалось перемешать рукой конверты в ящике после того, как они бросали туда свой. Сделано это было с ориентацией на то, что даже сдавая подписанные контрольные работы, школьники любят перетасовать тетради на учительском столе.

Иногда в анкете добавляются вопросы-фильтры, для того чтобы составить представление о степени откровенности респондента. Делается это в том случае, когда речь идет об исследовании интимных явлений, подлинную информацию о которых человек может отказаться предоставлять даже на условиях анонимности (речь может идти о сексуальных отношениях, элементах половой культуры и пр.). Самый забавный из тех вопросов, о которых слышал автор, был сформулирован так: «Бывал ли у вас понос хотя бы однажды в жизни?» Следует заметить, что понос – явление вполне здоровое и распространенное, он периодически случается абсолютно у всех. Однако человек, не склонный открывать душу исследователю-социологу, не будет рассказывать в анкете о том, чему исследователь-социолог лично свидетелем не был. А если так, данные подобных анкет не должны приниматься в расчет.

Проблема откровенности еще более остро стоит в другом виде опроса – интервью. В личном контакте исследователя с респондентом есть немало плюсов, но есть и минусы.

Сначала поговорим о плюсах. Для опроса, так же как и для анкеты, вопросы составляются заранее, но исследователь в ходе интервью имеет возможность менять акценты в зависимости от ответов респондента – давать пояснения, задавать уточняющие вопросы и даже просто зачитать вопросы в том случае, если сам респондент не может этого сделать по каким-то причинам. Исследователь видит эмоциональное состояние респондента, может уловить сомнения, колебания или, напротив, твердую уверенность отвечающего. Интервью иногда длится по несколько часов – за это время исследователь успевает получить большой объем информации. Интервью записывают на диктофон или видеокамеру, а потом расшифровывают.

Но есть и минусы. Если на вопросы анкеты респондент отвечает анонимно и приватно, то интервью проводится исследователем vis-?-vis. А при личном контакте человек склонен быть еще менее откровенным. Список «сложных» тем существенно расширяется. Причем перечень их будет зависеть в том числе и от личности спрашивающего. Если перед симпатичной девушкой отвечающий мужчина постарается представить себя в авантажном виде, то при исследователе-мужчине набор психологических реакций может оказаться совершенно иным.

Вызвать респондента на откровенность – особый талант интервьюера. При желании и таланте мастер глубокого интервью может вызвать на откровенность почти любого человека и заставить его говорить на самые «закрытые» темы. Примером того, что для настойчивого и изобретательного ученого нет запретных тем, может служить работа О. С. Щучиновой «Властные аспекты нормативной женской сексуальности: социологический анализ». В тексте ее диссертации есть удивительно откровенные признания женщин, весьма подробно описывавших свое сексуальное поведение в браке: «Секс не был самоцелью. Я знала, что это единственный способ получить этого парня <…> в этом смысле секс был важен. Секс был для его удовольствия, чтобы он хорошо ко мне относился. Но что секс сделал для меня – ничего. Мне нравилось внимание. Мне нравилась близость, которую я испытывала во время контакта. Мне нравился секс, но это связано с тем, что мы были вместе. Не то чтобы секс для секса. Мне больше нравятся отношения»[7 - Щучинова О. С. Властные аспекты нормативной женской сексуальности: социологический анализ: Дис… канд. социол. наук. Ижевск, 2005. С. 92.].

Или: «Ну-у, бывало нарочно отдельно спать ложилась, если обиделась… Бывало. Показать чтобы, что я тоже хозяйка. [О. Щ.: А почему Вы использовали именно сексуальные отношения?] Так удобно было. Ему это важнее… Ну-у… Хотелось больше. [О. Щ.: А Вам не хотелось?] Ой, да нет, конечно! [взмахнула рукой]»[8 - Там же. С. 121.]. Надо сказать, что наиболее объемные выдержки из интервью в работе принадлежат женщинам старшего поколения. Им говорить об обозначенных проблемах, очевидно, было проще, поскольку они рассказывали о том, что для них перешло из разряда актуальной жизненной практики в разряд воспоминаний о прошлом. Но О. С. Щучинова опрашивала и молодых женщин, вызывая их на весьма откровенные признания: «То, что для меня важно, – так это любовь и романтика. Потом общение, товарищество. А сексуальное удовольствие я бы поставила на четвертое место. Для меня, если заводишь с кем-то отношения, то влюбляешься в него до того, как заниматься сексом. Секс, если он хороший, просто приятное дополнение, бонус. Он не так уж и важен в моих отношениях. Проще говоря, если бы секс прекратился завтра, он [муж. – О. Щ.] явно расстроился бы больше, чем я».

Технология проведения глубинных интервью заимствована у социологов историками, работающими в жанре oral-history. Для них вдумчивый опрос и детальная фиксация сказанного свидетелями исторических событий не менее важна, чем для социологов.

5. Последний из методов социологии – работа с документами. Впрочем, в реализации этого метода историки, пожалуй, могли бы кое-чему научить и самих социологов. Как правило, социологи имеют дело с массовыми источниками, обрабатываемыми при помощи математических методов. В исторической науке самым, пожалуй, удачным опытом использования математических методов стала работа Б. Н. Миронова – «Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.)».

Благодаря тому, что Б. Н. Миронову удалось собрать гигантский материал и подвергнуть его статистической обработке, было выявлено немало весьма интересных фактов. Так, например, любопытно, что наиболее революционным народом среди наций Российской империи были латыши. Именно этот народ дал наибольший процент революционеров к их собственной, в общем-то, небольшой численности. За ними следовали евреи, потом поляки. А вот украинцы и белорусы по степени революционности русским уступали[9 - Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. Т. 1. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 43.].

Национальный состав ссыльных революционеров 1907–1917 гг.

Анализ документов показал, что представление о Российской империи как о тюрьме народов тоже нуждается в значительной корректировке. Налоговая политика правительства была такой, что налогообложение жителей нерусских губерний было существенно ниже. Представление об этом может дать таблица (с. 23)[10 - Миронов Б. Н. Указ. соч. С. 33.].

Среднегодовые государственные доходы и расходы в 1892–1895 гг. и среднегодовые прямые налоги на душу населения в 1886–1895 гг. по группам губерний России без Финляндии и Средней Азии

Анализируя данные таблицы, Б. Н. Миронов пишет: «Как видно из данных табл. I.6, в 1886–1895 гг. преимущественно нерусское население 39 губерний платило в год 1,22 р. налогов, в то время как население 31 великорусской губернии – 1,91 р., или на 59 % больше. Исключений не было: во всех районах, заселенных преимущественно нерусским населением и подчиненных общероссийской налоговой системе, прямые налоги были меньше. В Финляндии и среднеазиатских автономиях существовали свои налоговые системы. То же следует сказать и о косвенных налогах. В результате общая сумма государственных доходов на душу населения в 31 великорусской губернии была на 39 % выше, чем в остальных 39 губерниях (10,92 р. против 7,88 р.). “Инородцы обложены гораздо ниже русских”, – верно констатировал известный финансист Н. П. Яснопольский, правда, не объясняя причину этого парадокса. Напротив, государственные расходы в 30 великорусских губерниях были меньше – 3,71 р. против 4,83 р. Это обеспечивало дополнительный финансовый поток (деньги предназначались на оплату услуг и закупки товаров местного производства для расположенной там армии) из центра в губернии, заселенные нерусским населением, и давало ему возможность воспользоваться этими средствами для удовлетворения своих потребностей»[11 - Там же. С. 34.].

История возникновения социологии

Социология сравнительно молодая наука. Ее «отцом» считается Огюст Конт (1798–1857), который родился на полтора тысячелетия позже «отца» истории, которым по традиции считается древнегреческий историк Геродот. По поводу «отцовства» Геродота можно спорить, а роль Конта в создании социологии определена вполне надежно.

Как ни странно, придумавший социологию человек, сам социологом изначально не только не был (что понятно, ведь социологии не существовало), но в конечном итоге социологом в настоящем смысле слова так и не стал. Огюст Конт был прежде всего философом. Изобретение социологии было частью его общеметодологической теории, направленной на утверждение новых научных принципов – позитивизма. Конт считал, что наука должна опираться на «твердо установленные факты». Этот принцип, несмотря на видимую фундаментальность, все-таки имеет уязвимые места, но об этом позже. Кроме прочего, по мнению Конта, должна была быть создана наука об обществе, которая опиралась бы не на интуитивный гуманитарный подход (как это было во времена Аристотеля или Вольтера), а на четкие измерения, строгие формулы, точно градуированные шкалы и пр. Таким образом, наука об обществе должна была пользоваться теми же «строгими» методами, что и науки естественного цикла. Поэтому и название ей было придумано сначала название «социальная физика», которое со временем было заменено более лаконичным «социология». В этом слове соединились два разноязычных слова: латинское societas – общество, и др. – греч. ????? – наука.

Но реализовывать эту идею сам Конт не стал. Он вступил на путь мистических исканий, который многие современники оценивали как сумасшествие. Причин помешательства было несколько: это и исключительно напряженная интеллектуальная работа, и бытовые неурядицы, и проблемы с женой, которую Конт в припадке бешенства чуть не утопил, и платонический роман с Клотильдой де Во, умершей через год после знакомства с Контом.

Свою философию Конт желал считать новой религией, а себя – первосвященником этой религии. Он писал письма римскому папе как равный равному. Это, конечно, в тот момент воспринималось как чистое безумие. Они не были ровней. Теперь, спустя полтора столетия, они по-прежнему не ровня, но роли поменялись: только специалисты знают имя римского папы, правившего католическим миром в тот момент. А имя Огюста Конта навечно вписано в историю науки как имя основателя социологии.

Реализовывать новую идею пришлось уже другим ученым.

Пожалуй, первым настоящим социологом можно назвать французского ученого Эмиля Дюркгейма. Его стараниями социология превратилась в самостоятельную дисциплину, он же стал первым профессором социологии в Сорбонне и мире в целом. Дюркгейму удалось блестяще продемонстрировать возможности теоретического подхода, задуманного Контом. Одной из первых крупных работ, ставшей образцовой монографией по социологии, была его монография «Суицид».

Во времена Дюркгейма самоубийства принято было рассматривать как результат помешательства. Нормальный человек со здоровой психикой старается избежать смерти, а того, кто ее ищет, считали сумасшедшим. Сторонников психопатологической теории самоубийства несколько смущало, что самоубийцы накануне рокового поступка далеко не всегда выглядят безумными. Имелись многочисленные свидетельства о том, что будущие самоубийцы рассуждали и вели себя как вполне разумные люди. Но и тут было придумано объяснение: самоубийц предложено было считать «частично» сумасшедшими. В психиатрической практике бывают случаи, когда человек, размышляющий вполне здраво, имеет некоторый «пункт», в котором и заключается его сумасшествие. Причем даже внутри своего сумасшествия больной может рассуждать вполне логично.

Интересная иллюстрирующая это пункт история, рассказанная автору этих строк профессором медицины N. В бытность этого вра ча-терапевта студентом он проходил практику в психиатрической больнице (психические больные, бывает, страдают и вполне обычными телесными недугами). Студенты-практиканты лечили «психов» и те прониклись к ним доверием. Однажды к ним обратился пациент с жалобами на то, что в его животе поселилась рыба и причиняет ему страдания: шевелится, кусает и пр. Пациент просил провести операцию и извлечь рыбу. Молодым медикам ситуация показалась забавной. Они предложили лечащим врачам сымитировать операцию, извлечь рыбу и, возможно, тем самым вылечить больного. Специалисты-«мозгоправы» объяснили юным коллегам, что дело это бесполезное. Но тем очень хотелось попробовать, и разрешение было получено. Они купили в магазине рыбу, устроили пациенту легкий эфирный наркоз, поцарапали скальпелем живот, смазали зеленкой и разбудили. Увидев «извлеченную» рыбу пациент был счастлив, долго благодарил студентов, сравнивал их со своими врачами (разумеется, не в пользу врачей, которые игнорировали его просьбы об операции). Прихватив рыбу, пациент удалился в палату и пребывал там в самом благодушном расположении несколько дней. Рыбу он держал при себе.

Через несколько дней рыба протухла – медперсоналу пришлось забрать ее у больного и выбросить. Пациент погрустнел, а через некоторое время снова обратился к молодым медикам. Он еще раз заверил их в своей глубочайшей благодарности. Еще раз поблагодарил их за изъятие ненавистной рыбы. Но при этом выразил опасение, что у изъятой рыбы в его животе остались детки. Таким образом, внутри своей бредовой идеи пациент был вполне логичен и последователен.

Дюркгейм показал, что статистика самоубийств никак не коррелирует со статистикой психических заболеваний. Например, пик психических заболеваний приходится на тридцатилетний возраст. Тогда как самоубийства чаще всего случаются в ранней юности и в пожилом возрасте. Сумасшедших существенно больше среди женщин, тогда как самоубийство чаще совершают мужчины. Причем среди мужчин им более всего подвержены весьма устойчивые к психологическим перегрузкам люди – офицеры.

Дюркгейм выделил виды самоубийств: эгоистическое, альтруистическое, аномическое и фаталистическое. Но самое интересное в его концепции – именно определение конечной причины самоубийств. По мнению Дюркгейма, главная причина самоубийства – социальная изолированность, одиночество. Причем, как известно, одиночество может постигнуть человека не только на необитаемом острове, но и в многолюдном мегаполисе. Одиночество среди людей – весьма распространенное явление и, как показала книга Дюркгейма, весьма опасное. Поэтому дети до пяти лет не совершают самоубийств – они еще неспособны ощущать социальную изоляцию.

Первым возрастом суицидального риска является пора ранней юности. В этом возрасте у человека начинают истончаться и рваться привычные социальные связи, которые «держат на плаву» маленьких детей – социальные связи с родителями. Причем это обоюдный процесс: у выросшего ребенка родители перестают пользоваться непререкаемым моральным авторитетом. Подросток стремится к самостоятельности и построению своего собственного мира. Родители, для которых ребенок прежде всего любимый и забавный малыш, тоже испытывают серьезный дискомфорт. Вместо милого, забавного, пахнущего молоком и детским шампунем малыша перед ними оказывается взрослый, резкий в силу происходящей гормональной перестройки, и порой неуправляемый человек. Взросление ребенка требует от родителей кардинальной перестройки поведенческих стереотипов – далеко не все родители оказываются к этому готовы.

В результате происходит взаимное отдаление. В общем-то, оно естественно. Вместо рвущихся старых связей необходимо установить новые. Юноши и девушки, вчерашние дети, начинают делать попытки найти пару, вступить в «отношения». Многим это удается. Но, увы, не всем. Известная аллегория: люди напоминают мерзнущих ежиков – от холода они жмутся друг к другу, но чем сильнее жмутся, тем сильнее друг друга ранят своими иголками. Если попытки «найти» девушку или парня заканчиваются неудачей, молодой человек может задуматься о собственных человеческих качествах и прийти к неутешительному выводу, что он, похоже, в силу тех или иных (иногда надуманных) обстоятельств никому не нужен: ни родителям, ни сверстникам. А раз так, то мысль о том, чтобы освободить мир от своего не нужного никому присутствия, выглядит вполне закономерной.

Другой не менее опасный возраст – старость. Происходит очередная перестройка системы социальных связей. Прекращается трудовая деятельность, человек выходит на пенсию, рвутся социальные связи на производстве. Еще вчера востребованный специалист оказывается в ситуации, когда от него на работе никому ничего не нужно. Не лучше обстоят дела в семье: дети выросли и не нуждаются в постоянной родительской опеке. В традиционном и раннеиндустриальном обществе старикам была уготована важная семейная функция – воспитание внуков. Но в современную эпоху жизненный уклад изменился таким образом, что поколение дедов оказалось исключено из процесса передачи социального опыта и присмотра за детьми. Причина первого явления кроется в нерелевантности жизненного опыта старшего поколения в быстро меняющемся мире. Второе во многом объясняется возросшей мобильностью населения, когда разные поколения оказываются разъединены не только временем, но и пространством: из малых городов молодые семьи переезжают в большие, и даже в границах мегаполисов молодые и родительские семьи оказываются разделены значительными расстояниями. К социальной изоляции в пожилом возрасте могут добавляться проблемы со здоровьем и прочие неприятности.

Таким образом, идея Дюркгейма, высказанная еще в конце позапрошлого века, оказывается актуальной и сегодня. Важное достоинство работы французского социолога в том, что его теория не просто констатирует реальность, но и дает возможность на нее влиять и бороться с опасными, чреватыми суицидом ситуациями.

Важнейший способ профилактики суицида – помощь людям, оказавшимся в ситуации социальной изоляции. Понятно, что именно изолированность сама по себе и является важнейшей преградой к оказанию помощи страдающему человеку. Но, как было сказано, одиночество человека часто протекает в многолюдном окружении. Заметить «утопающего» и подать ему руку помощи (иногда даже против его воли) – важнейший практический гуманистический “смысл социологического знания.

Типичная газетная заметка о самоубийстве двадцатилетнего жителя города Перми в 2018 г.:

«– Да, я замечал, что его поведение изменилось, но что дойдет до этого, я и подумать не мог, – рассказал 59.ru друг студента. – Он переживал из-за любви. В последнее время это стало даже походить на бред, я говорил ему: всё, нужно идти дальше, забудь, у тебя на носу диплом. Он соглашался со мной, говорил, что так и будет делать, но, похоже, в мыслях у него было совершенно другое.

По словам друга Гриши, поначалу его чувства не были безответны, но потом молодой человек стал очень сильно ревновать.

– Он придумывал себе много чего, и эта, знаете, бесконечная ревность, надоедает. Позавчера случайно встретил его, мне казалось, что он был в нормальном состоянии, и на мой вопрос о том, как он, отвечал, что всё хорошо. Еще общались по видеосвязи, никаких намеков не было. Очень тяжело это воспринимать, я до сих пор не могу поверить, – пояснил молодой человек.

По словам друга Гриши, раньше у юноши были суицидальные наклонности.