Пасынок. Повесть

МОСКВА НЕ ЗЛАТОГЛАВАЯ

Как и предсказал дядя Вова, свидетельство о заключении брака паре выдали в тот же день без всяких ожиданий. Сразу прописали мать и сына в квартире Владимира Ивановича. Определили в школу рядом с домом. Вот только с усыновлением замешкались. Не захотел сам Сережа, чтобы его папой стал чужой дядька. Пошел в школу под своей латышской фамилией.

– Пидерис, пидерис! – загоготали пацаны, когда учительница назвала фамилию Сергея во время переклички.

В Риге так называли нехороших мужчин, вечерами охотившихся на молодых парней и мальчишек на узких улочках Старого города. Для начала стерпел. На перемене внезапно втолкнули в туалет. Гнусный шкет с последнего стола, именуемого «камчаткой», мазнул немытой лапчонкой по лицу, подвыл:

– Эх, ты, пидерис!

Тут же больно приземлился на кафельный пол, получив апперкот в челюсть. Четверка других пацанов кинулась Сережу. Тот, встав спиной к стене, лихо отбивался кулаками. Выросший на хорошей пище, выше на голову московских сверстников, быстро наставил синяков «оппонентам», отбив всякую охоту драться.

– Ничего! С тобой старшеклассники разберутся! – пообещали они, утирая кровавые сопли.

Все-таки в одном месте достали, оставили синяк. Вечером его обнаружил дядя Вова. Расспросил, что, да как. Пообещал завтра сходить в школу вместе с Сергеем. Тот попробовал возразить, дескать, не по правилам это.

– А по правилам кучей на одного нападать? По правилам звать на расправу переростков? Запомни: с самого начала не напугаешь, долго потом хулиганье будет из тебя вить веревки!

Утром одетый в штатское майор явился на школьный двор. Он пришел отдельно от Сергея, не выпуская его из поля зрения. Мальчишку сразу же подхватили под руки двое переростков из старших классов, поволокли за школьное здание. Дядя Вова быстро шмыгнул за ними. Там восседал на пустом ящике парнище, давно исключенный из школы. Рядом почтительно стоял гнусный шкет, начавший заваруху.

– Вот, эта нахонь пришлая на меня – коренного москвича руку подняла.

– Ты, урод, знаешь: на кого кулак поднял? – спросил парнище. – Его братан срок в лагере за убийство мотает. Кстати, мой тоже. Вмажьте ему для прописки!

Вмазать не успели. Володя уложил обоих. Одного кулаком, другого – ногой. Шкета достал Сергей. Снова апперкот, вмазавший малолетнего хулигана в стену, затем серия ударов по корпусу, когда тот сползал по бетонным панелям. Парнище выхватил кастет. Майор крутанул его руку, так что хрустнули кости, обезоружил. Затем нанес пару незаметных для глаза ударов. Парнище захватал ртом воздух.

– Братан с зоны откинется, зарежет тебя – козлину!

– Ну а пока я с тобой – козлёнком разберусь, нанес еще пару чуть заметных ударов майор.

Парня вырвало, кровавая моча растеклась по дешевым джинсам.

– Узнаю, что ты снова болтаешься рядом со школой – сгною! – пообещал Владимир Иванович. – Пошли вон отсюда!

Он дал по пинку каждому из «великолепной четверки».

– Кто моего сына обидит – со мной будет иметь дело! – обернулся к мальчику. – Теперь Сергей понимаешь, что с твоей фамилией трудно даже в многонациональной Москве? Будем оформлять усыновление! А с родным батей, придет время, сам разберешься.

Так, Сергейс Петерис стал Сергеем Владимировичем Поздняковым.

Мама смоталась на пару недель в Ригу. Продала «дачу», картины, что не поворовали. Яхту реализовать не удалось, машину тоже. Они были записаны на отца, и их по решению суда конфисковали в пользу государства. Едва выписалась с прежнего места жительства, как в дом на Сарканас гвардес повалил народ. Смотреть освободившуюся жилплощадь. Оттого мебель, сделанную по заказу лучшими краснодеревщиками, телевизор последней модели, импортную бытовую технику, ковры пришлось «спустить» по дешевке. Зато по хорошей цене коллекционеры купили картины, оставшиеся в городской квартире. Выручка, частично, пошла на покупку зарубежных косметики, шампуней, инструмента. Кроме того, Юля договорилась с прежними поставщиками, что они будут по почте отправлять те же шампуни, макияж, духи. Вернувшись, предложила часть выручки Володе «на хозяйство».

– Что ты, Юля! – даже возмутился тот. – Я могу прокормить вас обоих! Положи эти деньги на сберегательный счет! Самой не надо – сын растет. Лет пятнадцать пройдет – надумает жениться. Тогда много чего потребуется. На свадьбу, на внуков… А время пролетит – оглянуться не успеешь.

Мать нашла работу быстро, в пяти минутах ходьбы от дома. Изумила всех своим мастерством. Сразу же образовалась постоянная клиентура. Да в таком количестве, что принимать ее пришлось исключительно по записи. Коллеги, освоившие максимум пару моделей причесок, дружно завидовали «латышке».

– И чего все прутся в Москву, будто здесь медом намазано?

– Была я в прошлом году по путевке в Риге – рай! Жратва отменная, чистота, культура. Шмотки в комиссионках обалдеть! Нет, всем столицу вынь-положь!

Такие разговоры приходилось слышать Юлии Борисовой, взявшей при разводе девичью фамилию. Директор парикмахерской вызвал к себе «новенькую».

– Звонили оттуда! – поднял он глаза к потолку. – Велели присмотреть за тобой. Так, что никаких политических анекдотов, никаких антисоветских разговоров, никакой критики партии и правительства! Стукачек и у нас хватает! Ну а за доброе отношение – половину зарплаты мне!

– В Латвии директора берут только четверть!

– Здесь – Москва! Другие доходы, другие цены, другой уровень жизни. Ладно, как говорят в Одессе: «Разойдемся красиво» – сорок процентов. Ты на чаевых в разы больше получаешь, а я в них ре лезу!

– Вот твари! – уже дома ругнулась мама. – Даже здесь достали! Куда смотрит наша доблестная милиция? Вовик, неужели нельзя найти управу на взяточников?

– Ну, посадим мы твоего директора. Новый сделает все, чтобы тебя, в лучшем случае выжить с работы. В худшем – посадить! И что самое страшное – всех взяточников и казнокрадов не пересажаешь. Придется платить!

Между тем, у Серёжи началось московское детство. Он оказался лучше других одноклассников. Понял, почему родители детей-латышей отдавали их не в школы, где преподавание велось на национальном языке, а в – «русскую». Там обучение было куда сильнее. Успевал он по всем предметам одинаково хорошо. Да и как не успевать, когда подготовку к урокам проверял папа Вова. А тот сам окончил школу с золотой медалью, потом престижный технический вуз с «красным дипломом», потом аспирантуру. На службу в милицию пришел уже кандидатом наук. Папа Вова не только проверял знания, очень толково объяснял, что было непонятно. Много делал, чтобы развить ребенка. Обязательная игра в шахматы, по воскресеньям посещение музеев и выставок, книги сверх школьной программы, принесенные из министерской библиотеки. Пацан уважал отчима – папу Вову, но помнил, что где-то за лесами и полями, за дальними далями есть другой папа: папа Юрис. Так, летел годом за годом, класс за классом.

Раз в месяц папа Вова ездил в служебные командировки. Ненадолго – дней на десять. Тогда мать все чаще поздно возвращалась, все чаще «под хмельком». Нередко ее привозили на машинах «Волга» чернявые, крючконосые, усатые мужики.

– Ну, что ты нашла в этих обезьянах? – спросил как-то подросший Сергей.

– Это – грузины. Богатые люди. Богатые и щедрые. Да и как мужчины Вове с Юрисом сто очков дадут. Однако тебе об этом пока знать рано!

Начальство простило Владимиру Ивановичу женитьбу на супруге «подрывного элемента», хотя и расставшейся с ним. Мало того, вскоре Поздняков-старший получил очередное звание – подполковника и повышение по службе. Теперь он стал заместителем начальника отдела.

Во втором браке мама Юля прожила положенные пять лет, чтобы он не был признан фиктивным. За ним последовал развод. «Бывшая» заявила Володе, что не будет делить жилплощадь, но Сергей должен остаться с отчимом. Собрала шубы, дубленки, прочее носильное, а главное – инструменты и косметику. Набралось несколько чемоданов. За ними приехал на «Волге» жгучий брюнет Гиви. С нескрываемым презрением глянул на Володю с пасынком. Сам тащить мамкино барахлишко не стал. Кликнул болтавшихся во дворе алкашей. Дал им «десятку», коей хватило на две бутылки водки, да еще осталось на закуску. Мать «чмокнула» Сережу в макушку и упорхнула к новой жизни.

– Папа, ты не выгонишь меня? – сдерживая слезы, уткнулся мальчишка в Володю.

– Что ты?! Ты мне – родной! Куда я без тебя денусь? – обнял его подполковник, проглотив комок в горле.

Конечно, Сережа грустил, тосковал по маме. А она изредка звонила, интересовалась, что да как, да не нашел ли «бывший» другую женщину? Еще реже встречалась, дарила какую-то ерунду. Жаловалась. То у Гиви оказалась семья в Грузии. Когда он купил кооперативную квартиру, явилась в полном составе. Разумеется, ни на новой жилплощади, ни в сердце некогда страстного и великодушного кавказца места для Юли не нашлось. Мать переехала к другому грузину – Гоги. Но и у того оказалась семья не то в Тбилиси, не то в Кутаиси. Словом, когда домочадцы надумали посетить главу семейства в Москве, он по-хамски выставил Борисову со съемной квартиры. Возник армянин Хачик. Его щедрости и походам по фешенебельным ресторанам быстро пришел конец. Хачик полез в мамины деньги, мотивируя тем, что его детям надо учиться в столице, а это требует огромных средств. Ушла от него сама. Не к кому-то, а к подчиненному Володи. Папа Вова был даже рад. Сделал на свадьбу хороший подарок, соответствующий его званию и положению в обществе. Даже хорошо принял на грудь в ресторане гостиницы МВД, где отмечалось торжество.

– Теперь у мамы есть достойный муж с хорошим окладом и своей квартирой. За нее можно быть спокойным, – объяснил он радость пасынку. – А у тебя выпускные экзамены «на носу». В какой вуз собираешься поступать?

– В тот, где ты учился…

– Похвально. Потянешь? Вуз – тяжелый. Масса народа уходит после первого – второго курса.

– Потяну. Ты меня готовишь куда больше, чем предусмотрено школьной программой.

Экзамены Сергей сдал блестяще: и выпускные в школе, и вступительные в институте. Конечно, пришлось себе во многом отказывать. Не читать интересные книги, не ходить в кино, забыть на время про театры с музеями. Посиделки со сверстниками в прокуренных подъездах, дешевое вино, хмельные, слюнявые поцелуи одноклассниц Поздняков-младший на дух не переносил. Пару раз поучаствовал и решил, что занимается пустой тратой времени. Едва поступил, как страна, долгие годы пребывавшая в кризисе, развалилась на части. Республика за республикой откалывались от некогда мощной державы, создавая свои национальные государства. Оттуда выживали русских и прочих «чужаков». Сережа временами вспоминал рижских друзей. Как там, у них? А как папа Юрис? Вернулся ли в родную Латвию? Пишет ли свои картины? Или может быть сгнил в мордовских лагерях?

Папа Юрис нашел сына, когда тот уже окончил институт, переименованный в университет, успел даже жениться и развестись, сделав ребенка, названного Сережей – в честь себя любимого. Учеба в высшей школе давалась легко. Правда, к концу обучения вместо стариков пришли новые, молодые преподы, говорившие:

– У нас даже Эйнштейн с Ломоносовым придут на экзамен без денег, выше «неуда» не получат. Ну а плохой студент всегда сможет стать хорошим солдатом.

Пришлось «проплачивать» сессии, зачеты, курсовики. Хотел наняться грузчиком на оптовую ярмарку, как сделали многие сокурсники, но папа Вова не дал. Сказал, дескать, зарабатывать надо головой, а не хребтом с руками. Подкидывал деньжат со своей уже полковничьей зарплаты. Однако одного из наиболее наглых и циничных «педагогов» все же посадил. В аудиторию, где сбилась вся группа, вдруг нагрянули полицейские в масках и бронежилетах, с автоматами. В этот момент молодой доцент пересчитывал деньги с конверта, поданного Сергеем. Он был столь жадным и подозрительным, что проверял «откаты», опасаясь обмана со стороны студентов.

– Мордой в пол! – уложили «ученого» на плохо вымытый линолеум. – Деньги в конвертах ваши?

– Нет, не мои!