Страна Аистов. Саги и Сказки Пруссии

Всем известно – Пруссия манит чужеземцев, как медовуха. Они приезжают, строят здесь свои дома, живут в них, и никому до этого нет дела. Пусть живут. Но когда один из них вознамерился построить на южной окраине Рагнита, непосредственно на пути следования духов дом, горожане ему корректно намекнули: мол, напрасно ты, братец, это затеял. Брось, хуже будет. Но, известно, люди, внезапно разбогатевшие, сами с усами. Упрямы и своенравны. Не бросил этот господин строительства. Уже стены вывел, как вдруг случилась ветреная ночь. К утру на месте постройки была только грустная куча кирпича. Интересно, что ограда, которая была всего в три локтя высотой, совсем не пострадала. Духи выше летают.

Ну и что бы вы думали, внял господин голосу разума? Ничуть! Он решил, что нужно строить стены толще. Так и сделал. Заставил каменщиков прибавить толщины на кирпич. Те прибавили. Поставили стены. Положили перекрытия. Начали сооружать крышу. А тут опять поднялся сильный ветер, и разнесли духи дом в груду мусора. Вот только тогда бедняга решил сдвинуть стройку так, чтобы не мешать им.

В том же районе один из местных жителей хотел поставить амбар. Будучи человеком рассудительным, он высчитал план амбара так, чтобы его не могли задеть, спешащие к своим приятелям, души умерших земляков. Но то ли расчеты были не совсем верны, то ли строители что-то напутали, короче говоря, духи снесли у амбара один угол. Тогда хозяин, недолго думая, приказал скосить этот угол так, чтобы духи могли двигаться беспрепятственно. Так и стоит в Рагните этот амбар и сейчас – со скошенным углом.

Конькобежец из Лабиау

Рассказывают, что каждую зиму, как только на Немане вставал крепкий лед, в одном из тильзитских трактиров, что был неподалеку от речного причала, появлялся молодой человек, которого все звали «Конькобежец из Лабиау». Никто не знал его настоящего имени. Знали только, что живет он в Лабиау, и страсть как любит кататься на конках. Утром выходил на лед залива, и мчался по речке Гильге до Немана, а по нему – к Тильзиту. В Тильзите заходил в трактир, и весь вечер отогревался горячим чаем, слушая неторопливые беседы постоянных посетителей. Потом, понюхав табачку, чихнув, он выпивал рюмку сливовой водки и шел спать, предупредив хозяина, чтобы тот разбудил его как можно раньше.

Утром конькобежец был уже на коньках и мчался к Лабиау. Так он ездил всю зиму, пока стоял лед, на протяжении многих лет.

Как-то в Пруссию пришла очень суровая зима. Та самая, в которую вымерзли шелковичные плантации в Кёнигсберге на острове Ломзе, и покрылось льдом Балтийское море. Рыбаки только что вычистили проруби на Немане для снабжения рыбы воздухом, и собирались уходить, как появился Конькобежец. Очевидцы потом рассказывали – он мчался так быстро, что никто ничего не понял. Тело Конькобежца вдруг исчезло в одной из лунок, в то время как голова скользила по поверхности льда до следующей проруби, где тело вновь вынырнуло на поверхность и, подхватив голову, побежало дальше, как ни в чем, ни бывало. Рыбаки, оцепенев, смотрели, как Конькобежец добежал до причала, снял коньки и пошел к трактиру. Тут им всем разом пришло на ум, что пора бы и самим чем-нибудь подкрепиться. Тогда, может, не будет всякая чепуха мерещиться. Они дружно отправились за Конькобежцем трактир, где и обнаружили его, как всегда, за обжигающим чаем.

Каждый греется, как может. Рыбаки опрокидывали по третьей рюмке, когда Конькобежец допил шестую чашку чая и вытащил табакерку. Понюхал, чихнул… Тут его голова и отвалилась.

Многие годы потом, как только лед покроет Неман, в Тильзите вспоминали Конькобежца из Лабиау и судачили: как же такое могло случиться? А дело-то простое. Он бежал так быстро, что, провалившись под лед, даже не заметил, как срезал им голову. А поскольку скорость у тела и у головы была одна, то, выскочив из следующей проруби, он как раз со своей головой и встретился. А морозом ее тут же к нему и прихватило. В трактире он отогрелся, да еще чаю горячего хватанул, так что шея и оттаяла.

С тех пор в Тильзите говорили, что чай пить – только голову губить. Да и табак нюхать перестали. Курить безопаснее.

Смотритель замка

На окраине Тильзита, чуть выше по течению Немана, есть холм, занимающий господствующее положение на местности. На холме этом в древности стоял огромный замок. Пруссы считали, что еще в доисторические времена его построили ульмиганы. На вершине холма, прямо в центре, еще и сейчас можно разглядеть углубление, бывшее когда-то бездонной дырой. Говорили, будто это вентиляционная шахта замковых подземелий. Но спуститься в нее и проверить, что же там на самом деле, никто не решался.

На замковой горе обычно пасли скот мальчишки-пастушата. Частенько они собирались в кружок у дыры и обсуждали версии ее происхождения, а заодно и количество сокровищ, упрятанных великанами в недра горы. Однажды они так разгорячились, что решили немедленно проверить, что у дыры на дне? Есть там сокровища, или все врут люди? Тут же нашлась веревка, длинная, как башня городской лютеранской кирхи. Привязали к ней самого маленького. Как мальчишка ни отбивался, как ни плакал, упрашивая не опускать в страшную яму, его все-таки засунули туда, и стали потихоньку разматывать веревку. Когда в руках оставался совсем уж небольшой ее конец, натяжение ослабло, а затем веревка и вовсе провисла. Пастушата поболтали ею в дыре, но снизу никто не ответил.

Так, затаив дыхание, они просидели у дыры до позднего вечера. Затем вытащили веревку и молча погнали скот по домам.

Утром им уже не хотелось идти на гору. Стоят и думают, куда бы податься на выпас, да что сказать родителям мальчика, которого они засунули в дыру замковой горы? И вдруг видят, идет он по улице счастливый и беззаботный, а его сумка, карманы и даже кепка в руках набиты золотыми монетами. Он рассказал, что, опустившись на дно колодца, сразу увидел освещенный коридор, в проеме которого стоял высокий старик с белыми волосами. Вида он был сурового, и мальчик сначала испугался, но старик сказал, что ему нечего бояться, отвязал от пояса веревку и, взяв за руку, повел по коридору. Там было много комнат – одна краше другой, богато убранные красивой резной мебелью и диковинными предметами, назначения которых мальчик не знал. Они долго ходили, и пастушок устал. Тогда старик уложил его на огромную кровать с пышными перинами и мальчик уснул. Утром старик накормил его невиданными фруктами с жареной дичью, набил сумку и карманы деньгами и подвел к широким воротам с калиткой, через которую и выпустил мальчика. Выйдя, тот обнаружил, что стоит у подножия замкового холма, на берегу реки. Он обернулся, но не увидел в склоне холма ничего похожего на ворота.

Пастушок пошел домой, а его приятели бросились на замковую гору. Там долго спорили – кому первым спускаться за деньгами? Решили бросить жребий. Счастливец с радостью обвязался веревкой и полез в дыру.

Не буду описывать трепет, с каким мальчики ждали утром своего товарища. Скажу только, что не дождались. Он не пришел ни на другое утро, ни на третье. Больше в ту дыру никто не лазил.

Но старика видели неоднократно. В Тильзите его называли «Замковый Смотритель». Имя это он получил задолго до описанного случая. Еще в те времена, когда на холме стоял замок, старик иногда появлялся, обходя его кругом и осматривая хозяйским взглядом. Ему же приписывают и избавление Тильзита от литовской колдуньи, которая почему-то воспылала лютой ненавистью к замку и его обитателям. Однажды она наколдовала пожар в замке и, когда люди бросились тушить его, ведьма превратила воду Немана в горючую жидкость. Из пожарных шлангов с ревом стали вырываться огненные струи. Зрелище было жутким. Замок сгорел дотла. И никто, даже Смотритель Замка, ничего не мог поделать. Говорят, он спасся в подземельях. Но, зато потом он изловил колдунью и посадил на раскаленные угли на дно Немана, в самом глубоком месте. Вода течет над колдуньей, а она сидит на негасимых углях до сих пор молит волны Немана о прощении и избавлении от мук.

Молочная ведьма

В былые времена в Тильзите долго помнили ведьму, которая держала в страхе весь город. Называли ее Молочной ведьмой. Жила она на окраине города, где многие держали скот, но коровы у нее не было. Незачем. Она и так всегда была с молоком.

День ее начинался с того, что ведьма брала всю имеющуюся посуду, складывала на тележку и начинала обходить дом за домом, взимая своеобразную молочную дань. Никто не смел ей отказать. Упаси Бог! Люди, завидев ее безобразную рожу, спешно собирали по дому все, что было самого вкусного из молочных продуктов и, с жалкой улыбкой вручали это ведьме. Если при этом ваша улыбка покажется ей недостаточно любезной, или она решит, что вы дали ей не все, что могли дать, она молча поворачивается и идет домой. И тогда ждите. К следующему утру ваше лицо будет в бородавках или на спине появится горб. И считайте, что еще легко отделались. А если вы живете в предместье и у вас есть корова или коза, можете попрощаться со скотиной. Дома у ведьмы к потолочной балке были прибиты два куска веревки. Через них она могла доить любую корову. Но, если колдунья была на кого-то зла, то его скотину она доила до тех пор, пока из веревок не потечет кровь.

Со временем старуха так обнаглела, что, встретив Смотрителя Замка потребовала свою долю молока и с него. Тот выслушал ведьму и вежливо предложил пройти в свой хлев, где она и осталась навсегда. Теперь ей молока достаточно. Замковый Смотритель превратил колдунью в корову, которая уже долгие годы бродит по подземельям с распухшим выменем, разыскивая кого-нибудь, кто бы мог ее подоить.

Еще и сейчас, если встать у замковой горы и прислушаться, то можно услышать из глубины подземелий жалобное мычание молочной ведьмы.

Наказание жены горшечника

В Тильзите жил когда-то очень хороший гончар. Изделия его были так искусны, что приезжали за ними даже из Кёнигсберга. Он был гордостью гончарного цеха Тильзита. Но вот беда – как это часто случается с хорошими людьми, попалась ему сварливейшая из жен. Ей всегда казалось, что покупатели только и думают, как обмануть ее при расчетах, муж старается утаить заработки, а слуги мечтают обокрасть. Целыми днями она занималась тем, что раскрывала козни окружающих. С каким же упоением она вцепилась однажды в волосы служанке, когда обнаружила пропажу баночки с синей краской! Бедняга осталась бы лысой, не подоспей вовремя хозяин. Вслед за этим разыгралась, увы! знакомая всем сцена: одна истерично обвиняет другую во всех грехах, а та слезно клянется, что никакой баночки отродясь не видывала. И – под конец – торжественное обещание хозяйки обличить и страшно покарать воровку.

Может быть, в другом доме на этом все бы и закончилось. Баночка краски не такая уж великая ценность, чтобы из-за нее призывать на голову ближнего все небесные кары. Но жене горшечника казалось, что этого так оставлять нельзя. Она решила что здесь тот самый случай, когда надо всем доказать свою правоту, и отправилась на поиски Смотрителя Замка. Все знали о его могуществе и справедливости и часто обращались за помощью и поддержкой.

В тот вечер она его не встретила. Но упрямая женщина пошла к замковой горе и в следующую ночь. И ей повезло. Разглядев в темноте высокую беловолосую фигуру Смотрителя, жена гончара бросилась ему в ноги, и стала молить о немедленном наказании воровки. Смотритель подумал, вглядываясь в посетительницу, и сказал:

– Я смогу исполнить твою просьбу, но потом никто не исправит то, что я сделаю.

– Ничего не надо исправлять! – причитала жена горшечника. – Пусть воровку, взявшую банку с краской, так скрутит, чтобы она потом всю жизнь вспоминала свой поступок.

– Быть, по-твоему, – сказал Замковый Смотритель и растворился в темноте.

Очень довольная жена горшечника, переступив порог своего дома, начала громко звать мужа и служанку. Она хотела, чтобы наказание прошло при свидетелях.

Так и случилось. Едва служанка и муж прибежали на крики, как что-то будто ударило женщину изнутри, и она вспомнила, что сама спрятала банку с краской на платяном шкафу. Но было поздно. Ее голова все ниже пригибалась и выворачивалась набок, ноги заплелись одна за другую, руки немыслимым образом завернулись за спину, и вся она стала похожа на сломанный штопор.

Неринга

Во времена, когда пруссы были свободны и счастливы в своем язычестве, на тонкой косе уходящей от Самбии на север, жило маленькое племя куров. С юга их защищали могучие самбы, а с других сторон окружала вода. Так что воевать им было не с кем. Обрабатывать землю они не умели. Это позже плуг разбудит пески и, дюны начнут пожирать мирные поселки, а тогда коса была зеленой и цветущей. Залив был полон рыбы, а леса – дичи, и непритязательные куры были бы счастливы. Если б не горькая участь их вождя Карвейта, прозванного «Великим» за высокий рост и силу. У него было все, что нужно для спокойной жизни – кроткие подданные, большой и крепкий замок, красивые жены. Вот только детей у Карвейта не было. Куда он только не ходил со своей печалью, к каким только богам не обращался, ничего не помогало.

Как-то на охоте Карвейт убил оленя. Он уже собирался разделывать тушу, как вдруг видит, под липой неподалеку стоит старик с длинными белыми волосами.

– Здравствуй, Великий Карвейт, вождь куров,– сказал старик.

– Здравствуй, – ответил Карвейт. – Кто ты, старик? Я не знаю тебя.

– Это ничего, – говорит старик. – Достаточно того, что я тебя знаю. Не дашь ли ты мне часть своего оленя, вождь? Я иду издалека, и уже много дней ничего, кроме лесных ягод, не ел. Силы мои на исходе, а путь предстоит длинный.

Вытащил Карвейт меч, разрубил оленя пополам и указал на заднюю, лучшую часть туши.

– Бери, старик. Я моложе, зубы мои покрепче, мне и жесткое мясо сгодится.

– Спасибо, Карвейт, – сказал старик. – Не нужно мне твоего мяса. Это я испытывал тебя. Теперь вижу – ты действительно добрый вождь. Я пришел помочь в твоем горе. Будет у тебя ребенок. Но для этого твое племя должно отказаться от приношений всем богам, каким вы сегодня молитесь, и три года, каждое новолуние приносить к этой липе по оленю. Здесь обитает прекрасная богиня Лайма. Ей будете отдавать жертвы. А теперь обернись, вождь. Видишь то место на берегу залива? Ровно через три года, день в день, ты придешь сюда на рассвете с любимой женой, и здесь вас будет ждать счастье. Ребенок ваш будет необычным, но ты достоин его, Карвейт.

Вождь хотел спросить у старика что-то, но, обернувшись к липе, не увидел его. Старик исчез.

Мечом Карвейт нарубил дров, сложил ритуальный костер и взгромоздил на него оленя.

Три года куры носили жертвы богине красоты и кротости Лайме. Впрочем, последние месяцы, с недоумением поглядывая на стройные талии всех трех жен Карвейта, они делали это менее охотно. Но Карвейт Великий считал себя человеком слова и решил до конца оставаться верным обещанию. По истечении срока, на рассвете, он явился с любимой женой к месту, указанному старцем. У самого берега волна покачивала плетеную корзину, в которой спал крепкий пухленький младенец.

Девочку назвали Неринга. В благодарность Лайме за чудесный подарок, куры, собравшись всем племенем, устроили под липой пышный пир, длившийся три дня и три ночи. Явилась даже старая колдунья-отшельница, жившая в черных песках на севере косы. Она подошла к колыбели, отогнула корявым пальцем покрывальце, долго вглядывалась в девочку и сказала:

– Еще ждут тебя, Карвейт, неприятности с этим ребенком, но у девочки великое будущее и славное имя ее останется в веках.

Как она сказала, так и случилось.

С первых же недель девочка стала вызывать тревогу родных и беспокойство всего племени.

Она требовала все больше и больше еды, молока шести кормилиц не хватало, чтобы ее насытить. Когда ребенку исполнился месяц, няня уже не могла поднять его. В полтора месяца девочка дотянулась до куска жареного мяса, схватила его и съела. С этого возраста ей стали давать пищу взрослых. К году она бегала с подростками по лесу и была ростом со своего отца. Вот тогда и явился к Карвейту вайделот.

– Три года, – сказал он, – Ты, Карвейт, заставлял племя молиться третьестепенной богине. На три года ты отлучил свой народ от верховных богов. И этот великий грех – на твоей совести. Если ты не хочешь накликать беду на всех куров, то должен немедленно умертвить это порождение злобного духа и отдать Нерингу в жертву Пиколу.