Записки генерала Жихарева. Роман ужасов

Утром 27 февраля милиционеров выстроили во дворе управления. Перед строем прохаживался в каракулевой бекешке начальник Петроградской милиции Климентий Ефремович Ворошилов. Из подвала вывели босого, в нижнем белье Степку.

– Товарищи! – обратился к строю Ворошилов. – В наши ряды проник враг. По личиной советского милиционера Степан Бормотухин занимался бандитизмом, грабежами и мародерством, дискредитируя этим Советскую власть, подрывая к ней доверие трудящихся. Однако благодаря бдительности нашего товарища – Павла Жихарева – он обезврежен. Революционным трибуналом Степан Бормотухин уволен из органов милиции и приговорен к расстрелу. Милиционер Жихарев – пять— шагов вперед! Приведите приговор в исполнение!

Разуваев вытолкнул Пашку из строя. Взмахнул лайковой перчаткой Эткин, и заурчал мотор грузовика.

– Паша! Пашенька, не убивай! – упал на колени Степка.

Черные от непромытых глаз слезы текли по синему от ужаса лицу. По подсиненным подштанникам начало расплываться желтое пятно. Винтовка плясала в дрожавших пашкиных руках. Не гнувшимися пальцами он нажал курок. «Ой, б…! Больно!» – взвизгнул Степка, вскочив на ноги и держась за живот. Второй выстрел отбросил его к стенке. С хрипом сполз Степка по стене, оставляя на ней кровавый след.

– Добей в упор! В голову! – велел Разуваев.

Уперев трехлинейку в степкин лоб, Жихарев выстрелил. Оставшееся на лбу пороховое пятно немедленно размылось кровью, перемешанной с кусочками мозга. Пашку с непривычки вырвало. Когда он пришел в себя, милиционеры уже разошлись. Во дворе остались Ворошилов, Эткин и Разуваев.

– Что делать с тем, что этот гад наворовал? – спросил Ворошилова Эткин. – Может быть, вернуть?

– Как учит вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, революция в белых перчатках не делается. Все, что награбил Бормотухин, переходит в собственность государства и является достоянием народа. Так и объясните, если будут спрашивать. Как намерены использовать этого паренька, – кивнул Ворошилов в сторону Пашки.

– Заменит Разуваева, а Разуваев будет только на оперативной работе.

– Правильно! Завтра пусть и приступает! От патрулирования, арестов и обысков освободить! Паек увеличить! Завтра товарищ Разуваев покажет, как это делается, а дальше пусть занимается сам!

На следующую ночь повезли на расстрел двух налетчиков, спекулянта мукой и степкину мать. Утром Пашка договорился за каравай хлеба и шмат сала с теми же могильщиками, что хоронили его отца. В десять вечера он нанял ломового извозчика, пообещав ему хорошую плату. После этого приговоренных раздели до нижнего белья, связали и усадили на телегу.

– Что-то не по сезону седоки одеты, – хихикнул извозчик.

– А им одёжа больше не потребуется – на шлёпку везем, – пояснил Разуваев.

– Голубчики, братцы, православные! Может, кого-нибудь другого возьмете? – запричитал извозчик.

– Хватит канючить! Их на том свете заждались! – оборвал его Разуваев.

До кладбища ехали под тихий мат налетчиков, всхлипывания степкиной матери и поскуливание спекулянта.

– Побудь с ним! – указал на извозчика Разуваев конвоиру-милиционеру. – Как бы не сбежал от нас! Назад, эвон, сколько добираться!

Могильщики уже ждали в сторожке.

– Где же покойники? – удивились они.

– Вот покойники! – указал Разуваев на четверку приговоренных.

Когда подошли к могиле, Разуваев внезапно выхватил наган и выстрелил в затылок одному из налетчиков. С Изумлением обернулся другой, и пуля Разуваева угодила ему в сердце.

– А этих – ты! – кивнул Разуваев на спекулянта и степкину мать.

Ойкнув, спекулянт прыгнул в могилу, ничком упал на ее дно и, скуля, засучил ногами.

– Посвети, папаша! – приказал Пашка пожилому могильщику.

Он определил, что пуля попала в цель, потому что спекулянт вытянулся и затих.

– К яме! – скомандовал Жихарев степкиной матери.

Та, забормотав молитву, пошла к могиле, на краю которой ее уложила пашкина пуля.

– Бабу-то за что? – спросил могильщик помоложе.

– Много будешь знать – скоро состаришься. А состаришься – сам в яму ляжешь! – осклабился Разуваев. – И вообще теперь будете хоронить бесплатно! Это – ваша обязанность.

Мелко трясся извозчик, везя нас назад, в управление.

– Доехали! Зайди – за труды получишь! – указал на дверь Разуваев.

– Свят, свят, свят! – закрестился извозчик. – Отпустите Христа ради! Ничего мне не надо.

Развернув лошадей, он вылетел со двора.

Глава 3

Наступил апрель 1918 года. К этому времени Пашку перевели в ВЧК.

Вместе этим карательным органом он переехал в Москву. В соответствии с порядком, заведенным председателем ВЧК Дзержинским, приговор приводил в исполнение следователь, ведший дело. Когда же следователи были перегружены работой или кого-то не выдерживали нервы, подключался Жихарев. У него нервы были крепкими. К тому же, приговоренные вели себя достойно – в ногах не валялись, пощады не просили, не бросались на убийц с кулаками. В основном, либо выкрикивали политические лозунги, либо пели «Боже царя храни», либо читали молитвы. Мало кто доходил до устных оскорблений или физического противодействия. Трупы на захоронение увозили проштрафившиеся работники. Они же мыли пол в подвале после расстрелов. Словом, работа у Пашки была легкая, а сам он был сыт, обут и одет. Он успел стать сочувствующим большевикам, как тогда называли кандидатов в на прием партию. Старенькую винтовку он давно сменил на кольт и мечтал о маузере.

В середине апреля Жихарева вызвал заместитель председателя ВЧК – латыш Петерс.

– Дело есть для тебя, Жихарев, – сказал он. – Это – важнейшее партийное и государственное задание! Надо выехать в Пермь, а затем в Алапаевск. Это – на Урале. В настоящее время в Перми проживает великий князь Михаил Александрович Романов, а в Алапаевск сосланы родственники бывшего царя – двоюродные братья, дяди, племянники. С челядью – человек пятьдесят наберется. Принято решение всех их ликвидировать, поскольку они являются знаменем внешней и внутренней контрреволюции. Это дело поручено тебе. Ознакомься с мандатом на ликвидацию! Видишь, кто подписал? Скажу откровенно: поручение – сложное и опасное. В марте в Мурманске высадились англичане, в апреле во Владивостоке – японцы. Неспокойно и в чехословацком корпусе, а он растянулся от Волги до Иркутска. Неспокойно и в центре России. Путь тебе предстоит долгий и тяжелый. Можно голову потерять! Но если выполнишь задание – сразу будешь принят в партию. Ты знаешь, партий в стране сейчас много. В блоке с нами левые эсеры, меньшевики-интернационалисты, анархисты, трудовики. Но к осени мы всю эту мелкобуржуазную нечисть прижмем к ногтю. А пока надо выжечь всех монархистов, октябристов, кадетов и прочую сволочь. Выкорчевать их надо с корнем. А корни – Романовы: царская семья и великие князья. Обрубим корни – упадет дерево. Тогда пили и жги его, как хочешь! Так, большевистская партия станет единственной правящей партией. И тогда, Жихарев, любые высоты в государстве станут для тебя доступными. Вопросы есть?

– А кто будет выводить в расход самого Николая Романова?

– Туда уже выехали люди.

– Как же так? Как работать, вкалывать, шлепать всякую шушеру – так Паша Жихарев! А как царя в расход вывести, как прибыльное дело – так кого-то из своих латышей отправляете!

– Дурак! За проведенную операцию ты получишь все, что захочешь.

– А маузер?

– Любой, даже с брильянтами! Есть у нас на складе, в спецхране такая игрушка. Из коллекции великого князя Николая Николаевича. Распоряжусь, чтобы до твоего возвращения никуда не дели.

– А серебряные часы с боем «Павел Буре»?

– Хоть золотые!

– С цепочкой?

– Хоть с якорной цепью! Только в нашем деле выделяться не следует. Поэтому, когда поедешь, кожанку не бери! И сапоги хромовые поменяй на что-нибудь попроще! Кольт я у тебя видел… Сдай на склад! Взамен возьми наган или браунинг! Гимнастерку поменяй на пиджак, желательно, потертый. Туда, в полу зашьешь мандаты. Мандаты после ликвидации уничтожь! Пусть местные власти думают: как им Романовых списать. Деньги в царских рублях и керенках получишь в финансовой части, харчи на дорогу – хозяйственной, маршрут уточнишь в транспортном отделе. Еще вопросы есть?

– Никак нет!