Адам, Последний человек

– А-а-а-а, – Забодалов хотел что-то сказать, но замолк, его нижняя губа задрожала, а глаза наполнились слезами. – Я что, умер? – серьезным тоном спросил он.

– Не-е-е-ет, гораздо хуже. Дело в том, что ты являешься первым человеком, сотворенным по образу и подобию, и у тебя есть особая миссия, которую ты пытаешься осуществить вот уже как много тысяч лет. Но об этом позже. А пока для ясности я тебе помогу разобраться в «Ху из Ху». Вот это – Гаврила, правая рука, так сказать, но, чтобы не заморачивать тебя тонкостями всей этой иерархии, можно использовать привычные тебе должности, – и очкарик посмотрел на директора. Тот в ответ вышел из состояния памятника и глубоко кивнул головой.

– Ну, а вы сами кем будете? – спросил Забодалов очкарика.

– А я, родной, твой ангел-хранитель, – и очкарик гордо скрестил на груди руки.

– О-о-о… – восторженно пропел Адам. – А как вас зовут?

– Ангелу-хранителю имя не положено… – начал было очкарик, но его перебил Архангельский:

– На самом деле у нас есть такая традиция – вы сами можете дать ему имя.

Адам восторженно посмотрел на своего новоявленного ангела и робко предложил:

– Вы знаете, когда я впервые увидел вас в трамвае, я про себя назвал вас телескопом, извините пожалуйста, но, наверно, это слишком длинно, так, может быть просто Скопом?

Очкарик возмущенно вдохнул, чтобы выразить свое негодование, но директор быстро махнул рукой и пропел:

– Да будет так.

Выдох новоявленного Скопа, недовольного своим новым именем, получился еще более возмущенным, чем вдох, но было понятно, что после директорского «дабудеттака» вопрос обжалованию не подлежит.

Архангельский перестал крутить цепочку с ключами и жестом предложил Забодалову сесть.

– Итак, первый вопрос, на который все хотят получить исчерпывающий ответ, это – почему?

– Вообще-то, меня больше волнует вопрос – это надолго? Я сегодня не дообедал, того и гляди в животе забулькает… Боюсь испортить торжественность момента… Хотя, и почему узнать бы не мешало.

– Не боись, не забулькает, – ехидным голосом успокоил Забодалова нареченный Скопом очкарик, – ща у тебя аппетит ва-аще пропадет вместе с желанием острить.

– Да не пугай ты его раньше времени, – махнул рукой Архангельский и коснулся лба Адама указательным пальцем.

И вдруг трава, небо, солнце, шум деревьев и этот человек в белом халате… но ведь это директор, только халат белоснежно белый и тапочек больничных нет… и странное ощущение недавней близости с женщиной, и желание кому-нибудь рассказать об этом, и долгий занудный разговор, и все возрастающая вера в собственные силы – все это превратилось в отчетливые воспоминания, но не о прочитанном или услышанном когда-то, а об очень важном, но почему-то забытом событии собственной жизни. И когда в ушах затихло эхо от последнего «да», Адам посмотрел на внимательно следившего за ним директора и робко спросил:

– Где она?

Было похоже, что вопрос был задан не самый удачный, и Архангельский постарался снять возникшую напряженность:

– Похоже, Адам, вы теперь вспомнили, кто вы такой, и хотите узнать, когда и почему все это началось…

– Где она? – опять робко, но уже более настойчиво произнес Забодалов.

– Да скажите вы ему, а то так и будет на мозги капать, – сказал Скоп обращаясь к директору, но тот отрицательно покачал головой:

– Всему свое время и время каждой встрече под солнцем. Да и не так долго осталось, скоро сам догадается.

Адам уже собрался что-то возразить, но в дверь постучали, и директор, пригладив ладонью волосы, пафосным голосом два раза произнес свое традиционное «прийдите».

– А почему два раза? – шепотом спросил Адам стоявшего рядом Скопа.

– Да это он последнее время компьютер осваивает – привык мышкой два раза кликать… А вот и оппонент пожаловал, – сказал Скоп, когда в комнате появился завхоз психиатрической больницы Александр Леонидович Хотело. – Вторая правая рука, как говорится. Анатомический парадокс, хотя вполне оправданный.

– Оппонент… Это в смысле он будет возражать против чего-то? – поинтересовался Забодалов.

– Не-е-е-е, – ответил Скоп, – он уже отвозражался, теперь он будет стараться голову оторвать.

– А кому? – с детской наивностью поинтересовался Адам.

– Да тебе, конечно, – возмущенный необходимостью давать совершенно очевидные ответы прошептал Скоп и демонстративно повернулся спиной к вошедшему завхозу. Слова про оторвать голову были восприняты Забодаловым в переносном смысле и на фоне общей непонятности ситуации не особо его напугали.

– Итак, теперь все заинтересованные лица присутствуют, и можно приступить к процедуре посвящения, – сказал Архангельский, отвесив поклон директору.

– Жребий брошен, – добавил Хотело и тоже поклонился.

– И это правильно, да будет так! – подытожил директор и почесал свалявшуюся бороду.

– Учитывая то, что Адам хоть личность и незаурядная, но, как всегда, является продуктом своего времени, для большей понятности предлагаю поручить изложение предыстории уважаемому… – Архангельский сделал паузу пытаясь вспомнить какое имя было присвоено очкарику.

– Скопу, – язвительно подсказал ему директор.

– Да, именно Скопу, так как после последней командировки он в совершенстве освоил все тонкости и особенности современного языка.

– Не возражаю, – сказал Хотело, – тем более, что, в отличие от твоих занудных разглагольствований, он сделает это гораздо быстрее.

– Ладно, уговорили, – нисколько не обрадовавшись оказанному доверию, сказал Скоп и положил руку Забодалову на плечо. – Видишь ли, Адам, история эта началась в Эдеме…

– А это далеко?

– Ужас как далеко, и не спрашивай… И было это задолго до того разговора, который иногда всплывает в твоей памяти…

– А давно?

– Ужас как давно, и не спрашивай. И вообще, чего это ты развыступался? Тебе сказали слушать, вот и слушай. В общем, сам акт творения тебе понять не дано, даже не напрягай свою костлявую голову, мозги сломаешь. Лучше подбери из своего скудного словарного запаса какое-нибудь объяснилово типа «скучно стало» или «захотелось вдруг создать что-то этакое»…, или еще что-нибудь, или просто замни для ясности… Ну историю-то эту ты наверняка слышал, про то, что слепили тебя из праха земного и жизнь вдохнули, и стоял ты посреди ботанического сада с таким же, как сейчас, глупым видом, только совершенно голый, и тогда спросил создатель двух своих помощников: «Ну и что, по-вашему, у меня получилось?» А теперь я перейду к содержанию монологов, потому что за многие сотни тысяч раз их пересказов выучил все наизусть.

И ангел с зелеными крылами преклонил колено и произнес: «Вот создано по образу и подобию то, чего не бывало никогда под солнцем, ибо нареченный Адамом несет с собой любовь и благодарность создателю за все сотворенное в первые дни и возможность постигать и восхищаться всем содеянным. И будет теперь каждый день наполнен восторгом и восхвалением дел сотворившего все это. Ибо не было прежде и не будет после существа под солнцем, способного постигнуть и восхититься божественным замыслом. И благословит он день и благословит он ночь и благословит за все Творца и пребудет в счастии».

И ангел с синими крылами преклонил колено и произнес: «Вот создано воистину то, чего не бывало никогда под солнцем, ибо нареченный Адамом явит миру сему все мыслимые прегрешения, начиная с неблагодарности и кончая ложью и предательством. И не восхвалением сотворившего все это наполнит он дни свои и годы, а будет истово искать удовольствия и обретет леность ума от еды и питья, доколе не дано ему будет большего. И полученную в дар возможность выбирать и постигать он будет заглушать послеобеденным храпом, если не перешагнет назначенной черты. Ну а если перешагнет, то мало никому не покажется…»

И так они разругались в итоге, что волос друг у друга понадергали и наставили друг другу синяков. Тогда-то и изрек директор свое историческое решение: «Я отдаю этот мир в ваши руки, чтобы вы боролись в нем за людские сердца. И кто окажется прав в истории человеческой, тот станет вечным царем всех миров, и другой будет служить ему, как мне служит. Но если однажды родится Адам, который сможет вернуться в Эдем и вкусить плод с дерева жизни, то закончится история человеческих времен, и вернется все к своему началу, и встанет он над вами, и будете вы оба служить ему».

И сказал ангел с зелеными крылами: «Мне радостно слышать это, ибо сотворенный по образу и подобию изначально имеет доброту в сердце своем, и счастье мне будет, служить ему».

«Мудрость твоя зашкаливает, – ответил ангел с синими крылами, – но жадность, лень и зависть, которые рождены будут глупостью его, никогда не дадут ему вернуться в Эдем, и я стану вечным правителем сердец человеческих».

«Ну ладно, – грустно сказал директор, – поживем – увидим, – и произнес свое судьбоносное «Да будет так».

Но вся закавыка заключается в том, что ты был не первым существом, которое вышло из-под пера нашего творца. Были еще две попытки, о которых широкой публике неизвестно, так как закончились они полным провалом. После первой попытки получилось то, что вы теперь называете бегемотом, при этом оно сразу залезло в ближайшее болото и вместо того, чтобы благоговейно восторгаться творением, только все критиковало. Ну явно переборщил. Мы сперва подергались малость, но потом махнули на него рукой. Второй раз решил создатель слепить что-нибудь поменьше и попроще. Недоборщил. Получился хомяк. Этот только ел, спал и гадил, притом па-а-астоянно. Ну, а на третий раз главный уже поднаторел в искусстве ваяния и слепил по образу и подобию. С тех пор, кстати, ваше племя норовит все решить с третьего раза, ну или на троих сообразить. В общем, ты третьим будешь. И ведь сперва все катило нормально. Ты по ботсаду шастал, глаза, как положено, на все таращил и кроме «ух ты, клево» и «класс» от тебя никто ничего не слышал. Старик уже возрадовался, успокоился, да и Гаврила ходил гоголем, ни дать ни взять – пророк. И только этот, – Скоп кивнул на завхоза, – ехидно улыбался и талдычил: «Всему свое время». Ну и накаркал, зануда. Постепенно перестал ты восторгаться и офигевать по любому поводу и стал с кислой мордой лежать под пальмой и спрашивать, долго ли осталось до обеда. Но сразу-то наш главный ситуацию не просек. Сначала он разных тварей насотворял, надеялся, что они тебя хоть как-то позабавят. И на первых порах вроде бы полегчало. Опять над Эдемом понеслось долгожданное «ух ты… клево»… Но потом ты связал двум кошкам хвосты, засунул кенгуре в сумку ежика, а про то, что ты сделал с черепахой, я вообще промолчу. И опять старик пошел на уступки и сотворил тебе женщину. И чтобы не повторять хомяко-бегемотских ошибок, сотворил он ее из твоего ребра, пока ты дрых под раскидистым лопухом. И вот тут уже настала пауза подлиньше. Как ты вокруг нее замельтешил, запрыгал, и, слюни счастья распустив, возблагодарил творца! Тут старик наш и смекнул, что вот такой-то ты ему и нужен, и строго-настрого запретил про это, ну, ты понимаешь что, рассказывать. Потому что «это» – штука весьма конкретная, и в итоге все восторги и спасибы достаются совсем не ему. Но время шло, и однажды ты дозрел до того состояния, когда сумел перешагнуть запрет и откусить этой кислятины, которая в итоге прочистила тебе мозги. Ну, и, конечно, всех собак сразу повесили на завхоза, который в широких массах известен как Люцифер. И хоть я к нему никакой симпатии не испытываю и в корне с ним не согласен, должен сказать, что погорячился тогда директор. Это уже много потом, когда в микроскоп догадались посмотреть, поняли, что неотвратимость этого события была заложена в самом акте твоего сотворения. Ведь прах земной – штука многокомпонентная, и кто ее особо рассматривать будет, а тут, сам понимаешь, торжественность момента, все глаза закатили и просто не заметили этого хомяка, который туда-сюда между всеми шмыгал. И ведь что самое ужасное, эта тварь может бежать и серить одновременно. Вот просто конкретно, бежит и серит, бежит и серит… Короче, в процентном отношении говорить не буду, но сотворили тебя из праха земного и частично дерьма того хомяка, что пробегал мимо в тот судьбоносный момент. Ну, а ДНК – штука серьезная и упрямая, с ней назад дороги нет. Конечно, можно было все похерить и начать заново, но у старика свои заморочки. И хотя начальства и законов над ним нет, он сам и то и другое, у него есть принципы. И уж если он что-то начал, то доведет это до логического конца. Потом, конечно, всех порешит и придумает что-нибудь новенькое, но пока все само собой колбасится, он вмешиваться не будет. Это скорей Гаврила с Люфером будут партию на щелбаны разыгрывать. А все шишки на самом деле будут доставаться тебе, ну и мне заодно. Ну вот, ситуацию в общих чертах я тебе описал, а подробности, если понадобится, расскажу по дороге в Эдем, если, конечно, ты согласишься туда пойти.