Девочка с куклами

Голос её не был уверенным.

Голос её дрожал.

Той же ночью

На бульваре…

По которому они изредка прогуливались с Криденс. Медленно, потому что вместе. Держась за руки, потому что невозможно не держаться, не получается не держаться, когда вместе. От Петровки прогуливались, туда, где некогда располагался красивейший Страстной монастырь, пред которым, со стороны Тверского бульвара, стоял бронзовый, склонивший голову Пушкин. Потом возвращались… или шли по бульварам дальше, до Арбата; или поворачивали к набережной; или уходили в узкие московские переулки. Вместе…

Сейчас Вербин шёл по бульвару один. Не быстрым, деловым шагом, но и не медлил, на ходу раздумывая, куда пойти: домой или в «Небеса»? У обоих вариантов были недостатки: дома скучно и, кажется, нечего есть; в баре шумно и придётся задержаться минимум до часа ночи. Дома можно отдохнуть, в «Небесах» точно накормят.

«Может, купить что-нибудь домой?»

А в следующий миг Вербин услышал:

– Молодой человек!

Понял, что фраза обращена к нему, остановился и посмотрел на старика, сидящего на лавочке.

– Добрый вечер.

– Скорее, доброй ночи, – улыбнулся тот. Лет семьдесят, может, больше, но не дряхлый – подтянутый, не сгорбленный, с короткими, абсолютно седыми волосами, зачёсанными на пробор, он был одет в чёрное пальто, перчатки, брюки и ботинки. И держал на коленях раскрытый журнал.

«Интересно, что он видит в такой темноте?»

Ближайший фонарь не давал достаточно света, тем более для чтения старыми глазами.

– Простите за нескромный вопрос: вы курите?

– Да, сейчас… – Вербин полез за сигаретами.

– Нет, нет, вы неправильно меня поняли, – поспешил объясниться старик. – Вы не могли бы покурить, сидя на лавочке? Если не торопитесь, конечно.

– Зачем? – не понял Феликс.

– Мне уже нельзя… по разным причинам… Однако мне доставляет удовольствие, когда курят рядом. Сейчас же, как видите, людей почти нет, обратиться не к кому, вот я и решил вас потревожить.

Не «почти нет», а никого нет – поздний вечер прогнал с бульвара любителей прогулок, а редкие прохожие предпочитали тротуары.

– Минут двадцать назад проходили молодые люди, но они сидят на химии, законной, конечно, но абсолютной синтетике, от табака отказались, а мне противно вдыхать то, что они курят.

– Понимаю, – пробормотал Феликс. А в следующее мгновение удивлённо уточнил: – Двадцать минут? Вы так давно здесь сидите?

– На самом деле, дольше.

– Не замёрзли?

– Мне редко бывает холодно. – Старик раскрыл золотой портсигар и протянул Вербину. – Если вас не затруднит… Они, конечно, тянутся чуть дольше, зато ароматные.

– Как скажете. – Вербин устроился на лавочке рядом и раскурил сигариллу. Он их не любил, но не видел причин отказывать незнакомцу в просьбе.

– Анатолий Евгеньевич, – произнёс старик, словно прочитав мысли Вербина.

– Очень приятно. Феликс.

– Редкое имя.

– Спасибо родителям.

Сигарилла оказалась отличного качества и очень ароматной.

– Под каким именем крестили? Извините, если вопрос неуместен.

– Под этим и крестили.

– Точно… в православии есть имя Феликс. Забыл… – Старик сделал жест рукой. – Извините. Неловко получилось.

– Ничего страшного.

– Привыкли?

– Перестал обращать внимание.

– Мало кто знает, что у вас каноническое имя?

– Мало кто спрашивает, под каким именем меня крестили.

– Вас это смущает?

– Мне безразлично.

– Но мой вопрос вас… – Старик намеренно сделал паузу, глядя Феликсу в глаза, а когда понял, что молчание затягивается, с улыбкой поинтересовался: – Не поможете?

– Вы знаете, что хотите сказать, – ровным голосом ответил Вербин.

– Верно, – не стал скрывать старик. – Кем вы работаете?

– Я полицейский.

– Чувствуется.

– В хорошем смысле или плохом?

– Просто – чувствуется. А цвет у вас будет такой, какой вы сами себе выберете.

– Чёрный или белый?

– Ну, не радужный же… – Старик помолчал, после чего вернулся к предыдущему вопросу: – Мой вопрос вам понравился.