– Четыре дня назад привезли крупную партию раненых. Уже под вечер, а у нас морфий почти кончился, вот меня Вирхов и отправил на склад. Так что если я опять заявлюсь ночью, то охранник не удивится.
– Охранник один?
– Да.
– А сколько у тебя сопровождающих было?
– Два санитара.
– А они сами не могли получить?
– Могли, наверно, но Рудольф послал меня.
– Кто этот Рудольф?
– Наш начальник госпиталя. Полный тёзка и потомок знаменитого Рудольфа Вирхова.
– Не знаю такого.
– Очень известный врач и учёный девятнадцатого века. Вроде даже политик.
– Ладно, это не так и важно. Расскажи, как было дело.
– Ну, Рудольф, после очередной операции, приказал мне переодеться, дал двух санитаров в помощь и отправил на склад. Пешком.
– Сколько было времени?
– Около полуночи.
– Так, дальше.
– Пришли, тут ходу минут десять всего, санитар постучал, переговорил с охранником, тот открыл дверь, а я подала ему записку. Он прочитал, впустил нас, мы взяли морфий и принесли в госпиталь. Всё.
– Патруль по дороге попадался?
– Да, когда шли туда.
– Что-то спрашивали, проверяли документы?
– Нет. Я же говорю, они меня знают. Старший посветил на нас фонарём, козырнул, и они пошли дальше.
– Сколько их было?
– Двое.
Утро напрягло тем, что ничего не происходило. Немцы не собирались спешно в поход, не было никакой суеты, в комендатуре царила спокойная деловая обстановка. Это что ж, зря народ изображал кипучую деятельность, таскал самогонку, обстреливал проходящие машины, зря Кондратьев целых три раза выходил на связь из одной точки? Ничего не понимаю.
– Чего делать будем, Костя? – Говоров сидел на телеге, вопросительно глядя на меня. – Не купились, похоже, курвы.
– А у нас есть варианты? Домой поедем?
– Не, домой нельзя. Надо рисковать.
– Вроде и риска особого нет, – Фефер обкусил размочаленную в зубах соломинку. – Судя по тому, что Аня рассказала, да и твой человек, возможность есть.
Ольгу я пока не раскрывал, хотя понимал что это и глупо, тем более, что, наверное, все и так догадывались, кто мой человек.
– Да, шансы вроде неплохие и в таком раскладе, хотя я рассчитывал на лучшие.
– Человек предполагает, Костя, а бог, он располагает.
– Угу, где-то слышал, что лучший способ рассмешить бога, это рассказать ему о своих планах.
– Это точно, – хохотнул Кузьма. – Умный человек сказал или ему передали.
* * *
Форма здорово попахивала капустным рассолом, что неудивительно, если вспомнить, что везли её в бочке с той самой квашеной капустой, да и не очень подходила к новому сценарию. Ну, не думал я, что буду представлять из себя санитара. И Герман не думал. Боюсь, для санитаров мы слишком молоды. Как солдаты комендантской роты и могли бы сойти, но остальные мужики ещё меньше подходят, да и форму мы на себя подбирали. Ладно, бог не выдаст – свинья не съест. Что-то тема бога стала часто подниматься. Похоже, подсознание шалит, напоминает, что здорово мы заигрались. И помощи нам остаётся ждать только от сверхъестественных сил.
Шалишь – мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Стоп. Стоим в переулке, ждём ещё две минуты. По ним, и правда, можно часы сверять. Патруль протопал мимо, естественно, ничего не заметив. Ещё минута, и нам двигаться можно. Теперь у нас есть два часа. А вот и палисадничек, а за ним заветная дверка. А за дверкой сидит тот самый караульный, которого Оля прошлый раз и навещала.
Стук в дверь – не тихий, но и не громкий, ровно такой, чтобы показать, что пришли свои.
– Кто?
– Санитароберсолдат Геншов, санитарсолдат Кёльпин и фрау Ольга с письмом от обер-арцта Вирхова.
– Опять у вас кончился морфий? Ведь прошлый раз много взяли.
– Раненых тоже много, иваны по своей глупости не хотят сдаваться, а дырявят наших парней.
Караульный, заглянув в глазок и увидев Олю, отворил дверь. Я шагнул в слабо освещённую прихожую или сени, сразу не понять, и прежде чем немец успел рассмотреть меня как следует, ударил его эсэсовским кинжалом в горло. Неудачно. Крикнуть часовой не успел, но рука дрогнула, и разрез получился слишком широким. Из рассечённой шейной артерии мне в лицо ударила струя теплой крови. Вероятно, немец страдал гипертонией, почему-то пришло в голову. Ничего – считай, прошло.
Труп быстро откантовал в сторону. Ольга склонилась над ним, ничуть не смущаясь от вида залитых кровью шеи и груди, и достала из кармана целую связку ключей. Ну да, она этой крови каждый день вёдра видит, да и льёт, наверно, немало. Мне бы такую устойчивость. Мутит-то как! Сорвал с крючка рядом с дверью какую-то тряпку и быстро вытер лицо. Фефер уже входил в дверь.
– Идут. Сейчас будут.
Мужики скорым шагом, заранее предупредил не бегать и не суетиться, подошли и заняли позиции. Из оружия были только пистолеты. Свой «браунинг» отдал Кузьме, сам и «вальтером», если что, обойдусь. Вообще-то любой лишний контакт, не говоря уж об огневом, в наших условиях напрямую ведёт к провалу операции. Так что оружие это так – отбиться и убежать.
Ольга копалась в ящиках, плотно составленных в трёх больших комнатах. Похоже, она не настолько хорошо знала расположение склада, как пыталась меня уверить. И хотя это повод для выговора, но не сейчас же его устраивать – на самом деле без неё мы здесь закопались бы, а при наших возможностях отсюда не утащить и пары процентов. Конечно, Герман предлагал телегу подогнать, но так, чисто ради безумной идеи, в которую и сам не верил.
– Здесь пока морфий и кровоостанавливающие. Как раз одному впору унести.
Это правильно – до дома Ани, где и устроим временный тайник, тут рукой подать, мужики и в темноте не заблудятся.
– Герман, передавай первую партию, пусть начинают носить.
Начали, мужики опять напомнили мне трудолюбивых муравьёв, таскающих в свой муравейник огромные богатства в виде рассыпанного Аннушкой, в этот раз вместо разлитого масла, кулька с сахарным песком. Сколько, оказывается, нужно людям, находящимся в отрыве не только от больницы, но даже от обычного аптечного ларька. Тут были и противовоспалительные, и жаропонижающие, и обезболивающие, даже витамины были. А ещё бинты, жгуты, хирургический инструмент… Вообще-то я с трудом представлял, как мы всё это будем вывозить.