Творчество и магия – вместе навек!

Вину он чувствует и знает,

Что сам себя он осуждает!

Понравилось. Это было весьма приятно: рифмовать стало легче, рифмовать стало веселее! Но и чувство вины тоже усилилось. Тогда Вадюсик поменял стих так:

Стащил бутылку из магаза,

Вот ведь Вадюсик наш зараза!

Вину он чувствует не хочет,

Пускай другие там бормочут!

Вроде чувство вины пошло на убыль. Но это не точно. Прибора то для измерения чувств у Вадюсика не было.

Опять же непонятно было, почему не все стихотворные строчки воплощались в жизнь. После строчки: пускай другие там бормочут, никаких других не появилось.

С другой стороны, после такого мощного стихосложения, Вадюсик осознал, что он почти в раю: есть и пить можно сколько угодно, спать есть где(дома), никто ругать не будет и любимого чтения навалом: в школе хорошая библиотека.

Читай и ешь ты сколько влезет,

Пускай одежда вся облезет,

Возьмём другую в магазине,

Там всё бесплатно на витрине!

Конечно, поговорить не с кем, но Вадюсик был единственный ребенок в семье, всегда любил одиночество и не переживал по этому поводу!

О, одиночество, ты моя радость,

Любить тебя – есть просто сладость.

Немножечко жаль, что мамулечки нет,

Но ведь никто и не ругаЕт!

В последней строчке было неправильное ударение, но Вадюсик еще плохо умел подбирать синонимы. Словарный запас школьника тринадцати лет середины 70-х годов 20-го века оставлял желать лучшего.

Ритм стиха тоже ломался, но не будем к начинающему поэту предъявлять слишком высокие требования.

Весенний день слегка прохладен,

Но сыт, доволен и опрятен.

Вадюсик сбился на двустишия, но больше ничего не придумывалось.

Надо было прогуляться и набраться впечатлений для новых стихов.

Медленно идя по улице, он заметил некоторые несоответствия с его родным городом. Например, на улице было намного чище: ни окурков, ни бумажек, фантиков и прочего мусора. Наоборот, улица поражала свой стерильностью.

Далее, никаких следов от какающих птичек. Не то, чтобы Вадюсик отличался наблюдательностью, но сейчас его чувства обострились, и он замечал то, мимо чего прошёл бы раньше, не заметив.

Стерильна улица родная,

Нет мусора, помета птиц.

И где же мамочка родная,

Омлет из четырёх яиц?

На глаза навернулись слёзы и Вадюсик постарался творчеством излечить горе.

Зато так тихо и спокойно,

Никто не гадит и не пьет.

Я постараюсь быть довольным,

Пусть даже скверен анекдот!

И действительно, на душе стало спокойнее. Вадюсик присел на лавочку у фонтана. Фонтан работал. Поглядев пять минут на струи падающей воды, Вадюсик успокоился совсем.

Фонтан хорош для размышлений,

Воды прекрасна полоса.

Покоя нынче удостоен,

Не рву на лбу я волоса.

В третьей строчке не было рифмы, волосы скорее на голове, чем на лбу, и Вадюсик постарался отредактировать собственный опус.

Фонтан хорош для размышлений,

Ушёл с зимою весь мороз.

Покоя нынче удостоен,

Не рву на голове волос.

В третьей строке рифма так и не появилась, но хотя бы смысла стало больше. Вадюсик встал с лавочки и побрел дальше по улице.

Иду, бреду без всякой цели,

Исчезли бег и суета,

Какой срок жизни мне отмерен,