(Комментарии к вложениям Гарика Визиря)
– Я до сих пор скучаю по мороженому, – произнес Хаким. Он не отрываясь смотрел на маленький костерок, а фразу сопроводил сентиментальной улыбкой. Как будто вспомнил нечто необыкновенно доброе, мягкое, согревающее даже сейчас, после кошмара Времени Света и всей грязи Зандра. – В некоторых городах его снова делают, но настоящего московского пломбира я, наверное, никогда не попробую. Боюсь, его секрет утерян.
– Мы много чего потеряли, – заметил Визирь. И пыхнул трубкой.
– По чему скучаешь ты?
– По чистоте, – помедлив, ответил комби. – Я часто мыл руки, хотя бы раз в день принимал душ и до сих пор не привык к ощущению грязи. Не люблю его. Оно мне противно. Как запах давно не мытого тела… Моего и… И всех вокруг. Я скучаю по чистоте.
– А я принюхался, – хмыкнул Тредер.
– Знаю.
– Кажется, ты меня только что оскорбил.
– Зандр грязен, – пожал плечами Визирь. – Вода сейчас – огромная ценность, поэтому Зандр грязен. И вонюч. Это надо просто принять.
– Ты принял?
– Да. Но я скучаю.
Путешествие по Рагульским Утёсам заняло двенадцать дней, и Гарик сказал, что получилось хорошо: не так быстро, как бывало обычно, то есть в одиночку, но и не так медленно, как он ожидал, когда его спутниками стали пожилой мужчина и полусумасшедшая девушка. Двенадцать дней по ущельям, узеньким карнизам и перевалам, без тропинок и каких-либо опознавательных знаков на маршруте, руководствуясь лишь памятью и знаниями разведчика.
Утёсы были молодыми горами – их основная часть сформировалась во Время Света, в ходе мощных сдвигов, вызванных ударами тектонического оружия, и потому они не были достаточно изучены. Пройти через Рагульские можно было только пешком, и это обстоятельство делало их надёжным заслоном на пути отмороженных падальщиков Майдабрежья, что тянулось вдоль такого же юного, как сами Утёсы, Зигенского моря. Тяжелейшая дорога не позволяла провести в Весёлый Котёл технику для серьёзного наступления, и зарагульским падлам оставались лишь набеги, которые Баптист отбивал без особого труда.
В конце двенадцатого дня утомительного путешествия они различили в поднявшемся ветре сильный привкус соли – даже Надира промычала что-то невнятное и потыкала пальцами в воздух, – море было совсем рядом. Хаким решил, что надо ускориться, однако Визирь, к его удивлению, приказал разбить лагерь.
– Зачем нам лишняя ночёвка в горах?
– Во-первых, спускаться с Утёсов – то ещё удовольствие, и лучше это делать днём, – объяснил комби. – Во-вторых, к вечеру Шериф накачивается всякой дрянью, и разговаривать с ним бессмысленно: прикажет расстрелять, никто и слова не скажет. Лучше не рисковать.
Спорить Тредер не стал.
Они выбрали площадку, насобирали хвороста – сухие горные кусты неплохо горели, запалили бездымный костерок, поужинали, а после, лениво глядя на догорающие ветки, завели неспешный разговор.
– Можно вопрос?
– Ты не устал спрашивать? – усмехнулся Гарик. – И что изменится, если я не дам разрешения?
– Ничего не изменится, – с улыбкой подтвердил седой. – Всё равно спрошу.
– Вот видишь.
– Я думал, тебя развлекают наши беседы.
– Развлекают, – признал Визирь. – Я много времени провожу в одиночных походах и ценю хороший разговор.
– Или ведёшь его сам с собой.
Комби понял, что имеет в виду Хаким:
– Читал мои комментарии?
– Как самую увлекательную книгу, – с уважением ответил тот. – Ты прекрасно пишешь.
– Образ жизни навевает. – Гарик решил, что ещё одна трубка не помешает, набил её, раскурил и осведомился: – Так о чём ты хотел спросить?
Ожидал какую-нибудь пошлятину, а услышал неожиданное:
– Почему ты ходишь только по аттракционам?
– Не только, – после довольно долгой паузы ответил Гарик, ошарашенный слишком личным вопросом седого.
– Ты редко появляешься в обычных поселениях.
– А ты слишком много обо мне узнал, – пыхнул облаком дыма разведчик. – И мне это не нравится.
– А мне предстояло преодолеть две с лишним тысячи километров, и потому я всерьёз готовился к путешествию, – объяснил Тредер. – Я проложил маршрут, узнал людей, которые смогут помочь преодолеть его, изучил этих людей, чтобы понять, чем нужно платить. – Пауза. – Я не просто собирался в Безнадёгу – я планировал в ней оказаться, несмотря на все возможные препоны. И окажусь. И поэтому мне пришлось много о тебе узнать, Визирь. Извини.
Комби помолчал, переваривая искренний ответ, а затем ответил так, как должно:
– Наверное, на твоём месте я поступил бы так же.
– Спасибо.
– Не за что.
– Извини, если мой вопрос тебя задел.
– Твой вопрос логичен. – Визирь посмотрел на заворожённо разглядывающую огонь Надиру и закончил: – Я отвечу.
– Буду рад.
– Но потом ты так же искренно ответишь на мой вопрос.
– Договорились, – кивнул седой. – Так почему ты ходишь только по аттракционам?
– Они честные.
– То есть? – Такого ответа Хаким явно не ожидал.
Разведчик, поняв, что разговор затевается долгий, привстал, подбросил в костёр несколько веток, вернулся к спальнику и продолжил:
– После войны в нас появилось много зла. Мы стараемся быть добрыми, но получается не у всех и не всегда. Жизнь жестока, и потому каждое поселение – закрытая крепость, в которой доверяют только своим. Люди делают вид, что хотят восстановить нормальное общество, но все новые законы и все новые суды защищают исключительно своих. Люди запретили рабство, но платят батракам так мало, что те почти не отличаются от рабов. Люди провозгласили, что выжившие – величайшая ценность, но отворачиваются, когда рядом с ними умирают от голода. И это только часть… Только часть лжи, которой пронизаны поселения Зандра. Я не корю людей, я понимаю, что Зандр жесток и выжить в нем трудно. Но я не люблю лицемерия.
– И выбрал бандитов? – криво усмехнулся Тредер.
– Они не скрывают свою звериную суть, не прикидываются честными.