Психолог

И снова молчание.

– Я хотел умереть. Уйти из жизни. Я не хотел, чтобы мне мешали.

– Да, мертвецы у хаты подсказали мне эту мысль, – фраза должна была прозвучать иронично, но незнакомец высказал ее, как простой безжизненный факт.

– Я не хотел их смерти. Просто… я уже не хотел думать. В жизни… я слишком много обо всем думал.

– Это не такая уж и плохая черта, – заметил незнакомец.

– Но мне она мешала жить. Я бы хотел не размышлять, не разбивать каждый раз любое действие на тысячу теоретических вариантов, хотел… я сам не понимал, чего я хотел.

Нож умело скользил по мясу, все еще теплая кровь орошала темно-зеленую листву под ногами.

– Я просто хотел умереть, – измученно повторил Зигмунд.

– Я понял, – мужчина подбросил в костер несколько маленьких веточек.

– Если ты понимаешь, – с ноткой истерики в голосе произнес Зигмунд. – Если действительно понимаешь… то почему ты мне помешал? Зачем тебе это? Ради удовольствия?

– Я сказал, что понял твои намерения. Ты хотел умереть, я это видел своими глазами. Но я не говорил, что понимаю, что происходит у тебя в душе.

– Но зачем ты лезешь туда, где ни черта не понимаешь?! – вдруг прокричал Зигмунд.

Шелест лезвия вдруг прекратился, а незнакомец как будто начал ерзать на своем месте от неудобства. Зигмунд услышал еле уловимый вздох.

– Потому что я не такой, как ты. Я не умею рассуждать. Я просто… делаю. И мне это тоже мешает в жизни, но в какой-то момент я решил просто принять себя таким, какой я есть. Я не собираюсь извиняться перед тобой, это бесполезно.

– Бесполезно для кого? – недовольно спросил Зигмунд.

– Для всех. Для меня в первую очередь. Я сделал то, о чем меня просили. Я вернул долг. И я не знаю, что тебе еще сказать.

– Как у тебя все просто, – пробурчал Зигмунд. – Вот бы я так же умел отключать голову хотя бы на мгновение и резко переходить к делу, не задумываясь о грядущих последствиях.

– И зачем тебе это? – в голосе незнакомца неожиданно почувствовалось веселье. – Ведь ты меня сейчас обвиняешь в том, что я сделал, не думая об этих самых последствиях.

Зигмунд измученно закрыл глаза.

– Именно поэтому я и хотел умереть. В этом мире ни на что нет однозначного ответа.

– А он должен быть?

Мясо уже, видимо, водрузили над костром. По крайней мере, Зигмунд учуял его запах, а рот начал постепенно заполняться слюной.

– Что? Что должно быть? – тихо переспросил Зигмунд.

– Ответ.

– Знаешь, иногда его остро не хватает. Особенно когда надоедает болтаться между многочисленными жизненными выборами.

– Понятно, – примирительно сказал незнакомец.

– И что тебе понятно?

– На самом деле ничего.

Зигмунд застонал.

XXII

– Ваше величество, – начал Малькольм, низко поклонившись государю. – Мы нижайше просим вас о всевозможном содействии. Не откажите нам в беде, молим вас, ибо только на вас теперь уповаем, потеряв остальную надежду.

– Ишь заливает, – одобрительно хмыкнула Фрея.

Малькольм галантно ткнул ее в бок.

– И я вижу, о мой дорогой государь, что удача сегодня благоволит мне, ибо не вы один соблаговолили выслушать мой печальный рассказ, но и ваш сын, ваша родная кровь также присутствует здесь, в этом действительно великом месте!

Король Виллем не смог сдержать улыбки на своем немоложавом лице.

– А вы, уважаемый, простите за нескромность, явно не из наших краев?

– О, как проницателен ваш взор, ваше высокоблагородие! И как должен быть остер и велик ваш ум, ваша мудрость, о которых в народе говорят столь многое и только хорошее! Действительно, я, как и моя смиренная семья, – волшебник небрежно взмахнул рукой в сторону Фреи и Келена, – родом из далекой Нафалии, из королевства, что скрыто песками и туманами. Но осмелюсь уточнить, мой король, что мое иностранное происхождение не должно вводить вас в заблуждение, ибо давным-давно сия благородная земля приютила моего покойного (светлая ему память, ваше величество, светлая память!) отца, который нашел здесь сначала убежище от постоянных войн и распрей, которые до сих пор раздирают мою несчастную родину, а затем он обрел здесь Любовь, сила которой поистине не ведала границ, а итогом сего прекрасного союза стал я, который и по сей день чтит и уважает не только славные традиции моего народа, в которых воспитал меня мой любимый отец, но также любит до глубины души эту землю, это королевство, народ, который в ней проживает и трудится. Воистину, не найдете вы во всем королевстве человека, который был более предан и верен идеалам этой страны, чем я, ваше величество. Я ваш самый покорный слуга и ваш самый ярый поклонник!

Все это было сказано быстро, на одном дыхании и сопровождалось горячими жестами и цветистой артикуляцией. Келен несомненно бы похлопал столь пламенной речи, если бы не был занят тщательным осмотром помещения, а также находящихся в нем людей. Он старался вобрать в себя мельчайшие детали, которые могли им пригодиться – в первую очередь, конечно, степень вооруженности стражников, а также приблизительное расстояние до ближайших естественных укрытий.

Фрея же скучающим взором смотрела на аудитора, которая во время речи Малькольма не шевельнула и мускулом. Интересно, ей тоже скучно, спрашивала она себя. Стали бы они хорошими подругами? Какова она в постели? Может ли она любить? Если ей нежно подуть в ушко и напоить хорошим вином, то будет ли она пребывать в блаженном состоянии?

Нет, Фрея ни в коем случае не была лесбиянкой, но ее всегда интересовало – где кончается та черта профессионального у аудиторов и начинается человеческая слабость.

И оставались ли аудиторы по-прежнему людьми? Или вся их жизнь посвящена Долгу и работе на своего хозяина?

Король заметно оживился после слов Малькольма. Его лицо раскраснелось, а тело подалось вперед, как будто пытаясь вобрать в себя побольше лести, источаемой этим прекрасным господином.

– Замечательно! Это действительно заслуживает уважения, – радостно и громко сказал король. – Но вы так и не представились, мой дорогой.

Малькольм чуть не поморщился от подобной фамильярности по отношению к нему, но успел наступить своей гордости на горло. Теперь у него было на одну причину больше прикончить этого сукина сына. Никто не смеет обращаться к великому волшебнику “мой дорогой”.

– Я и не смел, ваше высокоблагородие, ведь мое имя столь ничтожно и абсолютно неважно! Но если вы спрашиваете, то я с удовольствием представлюсь – меня зовут Фазир, а это моя жена Матильда и мой сын Пепен. Обычаи моего народа требуют присутствия моих близких соплеменников во время обсуждения необычайно важных дел, но если вы прикажете, то я мигом отошлю их прочь, чтобы не повергать вас в ненужное смущение!

«Матильда» с нескрываемым гневом посмотрела на Малькольма-Фазира. Даже Келен на мгновение отвлекся от своего наблюдательного процесса, сконфуженно усмехнувшись. Пепен. Хуже имени явно не придумаешь.

Он мягко прикоснулся к руке своей девушки, которая явно готова была разорвать волшебника на части здесь и сейчас.

Волшебник явно мало чего боялся, вынужден был признать мальчик. Именем Матильда обычно могли называть только собак. Малькольм довольно быстро подобрался к истине во время своих врачебных исследований. И действительно, Фрея умела превращаться в могучую волчицу, и теоретически ничего не защищало волшебника от простого непреложного факта, что эта самая волчица могла в любой момент перегрызть ему глотку. Видимо, Малькольму было в какой-то степени все равно. И это вызывало определенное уважение.

– Пусть присутствуют! – благородно разрешил король Виллем. – Но чем вы занимаетесь, Фазир?

– О, я обычный мелкий предприниматель, – слегка причмокивая, ответил Малькольм. – Пара торговых лавок в городе, постепенно открываемся в деревнях, расширяемся… стараемся честно и благородно вести свой семейный бизнес, ваше величество, и от налогов никогда не уклонялись, даже не думали об этом!