Маска Гермеса

– Он готов дать некие показания, если ему гарантируют свободу, – ответил равнодушно Визант.

Сыщики даже не переглянулись, их угловатых схожих лиц едва ли коснулась и тень удивления.

– Мы сомневаемся, что его сведения стоят того, – пробормотал главный из них, старше и по возрасту. – Но вы говорили с ним около полу часа. На что был потрачен остаток времени, кроме того, что вы сейчас передали?

– Он бросил мне затравку.

После сосредоточенной паузы, Александр обрисовал их разговор, не упомянув о «писаре» и Рите Вагнер.

– И он не дал вам ключи к своему компромату?

– Нет, не дал. Он надеется на ваше содействие. Я только могу передать его предложение?

Теперь они уставили на него свои пронзительные взгляды, из которых исчезло всякое расположение. Препирательство стоило ему таким ужесточением допроса, когда бы он вошёл в транс непонимания того, что с ним происходит. Подобное он уже испытывал в своё время. Из него будто вынимали душу, подвергали её некому магнетизму и возвращали уже другую, в ней он чувствовал свою вину и желание раскаяния в том, чего не совершал. Правда, остаток воли срабатывал таким же мистическим образом, и он не признавал вину. Почему же теперь ломаться?

– Он вам назвал кличку «писарь», зэка, к которому вы должны были обратиться, чтобы получить нить к его сведениям. Вы не хотите с нами сотрудничать? – ядовито добавил следователь.

– Я получил свои пять лет, – отрезал Визант.

– Вас могут помиловать, или даровать условно досрочное освобождение. Но могут и увеличить срок, если мы докажем, что вы были в сговоре с Сотником. А мы докажем, если захотим. Мы сейчас прервёмся, сделаем хронометр ваших ответов, если выясним, что разговор с Сотником был длиннее нашего с вами, мы начнём допрос заново. И так будем продолжать, пока вы не вспомните слово в слово обе встречи с Сотником. А ещё подвергнем вас экзаменовке на полиграфе. Вы знаете как это неприятно.

– Мы с ним выясняли отношения, – с горячность высказался Визант.

– Какие?

– У меня есть подозрения, что я нахожусь здесь из-за его предательства. Его агент, чьими данным я пользовался при операции, или был двойным агентом, или террористы знали, что он работает на нас, но использовали его, инсценируя ложную подготовку к теракту. В результате, я попал в ловушку, и даже двойную. Погибли люди из моей команды, и ещё десятки невинных граждан, – с сожалением признавался Александр, но устало, повторяя это уже не раз и не желая выглядеть принуждённо раскаявшимся. – Когда бандиты вычисляют нашего агента, они его убивают. Получается, они задолго до операции знали, что он работает на нас, и дезинформировали нас с его помощью.

– И что же объяснил Сотник? – главный и его помощник заинтересовались кратким рассказом, что снова вернуло их расположение.

– Он перевёл стрелки на Юдина, замминистра МВД, и Спирина, руководителя УФСБ по Москве и области.

– Мы отлично знаем, кто эти люди, – отрезал федеральный следователь, будто не желал произнесения вслух названных лиц.

Но поразило Александра прежде всего то, что упоминание высоких чиновников не произвело на них впечатления. Или присущее хладнокровие осталось при них, или слухи о грязных делах не были для них внове, а вероятнее всего, они не придавали таким показаниям значения, уверенные, что персоны в таком ранге не подвластны правосудию.

Громкими фамилиями Визант прикрывал имя Риты Вагнер, имея на это личные причины. Если бы даже Рита сыграла свою роковую роль в его судьбе, Александр и не подумал бы подставлять её под удар фемиды или каких то её тайных врагов. Он предпочёл бы, и надеялся, рано или поздно, заглянуть в её глаза и самому всё выяснить.

– Мы намерены провести очную ставку с Сотником, – заключил главный из них, к удивлению Александра, ожидавшего более длительного и подробного допроса.

Хотя всё ещё только начиналось, и возможно его будут истязать допросами, пока не поймут, что вымучили из него все нужные показания. Сейчас он не мог разобрать, стараются ли эти службисты провести беспристрастное расследование, или как это чаще бывает, отрабатывают какой то заказ начальства. Да и не мешало бы в первую очередь знать какого именно начальства. Не отводилась ли ему очередная роль разменной пешки?

Неволя безапелляционно приучает человека к состоянию животного, и лучше не будоражить себя надеждой на свободу, это расхолаживает волю к первобытному выживанию. После первого допроса он не помышлял об освобождении, его мечтания ограничивались привычным душным бараком, трёхразовым питанием и жёстко отрегулированным существованием.

***

Заключение в городской кутузке продлилось уже два дня, без единого вызова на допрос. На третий день его перевели в одиночную камеру. Неужели решили смягчить содержание, для сговорчивости, меняя кнут на пряник? Или неожиданно испугались за его жизнь, цена которой вдруг поднялась по каким то причинам? Впрочем, Визант сомневался, что чьи-либо показания всерьёз повлияют на ход возобновлённого расследования. Уж слишком сильна круговая порука среди высших чинов, чтобы пешки вроде него или Сотника, могли прорваться в дамки с каким бы то ни было компроматом.

На пятый день подтвердились самые нелепые и навязчивые опасения. Допрос вёл один следователь, тот который меньше чином.

– Сотник мёртв, – сообщил он, не отрывая взгляда от заключённого.

Повисла восклицательная пауза.

– Как это случилось? – тихо спросил Визант.

То, что и ожидалось, произошло, но уж слишком быстро.

– На лесоповале. Накрыло сосной, – неприязненно отвечал федеральный сыщик.

– На моей памяти в этом лагере не было ни одного убийства. Вы верите в несчастный случай?

– Конечно, не верим. Мой коллега остался там на расследовании.

– Когда это произошло?

– На следующий день, когда вас сюда привезли, – следователь перешёл на благожелательный тон, открыл даже бутылку воды, которую принёс с собой, и налил в оба пластмассовых стакана.

Из-за поражения спесь быстро сходила с него, теперь они нуждались в нём ещё и как в помощнике.

– Вы не предупреждали администрацию, чтобы его держали изолировано, – вкрадчиво атаковал Визант.

– Мы высказали такое пожелание. Но просьба – не приказ. Нужно было просто вывезти его из лагеря, вместе с вами, – спокойно объяснял следователь. – Начальник заверил, что на лесоповале не более опасно, чем в других местах.

Офицер ФСБ ждал замечаний от собеседника.

– Странно, что Сотника не убрали раньше, если уж он опасный свидетель. Не верили, что будут пересматривать дело? А когда это случилось, не рискнули отдать его в ваши руки, – рассудив как бы про себя, Визант прервался, а затем снова спросил: – Подробности какие известны?

– Чтобы их узнать, нужны свидетели. А зэки как воды в рот набрали. Ничего не видели, ничего не знают. Сексоты могли бы прояснить картину, но показаний не дадут, если начальство велит. Тут мы бессильны. Есть одна пока зацепка – если это убийство, то здесь, в относительно спокойной зоне, его могли купить за хорошие деньги. Платить ведь надо не только убийце, но и тюремщикам. Получается, что заказчик, не из бедных.

Следователь, какое то время сосредоточенно смотрел перед собой, затем его лицо стало начальственным, вспомнил, что перед ним подследственный, а не коллега.

– Теперь вы понимаете, как нас интересует выход на досье Сотника?

– Вы же сами знаете, как он советовал мне «писаря».

– И этот источник пуст.

– Что, «писаря» тоже убрали? – воскликнул Александр, предчувствуя жесткий тон и пренебрежение к себе и потому желавший ухватить достоинство авансом.

– Нет. Но может именно поэтому ничего не скажет. Ему отсиживаться не так долго осталось. К слову, его то и могут обвинить в непредумышленном убийстве.

– Даже так. Кондово сработано, хотя и надёжно, – насмешливо произнёс Визант. – Не сама же сосна свалилась на Сотника?

– В звене работало несколько человек. Сотник оказался в зоне падающего ствола. Там был и «писарь». Сам Сотник неопытный, как направить падающий ствол – не знал. Нарушение техники безопасности. Скончался сразу, от сломленного позвоночника. Такова будет официальная версия. Хотя это уже не имеет значения.

Следователь оторвался от спинки стула, облокотился на стол и вперился взглядом перед собой.

– Этот «писарь» может дать ключ нашим недругам, а те подчистят концы, – продолжил он сухим тоном. – Наверняка «писарь» боится их больше, чем нас. Сотник же с самого начала опасался покушения, с его стороны вполне разумно было бы подстраховаться, то есть доверить нить к своему компромату ещё кому-то. А именно – вам. Вы не всё нам раскрыли, только непонятно – почему, – он поднял свой колючий взгляд на Византа.