Кардонийская рулетка

И все уставились на помрачневшего Бабарского.

Отправляясь в большой цивилизованный город, офицеры «Амуша» позаботились о внешнем виде. В меру своего понимания прекрасного, разумеется, позаботились. Бахорец Мерса выбрал элегантный клетчатый костюм спортивного покроя, тончайшая шерсть которого свидетельствовала о кредитоспособности владельца не хуже дорогих часов и золотых украшений. Рослый Хасина предпочел удлиненный энвильский сюртук с вышивкой на груди и спине – некоторая старомодность стиля придавала медикусу внушительный вид, несмотря на комичную форму головы. Чира Бедокур облачился в чистую красную сорочку и повесил на шею три дополнительных амулета от неизвестных напастей, Галилей Квадрига повязал розовый шарфик, и только суперкарго отправился в увольнительную в своем обычном черном костюме (галстук-шнурок прилагается) и с большой наплечной сумкой.

– Да, – подтвердил шифбетрибсмейстер, свысока разглядывая низенького ИХ. – Он у нас есть.

– А вы есть у меня, – тут же отозвался суперкарго. – Только я не знаю, для чего?

– Хватит язвить, месе карабудино, – решительно произнес Хасина.

– Язва еще не дала о себе знать, но я жду приступа с минуты на минуту, – сварливо ответил ИХ. – А от моря тянет простудой, можно его выключить?

– Это океан.

– И чахотка.

– От моря не бывает чахотки.

– Ты сам сказал, что это океан.

– Бардигадиго! – прорычал медикус. – У тебя есть что сказать по делу?

– Если тебя интересуют достопримечательности, то позади нас торчит маяк, справа находится Совет Унигартских Общин, исполняющий завидную роль местного муниципалитета. – Бабарский махнул рукой на довольно простенькое серое здание с двумя башнями. В ту, что ниже, вставлены большие часы, вторая, согласно унигартской традиции, уходила куда-то вверх. – Сегодня вечером там будут чествовать мессера.

– Как же они все там поместятся? – прищурился Галилей.

– Они постараются, – отрезал ИХ. – Рядом с Советом находится собор Святой Марты. – Его шпиль присутствующие олгемены не оставили без внимания, прикоснулись ко лбам пальцами правой руки, едва оказавшись на площади, но теперь вновь повернули головы к храму. – В нем, собственно, она и покоится.

– Чудеса случались? – деловито осведомился Бедокур.

– Сам спрашивай. – Суперкарго посмотрел налево. – Главное здание другой стороны – театр Дагомаро, в котором дает концерты Этель Кажани, сразу за ним – «Гранд-отель Унигарт», в нем остановился мессер, а домик с колоннами – Дворец Конфедерации, в котором пройдут переговоры, если землеройки с волосатиками окончательно не разругаются.

– Кто с кем? – не понял Мерса.

– Приота – зона сельского хозяйствования, поэтому землеройки, – объяснил Бабарский. – На Ушере принято носить бороды, поэтому волосатики.

– Сверхинформативно, – покачал головой медикус. – ИХ, я и не знал, что ты бывал на Кардонии.

– Я сам не знал, – отрывисто ответил Бабарский и поежился: – Это море просто рассадник насморка. У меня кости ноют от радикулита.

– «Амуш» сюда не заходил, – ляпнул Квадрига.

– Три раза транзитом, – уточнил Бедокур.

– Какая у тебя память, – подивился Галилей. И пыхнул трубкой. – Сразу видно – шифбетрибсмейстер.

– Странно, что у тебя она плохая.

– А мне память без надобности, у меня атласы.

– И свуя.

– Не только она… – Астролог повернулся к суперкарго. – Кстати, ИХ, где здесь продают навигационные препараты?

– Я что, криминальный путеводитель? – Бабарский чихнул и шумно высморкался. – Проклятье, мне срочно нужен врач!

Хасина демонстративно отвернулся.

– Ты сам э-э… говорил, что бывал тут, – припомнил Мерса.

– Я сказал, что много где бывал.

– А тут включено в твое много? – осведомился Квадрига.

– Тут выключено.

– Не остроумничай, у меня запас на исходе.

– Смешать тебе раствор, месе карабудино? – предложил Хасина. – Не так давно мне в голову пришел занимательный зеленый рецепт.

– Я не самоубийца, – гордо отказался астролог.

– А ты заставь Альваро опробовать смешенье пред употреблением…

– Мерса, не остроумничай.

Часы на нижней башне Совета пробили три, Бабарский вздрогнул и громким голосом перебил медикуса:

– Слушайте дальше! Местный веселый район находится к востоку от сферопорта и называется Запредельем. Извозчик из центра Унигарта стоит два геллера ассигнациями или один серебром, извозчик из сферопорта обойдется в пятьдесят грошей. Обедать в Запределье не советуют: местная кухня и так не образец для подражания, а уж как готовят в притонах, вы и без меня знаете. С выпивкой на Кардонии полный порядок: очень хвалят пиво, а из крепкого рекомендуют приотскую ячменную бедовку. За спиртным следят строго, поэтому подделывают его крайне редко.

– А я? – поинтересовался Галилей.

– Ты своих по запаху отыщешь, не впервой, – отмахнулся ИХ. – В городе советуют ресторацию «Рыбацкий пирог» – дорогую, для гурманов, и харчевню «Костерок с дымком», где проще, дешевле и вкуснее.

– Так ты здесь бывал? – вновь осведомился алхимик.

– Нет, – отрезал Бабарский.

– Откуда же такие познания?

– Из энциклопедии. Мама была столь добра ко мне, что научила читать.

– ИХ всегда все знает, – хмыкнул Бедокур. – Пора привыкнуть.

– Завтра вечером в «Костерке» случится большой праздник, что-то вроде дня рыбака на туземный лад, который местные всегда подгадывают к выставке. Будет шумно и весело.

– Здесь вроде война назревает, – недоуменно произнес Мерса. – Какой э-э… может быть праздник?

– А еще здесь пройдет выставка, переговоры, выступает Кажани и бегают непонятные террористы, – перечислил Бабарский. – Так что заканчивай обсуждать местные проблемы, у меня от чужих бед всегда изжога делается.

– Так и знал, что не нужно было ехать в центр, ипать-копошить, – пробубнил Квадрига, и повернулся к извозчикам: – Все, я пошел.

– В Запределье?

– В одиночестве.

– У Галилея дела…

– И у меня – тоже, – добавил ИХ, растворяясь в толпе.

– Вы это видели? – Мерса недоуменно посмотрел на оставшихся офицеров. – Они нас бросили.

– Значит, эти человеки не хотят обедать, – пожал плечами медикус. И приятно улыбнулся: – Ну, что, давайте проинспектируем местную кухню?

«Ребята ворчали, говорили, что Унигарт совсем не тянет на главный город планеты, даже такой примитивной, как Кардония, но я думаю, что бурчание возникло исключительно из-за склочности характера отдельных членов команды. А также явного нежелания сидеть в цивилизованном сферопорту, ожидая, когда мессер уладит свои дела.

Помпилио дер Даген Тур отсутствовал полтора года, и экипаж, чего уж там скрывать, надеялся, что возвращение мессера будет отмечено интересным путешествием по дальнему пограничью Герметикона, однако ранение мессера и другие резоны, которыми он с нами не делился, спутали все карты. Одним словом, получилось так, как получилось, чтоб меня в алкагест окунуло.

Что же касается меня, то Унигарт мне скорее понравился. Во всяком случае, здесь было куда веселее, чем в Даген Туре. Во всех смыслах веселее: больше людей, больше денег, больше развлечений, как законных, так и нет, больше энергии. Именно – больше энергии, чтоб меня в алкагест окунуло! С тех пор как я вырвался из сонного Альбурга, мне стали нравиться города с сильной энергетикой, города, которые никогда не спят, города современного стиля. Сначала я удивлялся таким переменам, но вскоре понял, что стряхнул с сапог пыль неспешного прошлого и устремился вперед со скоростью мира. Я стал другим. Я перестал бояться нового и с радостью принимаю перемены. Я тороплюсь жить.

Я задыхался в лингийской провинции.

И потому крикливый Унигарт показался мне одним из самых привлекательных сферопортов Герметикона».

– В какой день срезали гроздья? – строго осведомился Бедокур.

– В пятницу, синьор.

– По местному исчислению?

– Я в таких материях не секу, – признался официант. – Пятница всегда пятница.

– Гм… – Чира многозначительно помолчал. – Ты не ошибаешься?

– Как можно, синьор?

– Мои вопросы лишь на первый взгляд кажутся простыми, – важно произнес Бедокур. – Но уверяю тебя, что точные ответы помогут тебе избежать больших неприятностей. Нормальный человек не должен есть что попало и уж тем более – пить что попало.

– Я понимаю, добрый синьор, – кивнул официант. В его взгляде не было ничего, кроме ошеломительной, с ног сшибающей серьезности. – Виноград срезали в пятницу, до полудня, по утренней росе, на молодом месяце.

Ответ обрушился на Чиру на удивление бойко – кардониец уже понял, что за чудо завернуло в «Рыбацкий пирог», и делал все, чтобы странный клиент остался доволен.

– Надеюсь, работали не девственницы?

– Как можно? – обиделся официант. – Приотские виноградники славятся свободными нравами.

– Это плохо, – кисло поморщился Бедокур. – Свальный грех во время уборки урожая недопустим, поскольку препятствует формированию гармоничной насыщенности и лишает вино должного благородства.

– На Приоте никогда не путали свободу с распущенностью, – молниеносно среагировал официант. – Я имел в виду, что наши девушки рано выходят замуж.

– Так лучше.

Мерса покачал головой и принялся протирать очки. В третий раз подряд протирать, поскольку процедура заказа длилась уже сорок минут и давно превратилась в познавательный этнографический экскурс.

Тщательно выбрав столик и определив свое место за ним (лицом на юго-запад, по правую руку сидит мужчина, имя которого начинается на А), Чира немедленно приступил к допросу, поинтересовавшись у официанта, как именно в местных краях принято лишать жизни бычков? В тот момент кардониец еще не разобрался в ситуации и ответил честно: на бойнях, в порядке общей очереди, подробности привести можно, но они гарантированно испортят добрым синьорам аппетит. Ответил – и тут же попал на развернутую пятнадцатиминутную лекцию о важности соблюдения правил и древних обрядов в современной скотобойной промышленности, сдобренную многочисленными отсылками к традициям народов Герметикона и примерами из богатого личного опыта Бедокура. Это время хитрый Хасина посвятил чтению заблаговременно приобретенной газеты, а вот несчастный Мерса прослушал поучительное выступление до самого конца, неоднократно поклявшись при случае нагадить говорливому шифу по первое число. Сметливому же кардонийцу лекция помогла определиться с линией поведения, и больше официант ошибок не допускал.

Как выяснилось из дальнейшего разговора, приотских гусей умерщвляли с соблюдением стольких положительных ритуалов, что даже Бедокур не смог отыскать в процедуре ничего предосудительного, сложная технология сбора салатных листьев повергла Чиру в восторг, а подробный рассказ о том, как в приотских деревнях отбирают правильные куриные яйца, заставил Хасину отложить газету – инопланетный разум был поражен до самого мозжечка.

– Давили виноград в тот же день? – продолжил допрос шифбетрибсмейстер.

– После полуденного очищающего обряда, – подтвердил официант.

– Совсем как на Хамоке.

– Это на Хамоке, как здесь, у нас, – продемонстрировал похвальный патриотизм кардониец.

С пронесенного мимо подноса восхитительно пахнуло едой. У голодного алхимика потекли слюнки, но он сдержал рвущиеся на свободу ругательства, поскольку следующий диалог оказался венцом процедуры заказа:

– От чего очищаете?

– От ночных шептаний.

Хасина закусил губу, отчаянно борясь с желанием расхохотаться, Мерса оставил очки и с той же целью вцепился рукой в челюсть – и медикус и алхимик прекрасно понимали, что хитрый официант водит Чиру за нос, на ходу изобретая несуществующие традиции, но Бедокур, который никогда не считался дураком, по-прежнему вел разговор предельно серьезно.

– Кто наводит шептания? Местные ведьмы?

– Совершенно верно, синьор.

– Жжете?

– Изгоняем.

– Ну и ладно. Ваши ведьмы, вам и решать, как с ними обращаться. – Бедокур в последний раз посмотрел на винную карту, затем, с некоторым сомнением, на официанта и распорядился: – Принеси бутылочку этого самого, о чем мы говорили, и быстро, а то мои друзья заскучали.

– Сию минуту!

Официант испарился, а Чира наконец-то «вернулся» к спутникам:

– В целом мне здесь нравится. Сегодня нечетное число, я обедаю, сидя лицом на юго-запад, в компании двух друзей и буду есть птицу – день обещает быть удачным.

– Он удачный, потому что у нас увольнительная, – напомнил Хасина. – И впереди много интересного.

– Будем играть или развлекаться? – Чира извлек из поясной сумки черный кубик со зловещими красными иероглифами на гранях, бросил его на стол и осклабился: – Жневский тут зовет за карточный стол.

– Правда? – недоверчиво спросил Мерса.

– Примета верная, – успокоил алхимика шифбетрибсмейстер.

– И много я выиграю, чтоб тебя в алкагест окунуло?

– Будешь желать мне всякого – выиграешь фингал под глазом.

– Обсудим планы на вечер за десертом, я не могу принимать серьезные решения на голодный желудок, – проворчал медикус.

– Ваше вино, синьоры.

Расторопность официанта поражала: он появился, исчез, снова появился, опять исчез, а на столе образовалась бутылка белого, три бокала, корзинка с хлебом и…

– Специальный комплимент от шеф-повара! – Перед Бедокуром возникла малюсенькая тарелочка с гладким черным орешком. – Мистический приотский обычай, добрый синьор! Чтобы трапеза легко вошла и удачно – вышла.

– Чего только не узнаешь, странствуя по Герметикону, – философски произнес Бедокур, смело забрасывая орешек в рот. – Неплохо. Если вам интересно, смахивает на миндаль.

– За новые знания, месе карабудино, – проворчал Хасина, поднимая бокал. – И их удачный выход.

Белое вино, гроздья для которого недевственницы срезали до полудня пятницы, оказалось душистым, чуть сладковатым, идеально сочетающимся с жарой летнего дня.

– Отлично, – прокомментировал Альваро. – Все-таки умеешь ты угадывать вина, Бедокур.

– Я не угадываю, я выбираю, – поправил медикуса Чира. – Если все делать правильно, не забывая о предзнаменованиях и знаках, результат окажется хорошим.

– Да, конечно.

– Кстати, какие знания ты собрался отправить на – выход?

– На выход… – Хасина скривился и кивнул на сложенную газету. – Местные журналисты наперебой обсуждают появление мессера. Спорят, как повлияет он на переговоры, и поливают грязью Лингу. От этих знаний я избавился бы с большим удовольствием.

– Журналисты всегда поливают грязью Лингу. – Бедокур пожал могучими плечами. – При каждом удобном случае. Придурки не понимают, как плохо это отражается на их карме.

Здоровенная лапа шифа выразительно сжалась в невиданных размеров кулак, на который с уважением посмотрел сидящий за соседним столиком толстячок в полосатеньком пиджаке. Толстячок давно не сводил с Чиры масленых глазок, но стеснялся.

– Не все и не всегда, чтоб меня в алкагест окунуло, – уточнил Мерса. – На Бахоре к примеру, к адигенским мирам относятся непредвзято.

– Рано или поздно половину ваших газет купят галаниты, вторую половину – адигены, и слово «непредвзято» навсегда исчезнет из бахорского лексикона, месе карабудино.

– Или уже исчезло, – хмыкнул Чира. – Ты когда в последний раз был на родине?

– Давно, – недовольно ответил алхимик. Он не планировал говорить о себе и попытался сменить тему. – Вы действительно думаете, что мессер решил заняться политикой?

– Раньше ему нравилось играть в интриги, – легко обронил Хасина.

– Иногда, – уточнил Чира.

– А сейчас мессеру необходимо развеяться, отвлечься от печальных мыслей. Я медикус и непредвзятый наблюдатель, я вижу, что мессеру тяжело, он ищет себя.

– Снова?

– Все еще, месе карабудино, – подтвердил Альваро. – Все еще.

– А нам что делать? – наивно осведомился Мерса.

– Помогать, что же еще? – объяснил слегка удивленный медикус. – К тому же, месе карабудино, не только политика позвала мессера на Кардонию. Не будем забывать, что…

– С каких это пор нелюди стали разбираться в человеческих эмоциях? – грубовато перебил Хасину Бедокур.

Алхимик понял, что медикус собрался упомянуть Лилиан, и удивился неожиданной выходке Чиры. А в следующий миг подумал, что лингийцу виднее, и если двухметровый Бедокур запрещает сплетничать о девушке, то лучше не спорить. Хасина, хоть и инопланетянин, рассудил в том же ключе, но выдвинул условие:

– Я иду в уборную, – негромко сообщил он, в упор глядя на шифа. – А когда вернусь, жду твоих извинений. Ты поступил флукадрук.

Поднялся и неспешно направился в глубь зала.

Появившийся на небольшой сцене оркестр – аккордеон, скрипка и рояль – заиграл что-то местное, тягучее и, благодаря Баниру, солоноватое. Толстячок смотрел на Бедокура не стесняясь: уперся подбородком в кулаки и улыбался мечтательно.

– Зачем ты его обидел? – осведомился алхимик.

– Хасину? – Чира рассмеялся. – Мерса, ты ведь сейчас Олли и не должен быть таким наивным. Я не обижал Альваро, я его вовремя остановил, поскольку к некоторым вещам следует относиться с уважением.

– Это значит – молчать?

– Это значит – не трепать языком, чтобы не разбудить ненароком ненужные силы.

– Ваши салаты, синьоры.

– Отлично!

Чересчур затянувшийся заказ и вкусное белое разбудили в алхимике зверский аппетит. Олли радостно схватил со стола приборы, однако был бесцеремонно остановлен.

– Жаль, но мы пока не можем приступить к трапезе, – хладнокровно произнес Бедокур, глядя на Мерсу «со значением».

Этот взгляд знала вся команда. За исключением, наверное, капитана и мессера.

– Почему? – сглотнул Олли.

– Нечетный день, я сижу лицом на юго-запад, но не хватает одного сотрапезника. – Шифбетрибсмейстер весомо улыбнулся. – Надо подождать Альваро.

– Как скажешь. – Голодный алхимик отложил приборы и, раз уж речь зашла о медикусе, поинтересовался: – Ты считаешь Хасину инопланетянином?

Чира оставался единственным офицером «Амуша», с кем Мерса еще не обсудил происхождение Альваро.

Бедокур аккуратно подложил под тарелку с салатом плоский оберег, прошептал короткое заклинание, продемонстрировал толстячку универсальный жест, сопроводив его внушающим взглядом, и только после этого ответил. Вопросом на вопрос:

– Это важно?

– К нему действительно не прилипают пикантные недуги?

– И он действительно не может иметь детей.

– Значит, он инопланетянин?

– Нет, конечно. – Чира снял с левой руки хансейский браслет «ненужных слов» и намотал его на ладонь. Жест означал, что шиф собирается поднять неприятную тему и не хочет, чтобы она имела к нему хоть какое-то отношение. – Я думаю, это Белый Мор.

– Чтоб меня в алкагест окунуло! Альваро – спорки? – изумился Мерса.

– Нет, конечно, – вздохнул Бедокур. – Но я верю, что во многих из нас, или даже в каждом, Белый Мор оставил свой след. Спорки изменились сильно, а мы – чуть-чуть, едва заметно. Но все равно изменились: кто-то больше, кто-то меньше, а кто-то об этом не знает. – Шиф помолчал и закончил: – Тогда столько людей болело, что мы не могли не измениться.

И холодное белое показалось ошарашенному Олли горьким.

Давным-давно, когда Унигарт переживал второе рождение, торопливо превращаясь из пропахшей рыбьими потрохами деревушки в огромный сферопорт, а на кончике Длинного Носа шло строительство всего и сразу, перед кардонийцами встал вопрос: где проводить торжественные церемонии? С массовыми мероприятиями, предназначенными для развлечения простого люда, все было понятно: огромная площадь Конфедерации могла вместить всех желающих, а те, кому не хватило места, веселились на прилегающих улицах. Но где устраивать пышные балы и приемы? Где будет блистать свет? Где?

Театр отпал сразу – слишком уж специфическое у него устройство. Хотели приспособить под развлечения Дворец – название идеально подходило, – но натолкнулись на противодействие чиновников, а после того как в здание, помимо Сената, въехал еще и Верховный Суд Конфедерации, идея заглохла окончательно. Из крупных общественных построек оставался Совет, а поскольку возводить для светских раутов отдельный дом прагматичные кардонийцы сочли неразумным, ему и пришлось отдуваться.

По замыслу архитекторов, почти весь первый этаж Совета занимал Зал Заседаний: полы тильзинского паркета, высокие, в три этажа, окна, мраморные статуи в нишах – Зал производил впечатление, и в нем действительно совещались депутаты Унигартских Общин. Все пятнадцать. Но только в те дни, когда помещение не закрывалось на очередное светское мероприятие. То есть сегодня, к примеру, насущные проблемы сферопорта рассмотрению не подлежали.

– Синьор Альфонсо Богучар с супругой!

Тихий голос из-за спины: «Оптовая торговля зерном. Тридцать процентов рынка. Экспорт в окрестные миры».

– Счастлив познакомиться, командор.

Костюм анданский, стильный до последнего стежка; из украшений только часы и перстень – скромно, учитывая состояние Богучара, и это много говорит о торговце.

– Взаимно.

– Синьор Габриэль Джеймс с супругой!

«Южные железные дороги. Убежденный сторонник Махима».

– Командор дер Даген Тур! Для меня большая честь…

– Рад знакомству.

Кардония всегда, на протяжении всей своей истории, подчеркнуто дистанцировалась от любых атрибутов, имеющих отношение к адигенам, – в этом приотцы и ушерцы были единодушны. «У нас нет аристократов и никогда не будет», – не раз говорили кардонийцы, являясь еще большими демократами, чем галаниты, которые, истребив адигенов, не удержались от введения баронских титулов.

Кардонийцы последовательно отрицали прошлое и тем создавали дипломатическую проблему: здесь, у себя дома, никто из них не стал бы называть Помпилио мессером, как того требовало положение дер Даген Тура. И выйти из ситуации Помпилио мог только одним способом: явиться на прием в белоснежном парадном мундире командора Астрологического флота. Но без орденов, показывая, что надел военную форму без охоты. Расшитую золотом треуголку держал стоящий за спиной хозяина Теодор, а короткий кортик в усыпанных белыми алмазами ножнах покоился на бедре адигена: Помпилио встречал гостей, сидя в инвалидном кресле.

– Вы слышали? Он совсем не может ходить!

– Совершенно?

– Абсолютно! И пытался покончить с собой!

– Какой ужас!

– Синьор Питер Онигеро, сенатор Ушера!

«Близкий друг консула Дагомаро, умен, коварен, в тройке самых богатых кардонийцев».

– Сенатор.

– Командор. – Короткая светлая борода, окружающая толстые губы сибарита, круглые щеки, нос картошкой – в тройке самых богатых? Но ошибка исключена – да, в тройке. – Ваш пример, командор, вдохновил моего младшего сына поступить на службу в Астрологический флот.

– Уверен, из парня выйдет толк.

– Онигеро всегда были крепкими. Как ваши раны?

– Заживают.

– Не хотите посетить архипелаг? На острове Нуанданг есть потрясающие горячие источники, уверен, они будут вам полезны. – Онигеро подошел к знатному гостю одним из последних, специально, чтобы задержаться. Помпилио не возражал. – И вообще летом на Ушере замечательно.

– Поверю на слово.

– Но лучше всего на архипелаге тем, у кого есть надежные друзья.

– Затем и приехал, – произнес адиген в тон сенатору. – Я обожаю заводить новых друзей.

– Посмотрим, – тонко улыбнулся Онигеро. – Посмотрим.

– Астрологический флот?

– Совершенно верно.

– Я догадался по белой форме.

– Вы удивительно наблюдательны, синьор.

– Синьор сенатор, – поправила Дорофеева сопровождающая «наблюдательного» женщина. Ответом ей стала широкая улыбка.

– Какой цеппель? – продолжил сенатор.

– ИР «Пытливый амуш».

– Тот самый?

– Тот самый.

– Хм…

Длинный, как жердь, мужчина в консервативном черном костюме был приотским сенатором Кучиргом. Имени своего он капитану не назвал, но Базза слышал, как их с супругой представляли Помпилио, и счел, что для поддержания непринужденного разговора этого вполне достаточно.

– И каково вам?

– По четвергам скучно.

– Почему по четвергам? – оторопел Кучирг.

– А какие дни недолюбливаете вы?

– Капитан шутит, – рассмеялась пышнотелая супруга сенатора. Смех получился натянутым.

– Я имел в виду: каково вам служить адигену? – уточнил Кучирг.

– Интересно, – не стал скрывать Базза. – Мессер весьма деятельный человек.

– «Мессер», – хмыкнул сенатор. – Впрочем, чего еще от вас ожидать?

– А правда, что вы принадлежите своему адигену душой и телом? – театрально распахнув глаза, поинтересовалась сенатская супруга.

– Здесь шумно, – светски улыбнулся Дорофеев. – Поэтому вы не расслышали, что я служу в Астрологическом флоте.

– Адигенам?

– Герметикону, – уточнил Базза. – Астрологический флот проводит поиск и разведку новых миров, установку Сфер Шкуровича и осуществляет первичную картографию.